Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
– Не подходи ближе, – крикнула я Ричарду.
– Сиди тихо, не шевелись, – крикнул он в ответ. – Попробуем выбраться отсюда. Дверь перекосило.
Пока Ричард зажигал спички, я наметила самый безопасный путь ко входу. Когда он начал открывать покореженную дверь, я стала осторожно пробираться через завалы. Задача оказалась не из легких, поскольку мое тело утратило привычную гибкость и движения сделались неуклюжими. Лавировать среди обломков было рискованно, к тому же на руках у меня сидела Вики. В какой-то момент я подумала, не позволить ли собаке самой отыскать дорогу. Если бы Вики не вела себя так тихо, мне пришлось бы отпустить ее, потому что единственной моей заботой в тот момент было спасение ребенка. Младенец, который до сих пор представлялся туманным образом из будущего, вдруг стал невероятно реальным, и я не могла думать ни о чем другом, кроме его благополучия. Я снова и снова звала на помощь: если бы только спасатели услышали нас! Как обещал в свое время Уолли Капон: «Если тебе случится застрять под руинами, мы в два счета тебя вытащим», они бы вытащили нас в два счета, и мне не пришлось бы сейчас проделывать этот полный опасностей путь. Но снаружи не доносилось ни звука.
Я никогда не отличалась храбростью. Поэтому, если приходится делать что-то опасное, я могу сделать это только с наскока, без долгих раздумий. Помню, в детстве, когда мы жили в Девоншире, отец часто брал нас с собой на рыбалку. По дороге нам попадалось несколько глубоких ручьев. Ствол дерева, перекинутый с одного берега на другой, служил мостом, причем он даже не был обтесан – идти по такому довольно рискованно. Отец всегда шел прямиком, не глядя по сторонам. Он говорил – это единственный способ преодолеть препятствие. Иногда у меня не получалось перебраться сразу, тогда отец просто оставлял меня стоять на другом берегу. Я стояла до тех пор, пока не находила в себе силы пройти по бревну.
Бомбежка продолжалась, гремели все новые и новые взрывы, при каждом новом сотрясении в нашем полуразрушенном доме что-то падало. Если мы не выберемся в ближайшие минуты, эти нависающие над головой каменные глыбы обрушатся и придавят нас. «Помогите! Помогите!» – закричала я. Ричард подхватил мой крик. Звуки отдавались во тьме гулким эхом. А затем мы услышали далекий женский голос: «Они уже едут! Скоро будут здесь!» Голос стих. Мы не знали, был ли он обращен к нам. Судя по свисту бомб и непрекращающимся разрывам снарядов, работы у спасателей было по горло.
– Мне удалось немного приоткрыть дверь, – сказал Ричард. – Хватит, чтобы протиснуться.
– Хорошо, – откликнулась я. – Только спички больше не зажигай. Я чувствую запах газа.
Мы переговаривались в сплошном мраке, не видя друг друга.
– Сейчас попытаюсь добраться до двери, – сказала я.
Я хорошо помнила, как учил меня Таппер: «Сначала осторожно простучи поверхность, нет ли там полости». А также другое его предупреждение: «И никуда не лезь, ни на какие возвышения, потому что все это может обвалиться под тобой». Я двигалась как можно аккуратнее под обломками деревянных реек, болтавшихся на развороченных потолочных балках, – и то и другое на долю секунды выхватил из темноты огонек спички. Было два кошмарных момента, когда я задевала плечом какие-то предметы. Раздавался скрежет и звук падения. Я переставала дышать, а затем продолжала путь, замирая от ужаса. Казалось, это длилось целую вечность. А потом я вдруг очутилась возле двери, Ричард подхватил меня и прижал к себе. Так мы стояли несколько секунд, цепляясь друг за друга.
– Энн мертва, – сказала я. – Там, возле стены, я видела ее руку.
– Боюсь, они все погибли, – ответил Ричард. – Верхних этажей больше нет. Как думаешь, ты сможешь пролезть через дверь?
Нам предстояло пробраться сквозь узкую щель. Но я умоляла Ричарда больше не расширять ее, опасаясь новых обрушений. Под аркой, куда мы вылезли, все было засыпано толстым слоем битого стекла. Как ни старалась я ступать в безопасное место, осколки больно резали ноги. Позади арки возвышалась огромная серая масса – все, что осталось от квартиры Маршманов, – груда кирпича и щебня. Я бросилась к этому страшному кургану с отчаянным воплем: «Кэтлин! Кэтлин! Сесил! Сесил!» Но ответом мне было гробовое молчание.
Квартира, расположенная над хозяйским гаражом, тоже была повреждена. Однако шофер и его семья не пострадали: они откликнулись на мой зов, но сказали, что дверь завалило и самим им не выбраться.
– Нам тоже не пройти к вам! – крикнула я. – Дом полностью разрушен! Ждем спасателей.
Но на этот мой крик ответа не последовало, как и на дальнейшие призывы. Мы пробрались через груды битого кирпича и стекла и вышли на Ройял-Хоспитал-роуд. Но и здесь было полно осколков и щебня – горы поднимались на несколько футов в высоту, а чуть дальше, в районе Парадиз-Уок, полыхал пожар. Небо, озаренное кровавыми отблесками, напоминало изображение адского пламени на картинах Блейка[93].
Посреди улицы на куче щебня восседал Пер Гюнт. Пес устроился ровно на том месте, откуда несколько часов назад его прогнал полицейский. Завидев Вики, которую я несла на руках, терьер бросился к нам с радостным визгом: он весь день дожидался встречи со своей подругой, просидел здесь все время, пока на город сыпались бомбы, и теперь точно не собирался отступать.
Мы знали, что мистер и миссис Фереби ночуют у себя в подвале. Само здание, где располагалась бакалейная лавка, было разрушено. Мы подбежали и принялись звать их, снова и снова. На задворках дома вздымался столб черного дыма. Мы стучали в покореженную дверь, надеясь, что хозяева отзовутся. Кошмарная сцена заставила меня вспомнить рассказы нашего лектора на курсах медсестер о Гражданской войне в Испании. Все выглядело именно так, как он говорил, и от этого ощущение фантасмагории только усиливалось: со всех сторон полыхал огонь, куски каменной кладки продолжали падать на тротуары и мостовую поверх и без того толстого слоя битого кирпича и щебня, а запах гари напоминал о кострах и фейерверках на День Гая Фокса.
На улице не было ни души – ни дежурных, ни спасателей, ни пожарных, – ни единого признака жизни. Однако мы знали – там, под завалами, в своих подвалах сидят люди, которые понятия не имеют, что происходит наверху. Я почувствовала, как ветер обдувает ноги. Опустив глаза, я обнаружила, что нижняя часть моего нарядного вечернего платья исчезла: лиф был на месте, а юбка содрана. Оставшаяся одежда стала липкой и влажной. Я знала – это кровь из оторванной руки Энн.
Невзирая на протесты Ричарда, я решительно направилась обратно к нашей арке и принялась снова и снова выкрикивать имена Кэтлин и Сесила. Напрасно, ответом мне было все то же глухое молчание. Я заметила валяющийся среди развалин кусок белой ткани – сгодится, чтобы обернуть мои голые бедра, – но он был так плотно зажат между камнями, что мне не удалось выдернуть его.
– Скорее, надо уходить! – вскрикнул Ричард. – Сейчас все обвалится.
Мы едва успели выскочить из-под арки, как то, что еще оставалось от соседнего дома № 31, рухнуло на остатки нашего № 33. Ужасающее зрелище!
И тут я увидела Нони. Она неслась нам навстречу.
– Их там всех завалило! – закричала я. – Все – Маршманы, Фереби, Эвансы. Сделайте же что-нибудь!
– Спасатели уже едут, вот-вот будут здесь. Идите в убежище. Вы все равно ничего не можете сделать, – скомандовала Нони и помчалась дальше.
В телефонной будке на углу Тайт-стрит раненый дежурный пытался дозвониться до диспетчерской ратуши.
– Черт, что за ночка! – выдохнул он.
Мужчина истекал кровью. Я предложила осмотреть рану у него на плече, но он отказался.
– Идем ко мне на пост, – сказала я Ричарду. – До больницы два шага.
– Верно, идите туда, – кивнул дежурный. – Они будут рады любой помощи.
Мы как раз сворачивали на Тайт-стрит, когда увидели два парашютных купола – авиационные мины спускались по направлению к Темзе. «Ложись!» – крикнул дежурный. Мы бросились на землю. Лежать на битом стекле было крайне неудобно. Время тянулось мучительно долго – казалось, прошла целая вечность, прежде чем послышалось грозное рычание, а затем грянул оглушительный взрыв. Небо осветилось яркой вспышкой, на фоне которой рельефно выделялся силуэт аэростата, висящего над Бертон-Корт, а над Парадиз-Уок разлилось кроваво-красное зарево.
