Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Петра Васильевича все чаще видели около императрицы, и придворные даже подумывали, что он становится соперником Потемкина. Завадовкий же был счастлив, а с другой стороны – чувствовал себя в силках интриг и враждебной зависти. Чуткая Екатерина всячески тщилась помочь ему преодолеть стесненность, но пока безуспешно. Да и всяческие неприятности не позволяли ей отдавать много аттенции новому фавориту.
В Санкт-Петербург вернулся австрийский посол князь Лобковиц. Чтобы не обострять отношений с султаном Абдул-Гамидом, Екатерина советовала Потемкину быть осторожным с отпуском австрийцам закупленных в Венгрии лошадей. Австрия, ссылаясь на свою поддержку Порты во время ее войны против России, внезапно захватила турецкие земли в Молдавии и Валахии. Турция, втянутая в войну с Ираном, была вынуждена уступить. Но в ответ на оное, турецкая дипломатия, опираясь на своего ставленника в Крыму, хана Девлет-Гирея, пыталась изменить статьи мирного договора с Россией, мечтая о восстановлении протектората над ханством и о возвращении уступленных России крепостей – Керчи, Еникале и Кинбурна.
Екатерина, соблюдая свои интересы, делала ставку на брата Девлет-Гирея, Калгу-султана Шагин-Гирея, повелителя ногайских орд, сторонника России. Потемкину она доверила хозяйственное попечение вверенных его управлению Новороссийской и Азовской губерний, с укреплениями Днепровской линии и поселенными там войсками. Под его командой находилась вся легкая и иррегулярная конница. Он все более втягивался в дела по управлению губерниями, граничащими с Крымским ханством. По его просьбе о невозвращении беглых с пустующих безлюдных новороссийских земель, Екатерина направила генерал-майору Михаилу Муромцеву секретный ордер:
«Являющимся к вам… помещикам с прошениями о возврате бежавших в бывшую Сечь Запорожскую крестьян, объявить, что как живущие в пределах того войска люди неизъемлемо все и вообще под именем того войска вступили по Высочайшей воле в военное правление и общество, то и не может ни один из оных возвращен быть».
Опричь того, Екатерину заботила и расточительная невестка, которая без меры тратила деньги, слишком много времени проводила на балах и приемах, а о наследнике и думать не думала. Новость о беременности Великой княгини Натальи Алексеевны весьма обрадовала императрицу.
– Наконец-то! – обрадовано делилась она с Петром Завадовским. – Дай-то Бог, чтоб появился наследник, мое продолжение.
Завадовский радостно целуя руку Екатерине, вторил ей, крестясь:
– Слава тебе, Господи! Таковое Божье благоволение! Пусть тебя, душа моя, сие известие успокоит и порадует.
* * *
Художник Ролэн, частый посетитель дома Нарышкиных, пригласил граф Льва Александровича, наведать его в его мастерской, понеже весьма хотел уговорить графа позировать ему для портрета. Взяв с собой графа Андрея Разумовского, барона де Корберона вместе с секретарем гишпанского посольства, Нормандецом, в один прекрасный день он и удосужился посетить его. Пока ехали, Норманцец поведал, что их посланник Лясси, сообщил им о скоропостижной смерти Мальтийского Гроссмейстера. Известие оное, однако, никого не опечалило. Прибыв на место, они с удовольствием осмотрели произведения художника, похвалили Ролэна, за токмо что написанные портреты супругов князей Голицыных. Пообещав художнику в ближайшем будущем побывать и позировать, все они, прихватив художника, зашли к скульптору Этьену Фальконе, у коего застали его помощника, Юрия Матвеевича Фельтена. Скульптор показал им пьедестал для будущего монумента. Говорили о сплетнях по поводу огромного камня, привезенного из Финляндии для памятника Петру Великому.
Враги Фальконе судачили на весь Петербург по поводу его решения уменьшить размеры камня, понеже Фальконе, якобы боится, что его статуя потеряется на фоне огромного пьедестала. Особливо скульптор был зол на Ивана Ивановича Бецкого, коему все было не так в эскизах будущей скульптуры великого императора, начиная с пьедестала. Потом плавно перешли к переводческому труду Фальконе, коий баловался переводом Плиния, раскритикованной всеми, кому не лень. Фальконе весьма рьяно защищал свой труд, такожде, как и не обращал аттенцию на разговоры, касательные пьедестала. На вопрос, когда же работа будет готова, ответствовал, через года два-три, понеже у него никак не получается голова коня. Уж колико раз на день и ежедневно, перед ним специально скачут лошади, но никак он не может выбрать правильную позу.
Выйдя от брюзжавшего скульптора, друзья, не желая расходиться, отправились в повозке графа, по обледеневшей Неве, коя на взгляд Мари-Даниэля была вдвое шире Сены. Их ожидал пикник на Каменном острове, принадлежащему Великому князю. После веселого времяпрепровождения на острове, благополучно вернувшись в город, пили чай у добродушного, убеленного сединой, шведского посла, барона Нолькена, проговорив с ним до вечера. В основном обсуждали новое назначение императрицей губернатора в Белоруссию, бывшего вице-президента Военной коллегии – графа Захара Григорьевича Чернышева. Молодым кавалерам было такожде любопытно узнать от графа Нарышкина, что для немецких провинций в России создан коммерческий суд, коий теперь возглавляет немец, господин Бемер.
Подошло время ехать по своим домам. Граф сначала приказал отвезти де Корберона, коий вдруг принялся восторгаться высоким, надменного вида, саксонским посланником, с удовольствием рассказывая все, что знал о достойном дипломате. Андрей потихоньку подтрунивал над своим другом касательно его влюбленности в княжну Наталью Нарышкину, так чтобы не слышал его Лев Нарышкин, коего молодой Разумовский любил и относился, как к отцу. Лев Нарышкин все прекрасно слышал, не пропустил мимо ушей и слова графа Андрея, что камергер Долгоруков такожде влюблен в жену Захара Чернышева, и что никто не завидовал ему, понеже считали ее злой и некрасивой. Вечер они паки провели у гишпанца Лясси, коий поведал им о скоропостижной смерти Мальтийского Гроссмейстера.
* * *
Все пуще подпадая под неоспоримое влияние Великой княгини, Натальи Алексеевны, граф Андрей Разумовский, возвращаясь от Лясси, в беседе с Корбероном, выразил мысль, что женщины, на его взгляд, выше мужчин по развитию.
– Вы так полагаете? – вежливо, с едва заметной насмешкой, осведомился де Корберон.
– А вы ужели думаете по-другому?
– Как вам сказать… Как не печально мне, мужчине, осознавать, но с оным трудно не согласиться. Куда нам до их тонкого ума!
– Правда, надобно учинить здесь оговорку: далеко не всех к таковым можно отнести, – поправил себя Разумовский.
– Не всех, – согласился Корберон. – Не все умны, не все деликатны. Но у таких, как княжна Трубецкая, госпожа Зиновьева, жена русского посланника в Гишпании, госпожа Нелединская, госпожа Матюшкина, по моим наблюдениям, имеют сии черты в избытке.
– Вы забыли упомянуть, графиню Шувалову и Великую княгиню Наталью Алексеевну, – заметил граф, – графиню Наталью Нарышкину, да и многих другие. Мне нравится и госпожа Спиридова, к примеру.
Они
