Под знаком тибетской свастики - Фридрих Наумович Горенштейн
- Я слышал, что барон Врангель, тот самый, который ныне сражается с большевиками в Крыму, когда-то был полковым командиром барона. Унгерн сказал о нем: острый, пронзительный ум, с поразительно узким кругозором. Очень точное определение.
7. Сцена
Ночь, в которую я впервые сопровождал барона в его демоническом отдыхе, поездке по сопкам среди трупов и волчьего воя, была светла. Первое время мы ехали молча, барон думал о чем-то своем, я молчал, подавленный увиденным. Повсюду, среди камней и среди деревьев, лежали человеческие тела или куски тел, уже обглоданные до костей или почти еще целые, возле которых скопились хищники. При нашем приближении некоторые хищники отбегали в стороны. Другие же продолжали пиршество. Слышалось ворчание, хруст костей, жадное чавканье трупоедов. Видно, заметив мою подавленность, барон прервал молчание, сказал:
- В ламизме скелет символизирует не смерть, а очередное перерождение. Начало новой жизни. Душе легче выйти из тела, если плоть разрушена. Я - буддист, и нынешняя картина меня не смущает. И вы со временем привыкнете. Вы готовы к работе? - спросил он.
- Да, готов. Можно ли изредка задавать вопросы?
- Спрашивайте, - сказал барон, - но поменьше так называемой литературы. Я давнишний враг всего, что объединяют в презрительном слове “литература”.
- Ваше превосходительство, - спросил я, - разве вам раньше никогда не хотелось изложить свои идеи в виде сочинения?
- Я никогда прежде не пытался перенести их на бумагу в таком виде, хоть считаю себя на это способным. В каждой идее есть доступное и недоступное, главное - в недоступном. И сейчас не уверен, смогу ли я сам, а тем более посторонний, добраться к недоступным извилинам моего мозга.
- Начнем с доступного, ваше превосходительство, - сказал я, раскрывая блокнот. Лошади шли легкой рысью, и мне удавалось, держа блокнот в левой руке, как и узду, правой рукой делать пометки.
- Начнем с доступного: ваша родословная.
- Моя родословная? - усмехнулся барон. - Семья баронов Унгерн-Штернбергов принадлежит роду, ведущему происхождение со времен Аттилы. В жилах моих предков течет кровь гуннов, германцев и венгров. Один из Унгернов сражался вместе с Ричардом Львиное сердце и убит был под стенами Иерусалима. Даже крестовый поход детей не обошелся без нашего участия. В нем погиб Ральф Унгерн - мальчик 11 лет. В XII веке, когда орден меченосцев появился на восточном рубеже Германии, чтобы вести борьбу против язычников - славян, эстов, латышей, литовцев, там находился и мой предок - барон Гильзе Унгерн-Штернберг. В битве при Грюнвальде пали двое из нашей семьи. Это был очень воинственный род рыцарей, склонных к мистике и аскетизму. Генрих Унгерн-Штернберг, по прозвищу Топор, был странствующим рыцарем, победителем турниров во Франции, Англии, Германии и Италии. Барон Ральф Унгерн был пиратом на Балтийском море. Барон Петер Унгерн, тоже рыцарь-пират, владелец замка на острове Даго. Я с юности чрезвычайно интересовался своей генеалогией, воспринимая фамильную историю, как цепь, чье последнее звено - я сам. Между Гансом фон Унгерном и мною - Романом Федоровичем фон Унгерном - восемнадцать родовых колен.
- Ваше превосходительство, - сказал я, - в этой цепи, помимо вас, меня интересуют два главных звена: ваш отец и дед.
- Это самые слабые звенья цепи, - сказал барон, - оба - люди сугубо мирные, причем не дворянских занятий. Дед занимал малопочтенную должность управляющего суконной фабрикой, отец - доктор философии, профессор сначала в Лейпциге, затем в Петербурге. Все это досадный, не стоящий упоминания буржуазный нарост на древе рыцарей, морских разбойников и мистиков. Я веду свое духовное происхождение не от отца и деда, а от прадеда. От прадеда - пирата Отто Рейнгольда Людвига Унгерна-Штернберга, сосланного в Забайкалье. Эта фигура очень волновала меня в отрочестве. Три момента сближают мою жизнь с жизнью прадеда: буддизм, море и Забайкалье. Я ведь тоже морской офицер, но японская война заставила меня бросить профессию и поступить в Забайкальское казачье войско.
- Ваше превосходительство, - спросил я, - а за что ваш прадед был сослан в Забайкалье?
- О, это очень романтическая история, не лишенная демонизма, - усмехнулся барон, - но вы, я вижу, уже освоились с демонизмом окружающей нас местности?
- Почти, - неуверенно ответил я, - однако, если можно, сделаем передышку в каком-нибудь тихом месте, чтобы я смог записать подробно.
Мы остановились у груды скалистых камней. Здесь, действительно, было потише: и вой хищников, и скрежет зубовный, и чавканье трупоедов доносились приглушенно.
- Насчет моего прадеда, - сказал Унгерн, - вам, есаул, никогда не попадался венгерский роман Мора Йокаи “Башня на Даго”? Он, кстати, переведен на английский.
- Нет, не попадался.
- Что вы вообще читаете? Каким книгам отдаете предпочтение?
- Читаю Толстого, Достоевского, люблю Чехова.
- Любите Чехова? - иронически сказал барон. - Я так и думал. Ох уж эти либеральные интеллигентки. Вам, есаул, надо преодолеть подобное. Иначе вы не станете настоящим рыцарем. Мой бывший командир, барон Врангель, к сожалению, командующий ныне русской армией, тоже любит Чехова, даже встречался с ним в Крыму, где теперь окопался. Нет, таким, как Врангель, любителям Чехова, большевиков не одолеть. Советую об этом подумать, есаул..
- Но чем вам не нравится Чехов?
- Буржуазной незначительностью, - ответил барон, - незначительностью восприятия жизни. Я Чехова, впрочем, давно не читаю.
- Кого же вы предпочитаете, ваше превосходительство? - спросил я.
- Я знаю языки, - ответил барон, - в подлиннике читал Данте, Гете, Анри Берсена, читал Достоевского, но особенно люблю Нострадамуса, где имеются пророчества о пришествии князя с Востока. Восток непременно должен столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая европейские народы к революции, подлежит распаду и замене желтой восточной культурой, которая образовалась 3 тысячи лет назад и до сих пор сохраняется в неприкосновенности. К исходу XIV века Запад достиг высшей точки расцвета, после чего начался упадок. Культура пошла по ложному пути, она перестала служить для счастья человечества. Из величины подсобной сделалась самодовлеющей. Под властью буржуазии, главным образом, еврейской, западные нации разложились. Русская революция - начало конца всей Европы. Вы
