Шапи Казиев - Крах тирана
– О я несчастный! – простонал Лала-баши, без сил опускаясь на постель. Все еще не веря в худшее, он сдернул с пола ковер и увидел, что плита явно была вынута, а затем возвращена на место.
– Измена! – завопил Лала-баши что было мочи. – Она исчезла!
Во дворце началась суматоха, по коридорам загрохотали сапоги стражников, заголосили перепуганные женщины. А плачущий от страха Лала-баши торопливо допивал то, что осталось в злосчастном кувшине с лимонной водой. Он знал, что часы его сочтены, и надеялся, что в бесчувственном состоянии умирать будет не так страшно.
Когда в покои Фирузы явился взбешенный Надир-шах, плита была уже снята, а под ней зиял темный подземный проход.
– Ее похитили! – заключил визирь.
– Найти! – взревел Надир-шах. – Догнать! Содрать шкуру и вырвать сердце! А девчонку привести ко мне! Я покажу ей, что бывает, когда терпение владыки достигает предела!
Беглецы осторожно пробирались вдоль древней стены, пока не наткнулись на родник. Кругом все было тихо, и Муса-Гаджи решил сделать остановку. Он бережно снял с коня Фирузу, развернул бурку и плеснул ей на лицо пригоршню ключевой воды.
Фируза встрепенулась, удивленно заморгала и вдруг бросилась на Мусу-Гаджи с кинжалом в руке. Он едва успел схватить ее руку.
– Фируза! – прошептал он.
– Отпусти меня, негодяй! – извивалась Фируза, пытаясь вырваться.
– Это же я, Муса-Гаджи! – тихо сказал Муса-Гаджи, не отпуская ее руку, все еще сжимавшую рукоять кинжала.
– Муса-Гаджи? – удивленно произнесла Фируза, всматриваясь в его лицо.
Он изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Муса-Гаджи был теперь взрослым мужчиной с курчавой бородой.
– Не узнаешь? – улыбнулся Муса-Гаджи.
Фируза узнала его голос, его глаза, и сердце ее радостно забилось. Это был ее Муса-Гаджи, о котором она мечтала бессонными ночами и ждала будто целую вечность.
– Муса-Гаджи! – прошептала она, и по лицу ее побежали слезы. – Муса… Как ты меня нашел?
– Прости, что не смог сделать это раньше, – ответил Муса-Гаджи.
– А я чуть не убила тебя, – улыбалась Фируза.
– Ничего, – улыбнулся в ответ Муса-Гаджи. – Меня уже много раз пытались убить. Я привык.
– Этот кинжал… – опустила глаза Фируза. – Он предназначался для Надир-шаха.
– Я это понял, – кивал Муса-Гаджи. – Кинжал никогда не помешает.
– А мой отец? – спросила Фируза. – Он жив?
– Он ждет тебя в Согратле, – ответил Муса-Гаджи.
– А это кто? – Фируза показала глазами на спутника Мусы-Гаджи.
– Ширали, мой друг – оглянулся на приятеля Муса-Гаджи. – Считай, что он твой брат перед Аллахом, ибо он касался тебя, когда помогал мне тебя увозить.
– Увозить? – Фируза только теперь начала осознавать, что произошло. – Где мы?
– Еще в Дербенте, – сказал Муса-Гаджи. – Но чем скорее мы его покинем, тем будет лучше.
Будто в подтверждение его слов со стороны дворца затрещали выстрелы и забили тревожные барабаны.
– Скорей! – торопил Ширали. – Еще успеете наговориться!
Свой посох со змеей он спрятал в зарослях, шепнув змейке:
– Я еще вернусь. А если не вернусь – живи по своей воле.
Муса-Гаджи накинул на Фирузу бурку, нахлобучил папаху и помог сесть на коня.
– Езжайте за мной! – сказал Муса-Гаджи, взбираясь на слона. – Не отставайте!
Подбадриваемый Мусой-Гаджи, слон ринулся вперед, а следом устремились Фируза и Ширали.
Глава 68
Стражники и вся личная охрана шаха были брошены на поимку беглянки и тех, кто устроил этот возмутительный побег. По всему Дербенту забили барабаны. Всадники с факелами осматривали все закоулки, сарбазы врывались в дома и переворачивали все вверх дном.
Ворота Дербента велено было наглухо закрыть, всех входящих и выходящих арестовывать для пристрастных допросов.
Когда строгий приказ достиг охраны ворот Даш-капы, стражники не придали ему особого значения. Ворота и так были закрыты, как это делалось каждую ночь. А всовывать в петли тяжелый железный засов им было лень. Достаточно было огромного замка и их самих, которые играли в нарды под сводами запертых ворот. Они были уверены, что тут и мышь не проскользнет. Но вместо мыши появился слон.
Из темноты возникло чудовище с огромными бивнями и ринулось прямо на ворота. Стражники едва успели разбежаться, как старые ворота были разнесены в щепки. Не дав опомниться охране, в образовавшуюся брешь проскочило двое всадников, и запоздалые выстрелы уже не могли их вернуть.
Об этом стало известно, и оказавшийся неподалеку конный отряд шахской гвардии ринулся вслед за беглецами. У них были отличные кони, в небе висела яркая луна, и преследователи скоро заметили беглецов.
Когда над головами засвистели пули и стрелы каджаров, Муса-Гаджи понял, что от этой погони им уйти не удастся. Достигнув рощи, через которую проходила узкая дорога, Муса-Гаджи пропустил вперед Фирузу с Ширали и повернул слона обратно.
– Куда ты? – окликнул его Ширали.
– Попробую их задержать, – ответил Муса-Гаджи.
– Не оставляй меня! – взмолилась Фируза. – Я не поеду без тебя!
– Уходите в горы, – велел им Муса-Гаджи. – В Андалал!
– Я не знаю дороги, – кружил на месте Ширали.
– Фируза покажет, и люди подскажут, – кричал в ответ Муса-Гаджи. – Поспешите!
Стрела вонзилась в хобот слона. Тот жалобно заревел. Муса-Гаджи вырвал стрелу и стегнул ею коня Фирузы.
– Гоните! Скорее!
Фируза не трогалась с места. Тогда Ширали схватил ее уздечку и потянул ее за собой, пришпоривая своего коня.
Шахские гвардейцы влетели в рощу на всем скаку, и тут навстречу им ринулся слон. Он поднимал коней своими бивнями и топтал упавших на землю всадников. А Муса-Гаджи, вырвав у поверженного каджара лук и колчан, метал стрелы в мчавшихся навстречу врагов. В ответ взвилась туча других стрел, и одна из них впилась в руку Мусы-Гаджи. Он попытался ее вырвать, но другая стрела ранила его в ногу. А затем его оглушил топор, брошенный одним из шахских всадников. Муса-Гаджи упал на куст кизила и медленно сполз на землю, истекая кровью. Сарбазы хотели схватить его, однако слон, израненный десятками стрел и пуль, все еще защищал хозяина, круша окружавших его врагов. В конце концов его огромное тело упало рядом с Мусой-Гаджи, и только из хобота продолжал выходить кровавый пар, пока слон оставался жив.
Обозленные тем, что упустили главную цель погони, каджары связали раненого Мусу-Гаджи и повезли его к своему повелителю.
Несчастный Лала-баши, грозный глава шахского гарема, перед которым заискивали высшие сановники двора, валялся в ногах у своего повелителя, моля о пощаде. Молил он слезливо и невнятно, потому что зелье уже начало действовать.
– Я не виновен, о мой повелитель! – бормотал Лала-баши. – Эта девушка – не девушка. Это была Гуль, злой оборотень, который очаровывает людей и похищает их разум! Слава Аллаху, что мы избавились от этой ведьмы! Она хотела погубить ваше величество!..
Сожалея, что евнуха нельзя оскопить дважды, Надир-шах наступил ногой на горло Лала-баши и собрался собственноручно выколоть ему глаза, приговаривая:
– Такому евнуху глаза ни к чему. А мне ни к чему слепой евнух.
Лала-баши взревел от страха, пытаясь закрыть глаза руками.
– Лучше вырвем ему язык, – смилостивился Надир-шах. – Не станет болтать лишнего. Немой евнух лучше слепого.
Слуги оторвали руки Лала-баши от лица, еще один щипцами вытянул язык евнуха, и палач привычным движением отрезал его.
Потерявшего сознание, истекающего кровью Лала-баши выбросили из дворца, как грязную ветошь. Впереди его ждала незавидная участь – он пополнил толпу нищих калек, просивших милостыню у мечетей и на базарах.
Служанку, проспавшую похищение, отдали сарбазам, а потом продали на базаре.
Стражников дворца били плетьми, пока половина из них не испустила дух. Остальных бросили в зинданы, чтобы потом определить в особые части пехоты, посылаемые впереди войска на верную смерть.
Обитательниц гарема отправили обратно в цитадель, чтобы, наблюдая ежедневные казни и расправы, они видели, что ждет тех, кто попытается последовать примеру коварной беглянки. А на их место Надир-шах приказал привезти из Персии своих жен и остальную часть гарема по главе с евнухом-эфиопом.
Расследование показало, что похищение не обошлось без особого зелья. И шах заподозрил, что к делу может быть причастен Сен-Жермен. Но в его склянках ничего похожего обнаружено не было. К строительству дворца тоже трудно было придраться, ведь с подземной частью велено было не спешить, а потому основание дворца было устроено как обычно. И все же Надир-шах едва сдерживал себя, чтобы не отрубить французу голову, пусть он был даже и невиновен. Но визирь напомнил о заслугах Сен-Жермена и о том, что француз еще может пригодиться, когда великий шах-мирозавоеватель примется за Европу. Да и эликсир бессмертия, новую порцию которого Сен-Жермен приготовлял каждую неделю, не был лишним в предстоящей большой войне с горцами.
