Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
Я тоже хотела об этом спросить, только боялась, что она поднимет меня на смех. Тётя Магда вздыхает, и лицо её принимает особенное выражение: взгляд устремлён вдаль, ноздри трепещут, подбородок приподнят. Такое лицо было у актрисы, которая играла главную роль в пьесе «Коварство и любовь» в Малом театре. Потом тётя очень торжественно говорит:
– Вы уже должны кое-что знать из литературы, вы ведь не невежды. Любовь – это такое чувство, что когда ты смотришь на человека, ставшего твоим избранником, для тебя больше не существует никого и ничего; ты понимаешь, что белый свет померкнет, если ты лишишься любимого. Когда у тебя как бешеное бьётся сердце и ты места себе не находишь, потому что должна быть с ним, делить с ним радость и горе… Это чувство было у меня к Данечке, моему мужу.
Нам с сестрой родители рассказывали, что тётин муж был умный, хороший человек, инженер и даже чем-то руководил, но его убили. Немцы, как будто бы.
– А что он в это время чувствует?
– То же самое. Вы женитесь, вы вместе, вы одно единое. Ваша семья – крепость, фундамент которой женщина, мать, а стены – мужчина. Но в большинстве случаев главную роль играет женщина. Знаете, это как в пьесе, где всегда есть главная роль. Снегурочка в пьесе Островского, например. Вы же видели этот спектакль. Ваша мама играла там Весну… Хотя – пример неудачный. Насколько я помню, Мороз и Весна вечно оспаривают своё превосходство. – У тёти вырывается ядовитый смешок. – Так о чём я говорила? О женщине. Это вовсе не значит, что надо быть грубой, мужеподобной, наоборот! Одним словом, быть женщиной, дорогие мои, настоящей, а не свиристелкой вроде Розы Марковны, это целая наука и искусство! Ненавижу пословицу «За мужа завалюсь, никого не боюсь!». Типичное отражение мещанского сознания, пережиток прошлого… – тётя разрумянилась и к концу тирады совсем охрипла. Помолчав, она достаёт из пачки беломорину, откашливается, закуривает и продолжает: – Вообще у меня есть претензия к слову «любовь», «любить». Мы говорим: «люблю папу, маму, Моцарта, картошку, люблю стирать, гладить, любовь до гроба, любовь к апельсинам…» Тут должно быть два разных слова, как в английском языке, Санька, назови мне глагол…
– Нет, расскажи, как ты первый раз поцеловалась с твоим мужем! – настаивает Саня.
– Ах, до чего ты легкомысленная, мне просто страшно за тебя! Кажется, ты уже вступаешь в романтическую пору. А вот сестрица твоя задерживается, в ней ещё слишком много мальчишеского… Вон, вон посмотрите, какая красивая пара, и, кажется, знакомые… Куда же ты, безумная?! – кричит мне тётя. – Там канава с зацветшей водой и лягушками! Снова эти идиотские проделки! Ведь ты девушка! С ума от тебя можно сойти!
Я как бешеная скачу через канаву туда-сюда, туда-сюда, лишь бы не видеть того, что делается на дороге. Прямо на нас, из-за поворота на станцию, медленно выезжает на велосипеде Ленка Тихонравова, известная воображала. Склонив голову, она капризно что-то мурлычет через плечо. Рядом, чуть отставая, одной ногой на педали, другой на земле, плетётся Никита. Он совсем ссутулился, толстовка висит на нём мешком. Он заглядывает Ленке в глаза, жалко улыбается, его лицо выражает муку. Мерзкая болонка трусит сзади и рычит.
* * *
В доме тишина, родители отдыхают. Саня с тётей на террасе доделывают математику, чтобы не корпеть над уроками в воскресенье. Дед с бабушкой разводят самовар у крыльца, и хорошо пахнет хвойными шишками. Я сижу в огороде напротив моей сосны, делаю вид, будто загораю. «Что это тебе вздумалось под вечер? Опять причуды!» – ворчит тётя. А я смотрю на свою подругу. У неё доброе лицо, и она меня жалеет, только молчит. «Скорее бы вырасти! И стать такой, как Ленка Тихонравова!» – думаю я и безнадёжно вздыхаю.
«…Мне купили дамский велосипед, и я еду по Парковой. Только что прошёл дождь, кругом лужи, но уже выглянуло солнышко. У меня прекрасное настроение. Впереди едет Ленка Тихонравова. Вдруг она застревает в глубокой луже, падает в грязь, пытается выбраться, но ещё глубже увязает, злится, её лицо искажает отвратительная гримаса, и куда девалась её красота? Я подруливаю, благородно предлагаю помощь. Одновременно подъезжает Никита, выражает своё сочувствие и протягивает ей руку. Скривившись, она с гневом отворачивается, хватает свой велосипед и, некрасиво скособочившись, удаляется. Её белые брюки в чёрной жирной грязи. Противная болонка тоже вся в чёрной жиже. Она злобно скалится и ковыляет вслед за хозяйкой. Мы с Никитой недоумённо смотрим им вслед, переглядываемся, добродушно смеёмся и дальше едем вместе. Я понимаю, что это моя невольная победа…»
– А-а-а! – слышу я душераздирающий крик, это кричу я, и уже не мечтаю на природе, а несусь опрометью в дом, а за мной по пятам гонится наш белый петух Петька, злобная тварь, охотник за голыми ногами.
У людей на калитке: «Осторожно, злая собака!», а у нас: «Осторожно, злой петух!» У Петьки есть загон в углу сада, где он пасётся вокруг курятника с тремя курочками. Но он подкапывает сетку и выводит их в огород, откуда с изощрённым коварством совершает налёты на неприкрытые брюками ноги. Маленький, жилистый, он остервенело скребёт когтями по земле, как будто занят поисками жемчужного зёрнышка, и неожиданно оказывается перед жертвой. Тут же, подпрыгнув, он наносит сильный удар клювом и одновременно до крови царапает ноги когтями. По всему участку расставлены грабли, мётлы, лопаты для обороны от злодея. Не успела схватить метлу – зови громко на помощь, поднимай шум, беги, спасайся в доме, только не прирастай от испуга к месту с зажмуренными глазами, иначе – беда, тебе придётся долго лечить раны. Загнать в курятник его может только хозяин, в молодости большой любитель петушиных боёв. Время забав ушло в предание, и всё-таки Степан Палыч, хозяин дачи, втайне гордится своим петухом. Добряк, он не осуждает своего любимца за бешеный нрав, видя в бесстрашной петушиной ярости особые бойцовские качества и понимая, какого чемпиона лишилась округа. Петька клюёт даже своих курочек, но никогда не трогает Тину Валентиновну, осанистую пышную пеструшку, которая даже дом оглядывает свысока. Тиной Валентиновной её прозвал хозяин, который нашёл в ней сходство со знакомой пожилой дамой, бывшей примадонной провинциальной драматической труппы. Аккуратно – раз в неделю – она навещает тётю Магду. Тину Валентиновну мы не любим и боимся.
Что до нашей тёти, то она петуха просто не выносит. Она не может понять причину его ненависти к женщинам, к их обнажённым, вполне приличным ногам. Если она чего-то не понимает, то долго это обдумывает.
