Элиф Шафак - Ученик архитектора

Стоило ученикам Синана переступить порог лачуги, в которой жили эти ребятишки, как в нос им ударили запахи плесени и гнили. В первой комнате на полу лежал больной, у его изголовья сидела женщина, с ног до головы закутанная в покрывало. Увидев незнакомых людей, она встала и поспешно вышла.

– Это наш отец, – пояснила девочка.

Больной повернулся на звук ее голоса. Взгляд, который он бросил на Джахана, был исполнен муки. Он попытался что-то сказать, но с губ его срывался лишь свистящий шепот. Малышка, ничуть не оробев, наклонилась к отцу, прислушалась и кивнула.

– Он спрашивает, не Азраил ли твое имя, – перевела она.

Джахан вздрогнул. Этот человек явно бредил и принял его за ангела смерти. Надо уходить отсюда как можно быстрее, подсказывал ему внутренний голос. Но вместо этого он пожелал больному скорейшего выздоровления и вслед за детьми прошел в заднюю часть дома. Никола брел за ним. Во второй комнате они увидели младенцев-близнецов, спящих в одной колыбели. Джахан заметил, что у одного из малышей заячья губа. «Этих близняшек будет легко различать», – пронеслось у него в голове.

А дети тянули гостей дальше. Пройдя по низкому темному коридору, они очутились на заднем дворе и с удивлением обнаружили, что находятся у самых стен Айя-Софии. Оглядевшись, строители увидели пустой курятник и дощатую будку, судя по жуткому запаху служившую отхожим местом. У стены курятника стояла корзинка, а в ней лежала полосатая кошка с пятью котятами такого же окраса.

Девочка взяла одного котенка и прижала его к груди. Тот, почувствовав нежность и ласку, не пищал и не вырывался. Внезапно малышка протянула крошечный комочек Джахану и сказала:

– Возьми его себе.

– Спасибо, но я не могу, – покачал головой Джахан.

– Возьми, – настаивала она.

Однако Джахан был неколебим.

– Не могу. Мне не нужен котенок.

На лицо девочки набежала тень.

– Здесь они умрут.

Видя, как расстроена сестра, мальчик выхватил у нее котенка и тоже стал совать его ученику зодчего. Испуганный зверек впился Джахану коготками в большой палец. Тот сморщился от боли и едва сдержался, чтобы не ойкнуть.

– Мне очень жаль, но я не могу спасти ваших котят, – вздохнул он.

Смущенные и раздосадованные, ученики Синана прошли через дом и выскочили на улицу. Там уже собралось множество людей, каким-то образом узнавших, что они здесь. Кто-то бросил камень, попавший Николе в плечо.

Обоим не оставалось иного выхода, кроме как пуститься наутек. Они были так испуганы, что свернули не в ту сторону и очутились в поле, среди колючих зарослей ежевики. Джахан с Николой запыхались и затравленно осматривались по сторонам, опасаясь, что невидимый враг кинется на них из-за кустов. Наконец они замедлили шаг.

– Мне все это порядком надоело, – выдохнул Никола.

– Мне тоже, – кивнул Джахан.

Когда приятели вернулись на стройку, Давуд спросил, где они пропадали. Джахан с Николой рассказали о своем вынужденном визите в обреченную на снос лачугу и о том, что́ они там видели – больного хозяина, донельзя расстроенных ребятишек, грудных младенцев и котят.

– Все это очень печально, но эти люди сами виноваты, – изрек Давуд. – Они не имели никакого права строить дома возле мечети.

– Но теперь им некуда податься.

– Убытки будут им возмещены. Так обещал султан.

– Ты сам знаешь, даже если они и получат какие-то деньги, их не хватит, чтобы купить новый дом, – возразил Джахан.

– Ну и что мы можем поделать? – пробормотал Давуд, теребя пальцами бороду. – Учитель удостоил нас доверия, и мы должны это доверие оправдать.

– Да, и где сейчас учитель? Строит себе спокойно мечеть в честь султана, а на наши плечи взвалил самое гнусное дело – лишать людей крова. – Едва слова эти сорвались с губ Джахана, как он осекся, удивленный собственной злобой. – Прости меня, – пробормотал он.

– Уже простил, – ответил Давуд и улыбнулся с братской теплотой.

В ту неделю они снова не написали Синану, ибо никто не захотел взять на себя этот труд. Изнывая от сознания собственной вины, все трое старались не смотреть друг другу в глаза. Через несколько дней пришло письмо от учителя.

Мои усердные ученики!

Я был бы счастлив находиться среди вас, если бы не настоятельная необходимость в кратчайшие сроки завершить возведение мечети в честь нашего великого султана. Важность и срочность дела, которым я занят, вынуждают меня к разлуке с вами. Я не сомневаюсь, что вы достаточно искусны и сведущи, дабы надзирать за восстановлением мечети Айя-София. Тем не менее я сознаю, что никогда прежде не возлагал на вас столь ответственной задачи. До сих пор вам нечасто приходилось иметь дело с людьми, ибо такова особенность нашего ремесла. Мы водим дружбу с камнями, беседуем с плитами, прислушиваемся к мрамору.

Но ныне вам предстоит столкнуться с людьми, чьи жилища вы вынуждены уничтожить. Это тягостная обязанность. Будь сие в моей власти, я переселил бы каждую из лишенных крова семей в просторный дом с большим садом. Но это, увы, находится за пределами моих возможностей. И ваших возможностей тоже.

Прошу вас, помните о том, что города подобны людям. Камни и дерево, из которых они состоят, подобны живой плоти и крови. Когда городам наносят раны, эти раны кровоточат. Всякий дом, возведенный не в надлежащем месте, – это гвоздь, забитый в сердце Стамбула. Причиняя людям боль, вы не можете не чувствовать жалости. Но ведь город тоже способен испытывать боль и достоин вашего сожаления.

Молю Всемогущего Аллаха ниспослать вам сил и сохранить в ваших душах равновесие.

К исходу осени все хижины вокруг Айя-Софии были снесены с лица земли. Строители, возглавляемые учениками Синана, работали быстро, но жильцы уничтоженного квартала оказались еще проворнее. Едва расчистка была завершена и груды обломков увезли прочь, как в различных частях города стали появляться новые лачуги, ничуть не отличавшиеся от прежних. Уродливые и ненадежные, они тоже строились незаконно. Правила относительно ширины улиц и высоты домов, которые пытался ввести Синан, нарушались повсеместно. Джахан пребывал в мрачном расположении духа. Он с трудом мирился с мыслью о том, что обязанность зодчего – защищать город от его жителей, а прошлое – от будущего.

* * *

Купол будущей мечети Селимие служил предметом всеобщих разговоров, домыслов и слухов. В письмах к придворному строителю султан настаивал, что купол мечети, носящей его имя, должен превосходить размерами купол Айя-Софии. Ведь мечеть в честь Селима – это зримое воплощение победы ислама над христианством. Она должна показать всему миру, куда обращен любящий взгляд Господа. Подобные пересуды вызывали у Джахана тревогу. И правитель, и народ были единодушны, видя в Синане соперника древних зодчих, в стародавние времена построивших храм Святой Софии, двух величайших математиков и архитекторов: Анфимия из Тралл и Исидора Милетского. И правитель, и народ рассчитывали, что Синан выйдет из этого соперничества победителем.

– Что тебя терзает? – спросил учитель Джахана. – Вид у тебя удрученный.

Башмаки их покрывала пыль, а лбы блестели от пота. Невзирая на накопившуюся усталость, они трудились, не жалея себя.

– Мне хочется поскорее закончить все и уехать отсюда, – ответил Джахан.

– Если на то будет воля Аллаха, мы завершим работу через четыре недели, – не слишком уверенно заметил Синан.

«Даже если и так, это слишком долго», – подумал Джахан, но вслух, разумеется, ничего не сказал. Ему стыдно было жаловаться восьмидесятилетнему учителю, который, невзирая на преклонный возраст, работал от рассвета до заката. Напрасно ученики умоляли его отдохнуть. Стройка с ее шумом, пылью и грязью притягивала Синана, как свет лампы притягивает мотылька. В торжественных случаях придворный строитель надевал роскошный шелковый халат, который пристало носить вельможе, но его загрубевшие мозолистые руки с расщепленными ногтями, похожие на руки каменщика, выдавали его истинную природу. Смысл жизни этот человек видел в труде, и его ученики поневоле следовали примеру мастера. Подобно полководцу, вселяющему в солдат мужество, Синан вдохновлял строителей одним своим видом. Стоило ему появиться на площадке, как все начинали работать с удвоенной силой.

– Эта мечеть высасывает из нас все соки, – вздохнул Джахан.

– Иначе и быть не может, – задумчиво кивнул Синан.

Джахан никак не ожидал, что учитель с ним согласится.

– Значит, вы тоже это чувствуете? – удивленно спросил он.

– Так уж заведено. Представь себе женщину, которая носит в чреве плод. Дитя питается соками матери и истощает ее. Строители, возводящие здание, подобны беременной женщине. Произведя дитя на свет, мать не помнит себя от счастья. Мы тоже чувствуем себя счастливейшими людьми на земле, когда завершаем свой труд.