Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий
– Это как? – нахмурился Юи, вкладывая свой иззубренный в поединке с ожившей вещью меч в ножны.
– Это грех, – негромко произнес господин Сатаке.
– Я этого не понимаю, – ответил Юи. – Это замечательный, благородный исход. Где тут место для греха?
– Главное, что я это понимаю, – ровно произнес господин Сатаке. – И этого достаточно. Я не могу попасть в руки Ставки живым. Я не могу попасть живым в руки похитителей родословных. Я должен умереть. И тому должно быть надежное доказательство, чтобы они оставили меня и мою семью в покое. Вам придется убить меня, Юи, отнесите мою голову правительственным войскам. Если получите за это награду, не отказывайтесь. Хасубэй, доберешься до дома и все расскажешь отцу…
– Я этого не сделаю, – со спокойной, не преодолимой ничем решимостью сказал Юи.
– Тогда это придется делать старику Хасубэю, – улыбнулся господин Сатаке. – А у него руки слабые.
– Ну, у него есть пистолет, – подумав, заметил Юи.
Хасубэй долго и тщательно заряжал свой пистолет, сыпал в восьмигранный ствол пороховую мякоть из рога, дрожащей рукой забивал деревянным шомполом замотанный в обрывок ткани увесистый шарик свинцовой пули.
Потом старик долго раздувал фитиль. Потом мялся, отойдя на пару шагов от господина с поднятым к небу пистолетом в согнутой руке.
– Нет, – произнес наконец Хасубэй, опуская пистолет. – Я не могу. Простите, господин.
– Ради Бога, – тоскливо отозвался господин Сатаке. – Это же смешно. Смешно… Смешно.
Но никто не смеялся.
– Давайте, чертовы изгои, сделайте что-нибудь! – тихо прорычал господин Сатаке. – Убейте меня.
– Не нужно нас оскорблять, господин, – тихо ответил Юи. – Наше почтение к вам слишком велико.
Господин Сатаке с помертвевшим лицом упал на колени, сцепил руки в замок перед лицом и начал истошно молиться на непонятном безжизненном языке южных варваров. Затем, с усилием расцепив руки, припал к земле, распахнул кимоно на груди и содрал с себя повязку.
– Я плохой христианин, – в отчаянии прошептал господин Сатаке; запустив дрожащие пальцы в рану, он с воем и влажным треском разодрал ее. Юи и Хасубэй с ужасом следили за его самоистязанием.
Хасубэй, не выдержав воплей страдающего животного, дрожащими губами раздул тлеющий фитиль на змеино изогнутом замке своего пистолета, дрожащей рукой направил пистолет и выстрелил куда-то в содрогающееся тело господина Сатаке, вызвав еще один бессмысленный вопль и поток крови из раздробленной лопатки.
Юи, скрипнув зубами, решительно вынул из-за пояса короткий нож танто, когда-то принадлежавший его отцу, подошел, нагнулся над страдальцем и перепилил тому горло.
Потом, пока Сатаке отходил, Юи сидел рядом с рыдающим Хасубэем и бездумно оттирал руки от липкой крови.
Где-то там, за серыми тучами, солнце перевалило за полдень.
– Давай, – произнес Юи. – Нужно отдать его голову правительству.
Они встали и пошли к остывающему телу…
Когда они закончили, высыпали землю из горшка с надписью «Долголетие» и положили в него отрезанную голову.
Помолчали, прежде чем расстаться.
– Удачи тебе, старик Хасубэй, – произнес Юи. – Доберешься один до побережья?
– Не сомневайся. Куклы меня прокормят и обо мне позаботятся. Сделаю из этой истории представление.
– Не вздумай сделать с меня куклу, – нахмурившись, бросил Юи, вспомнив марионетку-воина в ящике за спиной старика.
Старик только засмеялся на прощание, тихо и печально:
– Не потрать всю награду разом.
Повернулся и побрел по мокрой дороге вниз к морю, согнутый тяжестью своего ящика.
Юи взял под мышку узелок с горшком внутри, повернулся и пошел вверх в горы к перевалу на замок Хара, где уже месяц после последнего штурма стояли войска Ставки, вылавливая по всей округе последних беглецов.
Так они и расстались и не встречались больше.
И кукольного представления такого Юи никогда не встречал.
* * *
Ветер выл над горами, раскачивая ветви хрупких деревьев, пока Юи, удерживая шляпу на голове, с ношей в другой руке, шел к перекрестку, на котором его ждали молчаливые всадники в доспехах под белыми знаменами с гербом сёгуна.
– Кого я вижу! – восхитился Мацувака Генрюсай, когда Юи приблизился к его лошади. – Это же наш головорез, претендент на высокое место в моей свите, самолично! Что там у тебя? Ну-ка покажи! Ого! Да это же голова Сатаке! Оказывается, безродный тоже может на что-то сгодиться! Где ты нашел его?
– На постоялом дворе, ниже по дороге.
– Убил его, пока он спал, а? – Генрюсай хлопнул рукой в латной перчатке себя по бедру в ярком узорчатом хакама и был очень собой доволен.
– Мне сказали, я получу за нее награду, – угрюмо произнес Юи.
– Это мы еще посмотрим. Эй, вы там! Суньте эту голову в соль, пока не протухла! Сегодня все-таки удачный день! О! Смотрите, кто еще сюда едет!
Снизу по дороге вверх по склону медленно приближались усталые всадники на утомленных лошадях. Промокшие знамена за их спинами липли к доспехам.
Их начальник, молодой человек с открытым лицом под козырьком шлема, окинул встречных быстрым взглядом и негромко произнес:
– Что происходит, Генрюсай?
– Я нашел Сатаке! – довольно воскликнул Генрюсай. – Все как я и думал!
– Не двигаясь с места? – мрачно удивился молодой человек.
– Гора не движется. Все движется к горе, – заржал Генрюсай. – Вот его голова. А вы так и плутали всю ночь по горным дорогам, господин садовод?
– Садовник, прошу вас, почтенный Генрюсай. Садовник. Наш путь был запутан и туманен. Нас словно морочил тануки, все никак не могли попасть в одно место у реки…
– Ну, на следующей войне вам обязательно повезет!
– Когда она еще будет. Если будет.
– Будет! Обязательно будет! Я только вошел во вкус! Эй вы! Все за мной! Движемся в лагерь! Меня ждут почет и награда! Какой же все-таки отличный сегодня день!
Цепочка всадников, в конце которой месил грязь соломенными сандалиями Юи, растянувшись по дороге, медленно двинулась через близкий перевал.
Молодой человек, Садовник, за которым следовал молодой измотанный дорогой пехотинец, почти падающий с ног под тяжестью оружейного ящика, оглянулся в седле на Юи и окинул его метким быстрым взглядом.
В лагере Генрюсай сразу окунулся в приготовления к торжественному бундори – демонстрации вышестоящему начальству захваченной вражеской головы, и Юи внезапно оказался предоставленным самому себе.
Он вышел из лагеря и медленно поднялся на стену замка. Со стены было видно суровое зимнее море в белых барашках волн. Месяц назад в этом море качался огромный черный корабль южных варваров и расстреливал стены замка из пушек. А потом войска сёгуната под бой барабанов и рев
