Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Потемкин, не имея более возможность видеть Екатерину наедине, несмотря на то, что знал: она занята родами своей невестки, все равно злился и не находил себе места. Дабы излить свое недовольство, он все время писал Екатерине колкости, задевая ее самолюбие.
Он дерзко писал:
«Вы изволили мне приказать: “такого-то смотреть сквозь пальцы”. Я, Всемилостивейшая Государыня, где смотрю, там смотрю не сквозь пальцы. Отступаюсь же там, где у меня вырвутся из пальцев. Но, когда бы перестали мои способности или охота, то можно избрать лутчего, нежели я, на что я со всей охотой согласен».
Екатерина, сдерживая себя, ответила на его же цыдульке:
«Я колобродным пересказам не причиною. Я никогда не сказывала, что “такого-то смотреть сквозь пальцев”, а сказывала: “такого-то несмотрение”. И того я говорила на щет Толстого, ибо непростительно ему полк или, лутче сказать, солдат толикое число оставить без нижнего платья. Я столько смыслу имею, что подполковник не может быть каптенармус».
Он паки писал дерзости. Она, едва сдерживаясь ответствовала:
«Естьли Вы удовольствия не находите в беспрестанной со мною быть ссоре, естьли есть в Вас искра малейшей любви, то прошу Вас убавить несколько спыльчивости Ваши, выслушав иногда и мои речи, не горячась. Я от самой пятницы, выключая вчерашний день, несказанное терплю безпокойствие. Естьли покой мой Вам дорог, зделайте милость, перестаньте ворчать и дайте место чувствам, спокойствием и тишиной совокупленные, и кои, следовательно, приятнее быть могут, нежели теперешнее состоянье.
Я, право, человек такой, который не токмо ласковые слова и обхожденье любит, но и лицо ласковое. А из пасмурности часто сему противное выходит. В ожиданьи действия сего письма по воле Вашей, однако же, пребываю в надежде доброй, без которой и я, как и прочие люди, жить не могла».
«Ах, каковая она добрая и великодушная, токмо толку ему от оного никакого нет», – думал, уставясь одним глазом в темноту и зло улыбаясь, граф Потемкин. Он паки написал ей письмо полное уколов и дерзостей.
«Monsieur, – писала она ему в ответ, – пророчество мое сбылось. Неуместность употребления приобретенной Вами поверхности причиняет мне вред, а Вас отдаляет от ваших желаний. И так, прошу для Бога не пользоваться моей к Вам страстью, но выслушать ко времяни и к случаю мои резоны, кои, право, основаны не на пустых отговорках.
Теперь не могу ответствовать ни за четверг, ни за пятницу, ниже за воскресенье. Я знаю, что ты все сие за пустошь, за лукавство примешь, но оно самое истинное. Ну хотя единожды послушай меня, хотя бы для того, чтоб я сказать могла, что слушайся. Прощай, миленький, люблю тебя чрезвычайно и очень грустна, а впрочем здорова, да ночь была крута».
Потемкин более не стал писать. Пора и остановиться, знать Екатерина сидит с невесткой, а та никак не разродится. Помимо всего, как лицу государственному, ему надобно было думать о развлечениях принца Генриха.
На пятый день мучений Великая княгиня Наталья Алексеевна скончалась. Павел Петрович рвал на себе волосы, кидался на всех, готов был всех убить, беспрерывно плакал, стоя на коленях перед бездыханной женой, и не хотел поверить, что она умерла.
Екатерина была шокинирована от таковой реакции сына. Успокоить его не было никакого способа. Князь Григорий Григорьевич посоветовал ей проверить личные бумаги усопшей. Через несколько часов истерик Великого князя Екатерина решила пройти в покои усопшей. Отворив в ее спальне все шкафчики, она в скорости обнаружила в потайном отделении стопку писем. Они были, как она и предполагала, от графа Андрея Разумовского. Направившись с ними в свой кабинет, Екатерина просмотрела их: письма полностью компрометировали Великую княгиню. Недолго думая, дабы успокоить сына, она вручила их ему:
– Посмотри, стоит ли тебе так убиваться, сам убедись, – подавляя в себе жалость, строго велела она ему.
– Что это? Ничего я не собираюсь читать! – выкрикнул, плачущий Павел Петрович.
– Это тайная переписка твоей покойной жены, – соболезнующее молвила она.
Более ничего не сказав, Екатерина вышла.
* * *
Через три дня по прибытии принца Генриха, Потемкин представил ему унтер-офицеров лейб-гвардии Преображенского полка в богатых уборах, а также офицеров лейб-гусарского эскадрона и казачьих команд. Все, на подбор, огромного роста, молодые красавцы, произвели на принца должное впечатление. Уходя вместе с Потемкиным с плаца, он несколько раз оглянулся на них.
Генрих провел с князем Потемкиным весь день, ведя переговоры по поручению короля, направленные на продление русско-прусского союза. Сам весьма умный и рассудительный, брат Фридриха Второго был явно поражен редким умом и обаянием князя Потемкина и предрек ему большое будущее, тем самым весьма удивив его, понеже князь, доподлинно, не думал, что можно добиться более того, что он уже достиг.
Потемкин, рассмеявшись, посмотрел своим единственным глазом на него в упор:
– Почем вы знаете, принц, о моем будущем?
Генрих, ничуть не смущаясь, ответил:
– Тут и знать ничего не надо! Никогда не поверю, чтобы мудрая императрица Екатерина в полной мере не воспользовалась вашими приватными способностями, тем паче, что у вас не паханное поле для вашей деятельности на юге страны.
Улыбка сошла с лица Светлейшего князя: мысль оного коротенького противу него человека, была несоизмеримо большего размера, чем тот мог себе представить. А и в самом деле, не направить ли ему свои таланты, мечущуюся без достойного дела энергию на развитие новых пределов страны на благо своего отечества? Князь Григорий Александрович крепко задумался. Расстались они искренними друзьями.
Записки императрицы:
Мне доложили, что в честь моего посещения Полотняного Завода, Афанасий Абрамович Гончаров изволил заказать в Берлине бронзовую мою статую высотой свыше трех метров. Смешной старик! Кстати, лихой атаман Юрас, сказывают, уплыл по Оке вглубь России и стал монахом.
Свелейший князь Потемкин весьма положительно отозвался о принце Генрихе.
* * *
Когда тридцатипятилетний Григорий Потемкин увидел свою старшую племянницу Александру Васильевну Энгельгардт, он был поражен
