Семь престолов - Маттео Струкул
— Совершенно верно, капитан.
— Граф, если точнее. Думаю, вы помните, что я получил этот титул в Павии как раз год назад.
— Граф, — подтвердил Барбо, совершенно не желая спорить со Сфорцей, в то время как Скарамучча да Форли, командующий венецианским войском, бросил на миланца обжигающий взгляд.
— Не вижу здесь Микеле Аттендоло, — подлил масла в огонь Франческо.
Он отлично знал, что стало с кондотьером после поражения при Караваджо, но хотел услышать это из уст Барбо и посмотреть, как дипломат будет выкручиваться.
— После вашей громкой победы Венеция лишила капитана полномочий и отправила его в крепость Конельяно, но вы и так это знаете. Зачем же вы задали вопрос? Хотите заставить меня потерять самообладание? — прямо, apertis verbis[21], спросил Никколо Барбо, раздраженный поведением миланца.
Тот поднял руки:
— Прошу прощения, мессер, не хотел вас обидеть. Я всегда с уважением относился к Микеле Аггендоло, так что давайте объясним мой вопрос обычной усталостью. — Франческо слегка усмехнулся.
Барбо стерпел очередную издевку, сохраняя спокойствие, но чувствовал, что Скарамучча может взорваться в любой момент, а потому слегка сжал локоть своего командующего и поспешил перейти к делу:
— Мессер Сфорца, вы граф Павии и один из наиболее выдающихся военачальников нашего времени, а потому я прошу вас принять должность командующего материковой армией Венецианской республики. В связи с этим я предлагаю немедленно заключить годовую кондотту, включающую в себя ежемесячную плату в тринадцать тысяч золотых флоринов, а также войско в шесть тысяч рыцарей и три тысячи двести пехотинцев. Вы сможете завоевать Милан, используя средства Венеции. Взамен же к республике перейдут Брешиа, Бергамо, Крема и Гьяра-д’Адда. Вот здесь все изложено черным по белому, с печатью дожа. — Барбо протянул Сфорце пачку листов бумаги. — Вы можете передать документ своим нотариусам, пусть они изучат все детали, прежде чем вы поставите подпись.
— Я последую вашему совету, и если ваше предложение окажется честным, в чем у меня нет причин сомневаться, мы быстро придем к соглашению.
— Будем ждать.
Никколо Барбо и Франческо Сфорца пожали друг другу руки в знак общности интересов. Скарамучча продолжал недружелюбно поглядывать на Браччо Спеццато и Пьера Бруно-ро, но скорее из природной воинственности.
По сути Венеция только что предложила Франческо Сфорце завоевать Милан и стать его герцогом.
ГЛАВА 72
ДОЛГОСРОЧНЫЕ СТРАТЕГИИ
Флорентийская республика, палаццо Бартолини Салимбени
Козимо никогда не видел ничего подобного. Даже в самых сокровенных снах ему не являлись настолько впечатляющие картины, как триптих, которым он любовался сейчас. Фигуры, цвета, композиция — от каждой детали захватывало дух. Восхищение Козимо было настолько очевидным, что заказчик картин, Леонардо Бартолини Салимбени, не смог сдержать довольную улыбку.
— Маэстро, в этот раз вы превзошли самого себя, — заявил он.
Паоло Уччелло молча смотрел на двух ценителей искусства, совершенно очарованных результатом огромной работы, которой он посвятил последние десять лет своей жизни. Художник редко проявлял сильные эмоции, но сейчас Козимо видел, что автор тоже доволен своим творением. В тот же момент, продолжая наслаждаться бесконечным великолепием трех картин, синьор Флоренции твердо решил, что рано или поздно они должны стать собственностью его семьи. Он обязательно купит их. Возможно, не сейчас. А может, даже и не он, а его потомки. Но когда-нибудь творения Паоло Уччелло будут принадлежать Медичи.
Триптих настолько поражал богатством деталей, что у Козимо глаза разбегались. На первой картине был изображен Никколо да Толентино с мечом в руке, ведущий войско в первую атаку в начале битвы при Сан-Романо. За спиной у него виднелся лес поднятых пик: рыцари в красных с золотом одеждах, знаменосцы, трубачи и прочие военные силы Флоренции.
С другой стороны сиенцы и их цвета: черный и золотой. На земле лежали павший рыцарь и куча сломанного оружия. Расположенные своеобразной решеткой, эти элемеиты подчеркивали перспективу, придавая изображению необыкновенную глубину. Еще больше эффект усиливала верхняя часть картины, где среди деревьев и возделанных полей вдалеке скакали два рыцаря, направляющиеся за подмогой дополнительными силами, которым суждено принести Флоренции победу.
— Я больше всего доволен этой картиной, — сказал Паоло, показывая на вторую часть триптиха. — Здесь я старался изобразить низвержение с коня Бернардино делла Чарда. Копье, которое пронзает предводителя сиенцев, содержит в себе множество оттенков, и я провел в работе над ним немало дней и ночей. Надеюсь, результат вам понравился, потому что я сделал все, что было в моих силах.
— Признаюсь, маэстро Паоло, ваша работа лучше любых других воплощает в себе мощь Флоренции, — заверил Леонардо. — Та сцена, где рыцари Никколо да Толентино атакуют противника с правого фланга, просто поражает воображение.
— Невероятно, как с помощью поднятых пик в боковых частях картины вы создали нечто вроде театрального занавеса, внутри которого разворачивается битва, — отметил Козимо. — Белая масть лошади Бернардино, серо-коричневый цвет доспехов, голубой и красный на седлах, поводьях и деталях: Паоло, вы создали целый живой мир, необыкновенно преобразив его посредством вашего неповторимого художественного восприятия. Я бы выкупил эту работу прямо здесь и сейчас, если мессер Леонардо не возражает…
— Картины не продаются, — поспешно отозвался Барто-лини Салимбени, ясно давая понять, что намерен оставить шедевр себе.
— Даже если я предложу тридцать тысяч флоринов?
Паоло потрясенно уставился на правителя Флоренции:
— Вы правда считаете, что моя работа стоит таких денег?
— И гораздо больших, — уверенно отозвался Козимо.
— Даже если вы предложите сто тысяч, — твердо ответил мессер Леонардо, начиная терять терпение.
Козимо примирительно поднял руки:
— Хорошо-хорошо, прошу прощения, я не хотел проявить неуважение или показаться слишком навязчивым.
Но мысленно он продолжал проклинать себя за то, что сам не заказал Паоло подобную работу. Даже великолепный конный памятник Джону Хоквуду, хоть и по-прежнему прекрасный, померк рядом с шедевром, который Медичи видел перед собой.
— Если позволите сменить тему, — сказал Паоло в надежде отвлечь Козимо и успокоить Леонардо, — мне рассказали, что Франческо Сфорца в конце концов поддался мольбам Венеции и перешел на сторону дожа.
— И все это, наверное, под большим секретом, — усмехнулся Козимо.
— Но во Флоренции о сделке уже знает всякий, кто имеет слух.
— Если это правда, то мы разом окажемся на одной стороне с городом, с которым, вроде бы, сожгли все мосты в отношениях, — с Венецией, — заметил мессер Леонардо.
— Совершенно верно, и я буду рад больше всех, — отозвался Козимо. — Однако, друзья мои, позвольте поделиться с вами одним соображением: я хорошо знаю Франческо Сфорцу, и потому меня не покидает ощущение, что он ведет собственную игру. Думаю,
