Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
И, казалось бы, судьба им благоволила. Ушедшие с Комельских вскоре нашли ещё несколько понтонов, видимо, оставленных после переправы при наступлении. А прапорщик принёс целые выломанные заплоты. К утру начали переправу. Но противник и тут оказался хитрее! Очевидно, за готовящейся переправой наблюдала разведка красных, и большевистское командование умышленно их не преследуя, дало возможность погрузиться на плавсредства и начать переправу.
А дальше всё произошло, как в позже написанной Твардовским известной поэме, видимо, актуальной для всех войн:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда.
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, —
Ни приметы, ни следа[52].
И началось. С берега, с которого переправлялись белые солдаты, ударили на картечь хорошо замаскированные орудия противника.
И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны – в ряд.
Густо было там народу,
Наших стриженых ребят…
И увиделось впервые, не забудется оно:
Люди тёплые, живые, шли на дно, на дно, на дно…
Под огнём неразбериха —
Где свои, где кто, где связь?
Только скоро стало тихо, —
Переправа сорвалась[53].
…Немногим удалось достичь противоположного берега. Потери той трагической переправы составили около двухсот человек убитыми и пропавшими без вести. Но и на том берегу, вблизи деревни Дмитровки, шёл бой. Противник не ограничился только окружением на левом берегу. На правый берег, в глубь тыла противника был высажен десант, который отвлёк на себя все подготовленные для левого берега резервы.
Василий не без труда отыскал штаб полка. Усталый, с опухшими от недосыпа глазами капитан Мохов, временно исполняющий должность командира полка, угрюмо выслушав его, сказал:
– Хреново наши дела, очень хреново! Сильно пострадал второй батальон, от четырёх рот осталось едва ли полторы сотни, да и сам командир батальона пропал без вести. Первому тоже досталось, тяжело ранен комбат капитан Кожин. Ваш на фоне первых двух выглядит лучше, но опять-таки: где ваш командир батальона?! Тебе за то, что вывел роту, большое спасибо! Буду писать на тебя представление в следующий чин. «Анну» «За храбрость», считай, уже имеешь! Отдохни пока, а чуть позже к командиру бригады пойдём.
* * *
Командир батальона Михаил Корнилович Саенко, о котором спрашивал капитан Мохов, как говорится, родился в рубашке. А что такое эта самая «рубашка» на войне? Удача, фарт, сильный Ангел Хранитель – или верные сослуживцы, которые прикроют тебя и выручат из любой передряги…
После того как батальон Саенко рассыпался на мелкие группы и начал выходить к реке, сам командир, пробираясь с десятком солдат, включая своего вестового Андрея Курьяна, на одном из привалов внезапно был окружён. В скоротечной перестрелке почти все бойцы его группы были убиты или тяжело ранены. Ранен был и сам капитан. Уцелели лишь два солдата – Андрей Курьян да стрелок по фамилии Быков. Саенко был ранен не очень тяжело, пуля прошла плечо навылет. И поэтому красный командир не откладывая решил допросить последнего, так как момент был кульминационно важен. Наступавшая белая воинская часть внезапно разом исчезла, видимо почувствовав свою скорую гибель…
– Что, господин офицер? Спета ваша песенка! Переходили бы к нам! Я ведь тоже в прошлом офицер, а сейчас вон мне батальон доверили, твёрдый оклад платят, семья сытая, обогретая, в Вятке живёт!
– А пошёл ты со своим окладом! – смачно выругался Саенко.
– Нехорошо, капитан! Вы в моих руках! И вы проигрываете! Бежали сейчас к реке, наверное… так хоть бы погоны сняли, чтобы среди солдат затеряться! Глядишь, если добрый для солдат офицер, так может быть, и не выдали бы! Всё ж бы…
Красный командир не договорил. Саенко прервал его:
– С меня твои товарищи в семнадцатом не смогли силой погоны снять, а ты хочешь, чтоб я их добровольно снял?
И смачный плевок залепил лицо краскома.
Тот утёрся рукавом гимнастёрки и позвал трёх красноармейцев:
– Этот все равно нам больше ничего не скажет! В расход! Эх, сам бы шлёпнул эту белую гадину, да расстрельных навыков нет!
– Ничего, товарищ командир, вот повоюете с нами, и навыки у вас обязательно появятся! – как показалось Саенко, с издёвкой крикнул красному командиру один из красноармейцев.
Тут к расстрельной команде подошли обезоруженные Курьян и Быков. Похоже, после пленения красные уже зачислили их в свои ряды. 1918 год, когда воевали одни добровольцы, уже миновал: тогда и красные, и белые убивали попавших в плен. А теперь, когда и в той и в другой армии воевали большей частью мобилизованные, то обе стороны старались пополнять пленными свои ряды. Расстрелу, как правило, подлежали только комиссары, командиры да иностранцы-наёмники.
Подошедшие тотчас же обратились к красноармейцам с просьбой:
– Разрешите нам, товарищи красноармейцы, самим эту сволочь прикончить! Больно уж люто он нас мордовал!
– Отчего же нет! Давайте! Искупайте свою вину кровью перед трудовым народом! Вот только зайдём в лесок, и вперёд! – сказал старший красноармеец. – Энто наш командир – белоручка! Нас всё стрелять посылает, а у самого поджилки трясутся!
– А ему что, он ведь сам из офицеров! Сам, небось, на германской нашей кровушкой упивался! – сказал другой.
– Так может и его… того! – робко проговорил белый стрелок Быков.
Андрей Курьян свирепо ткнул его локтем.
– Но-но! Ты говори да не заговаривайся! А то тебя в ряд с твоим командиром поставим! – прикрикнул старший расстрельщик.
Вошли в лес. Саенко прислонили к дереву. Курьяну и Быкову красноармейцы протянули свои две винтовки. А третий навёл свою винтовку на них.
– Ты убери свое ружьё! А то знаем: мы его шлёпнем, а после ты нас!
– Опусти! – приказал старший красноармеец своему помощнику.
Но не успел ещё тот выполнить приказ, как повалился после удара штыком. Моментально раздались два выстрела. И те три красноармейца навсегда остались в этом лесу… разве что похоронили их потом свои или местные жители.
– Вот и всё, вашбродь! Идём тепереча к нашим! – сказал вестовой Курьян.
Но к своим они вышли лишь недели через две, когда командиром батальона уже был назначен другой капитан. А Василий Толмачёв уже был в глубоком тылу. Михаила Саенко отправили на лечение в госпиталь, тоже в глубокий тыл. Подпоручик Толмачёв предстал перед командиром бригады, а тот, выслушав доклад комполка и
