Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
– Ну, хорошо, – сказала судья. – Мы вас выслушали. Теперь ответьте на вопрос: после всего прожитого и всего сказанного – вы хотите дальше продолжать брак с Кузнецовой Лидией Васильевной?
– Остаться в браке я хочу. А с ним жить не хочу. Он всё мутит. В музыкальную школу хочет ходить – барчук какой! Да что это за профессия такая? В деревне, откуда я родом, на громазе играли – на стакан водки зарабатывали.
– Простите, мы с вами сейчас не жилусловия обсуждаем. Если у вас одна комната – приходите мириться к жене или снимайте двухкомнатную и так решайте вопрос пасынком. Или вы за пасынком не видите жену?
– Ну знаете, я не Ротшильд, чтобы снимать квартиру. Я простой человек. Я зарабатываю не такие деньги, чтобы снимать.
– Но вы все-таки хотите с ней жить или нет? Вы ушли от ответа.
– Ну, если бы этого засранца кто-нибудь куда-нибудь дел, и она была бы одна, то, наверное, да. А так я восемь лет его терпел, а больше у меня сил нет.
– Ну, хорошо, – сказала судья. – Мы вас выслушали. Теперь мы должны переговорить с вашей женой. Внушить ей, что советская семья не должна по каждому чиху распадаться. Мы попробуем убедить её.
Но тут Лидка заметила, что у входных дверей суда сидит повариха. Взяла стул, преспокойно села и ждет, уверенная, что она пойдет с ним обратно домой. Ах ты, такая-сякая! Еще суд ничего не решил, а ты уже уверена, что он теперь твой? Да разорви вас обоих! Повернулась, подошла к секретарю и бросила:
– Вот вы спрашивали – хочу ли я продолжения брака или готова развестись? Напишите – я согласна на развод.
И в раздражении прошла мимо обидчицы.
Да, он встретил другого типа женщину. Она переиграла и мать, и его. Круг знакомств матери – шоферы. А у поварихи – высший комсостав. Они же всё и принесут, а ей только готовь. Ей надоели краткие знакомства. Она уже перешла возраст гуляний и пьянок. Теперь ей нужен был верный и не пьющий товарищ. А отчим действительно был не пьющий.
А когда он прожил некоторое время с ней, оказалось, что Лидка – такая-сякая, но характер и здоровье у нее – другие. Повариха смогла вытянуть его из брака с матерью, но обнаружилось, что она, прожив одиноко, не умеет терпеть мужа. А он в мирное время умел терпеть только своего однополчанина. И потому они сидели в разных углах квартиры и дулись друг на друга. Ведь горько же человеку в пожилом возрасте оказаться без детей. А без внуков – и еще горше.
Глава 5. Две поездки в Нижний Новгород
Весь наш восьмой класс «А» весной засел за зубрежку трех предметов: математика, русский язык и сочинение. Математичка, она же наша классная, сказала: «Всё наизусть. Все вопросы я вам даю, все ответы записываем, и вы их учите наизусть».
– А как же понимание? – возразил кто-то робко.
А она браво так:
– На это уже нет времени. А отвечать вы должны четко и громко.
Все, затаив обиду, впряглись переписывать. Ну это, конечно, было не для Крезлапа. Подхватив с собой младшего Шума, хулиганистого подростка лет десяти, он смылся на второй карьер к бывшему охотнику-сибиряку, живущему в крайней к лесу избушке непонятно на каких началах. Охотник исправно ходил по утрам в магазин за чекушкой, а если к нему подкатиться часам к одиннадцати, то можно послушать, совершенно даром, у печки, всякие охотничьи прибаутки, назидания и просто рассказы.
Нам было обидно, что мы потеем и записываем «Что есть квадрат? Квадрат есть кружок из четырех палочек». Везет же людям.
Кто-то в школу не ходит и не потеет, не отвечает на вопрос «Что есть круг? Круг есть квадрат из одной палочки».
Мы ему завидовали, а он чихать на нас хотел и на школу тоже. А меня вызвала химичка и сказала:
– Ты знаешь, где Крезлапов скрывается?
– Знаю, – лопоухо так говорю. Мне без объяснений, и я без объяснений. Нет, чтобы сказать «Вот у нас какое несчастье» или что-то в этом роде. Так, просто, по-житейски сказала, ну и я ей по-житейски ответил. Я думал, она поправится, а она – нет.
– Пойди к нему и попроси прийти, мы ему поставим отметки.
«Как? – вскипел я взглядом. – Когда мы потеем вот уже два месяца, он получит их даром? А где же педагогическое наказание? Муштра, проработка, призывы одуматься, не портить себе жизнь?»
– Мы ходили на первый карьер с Любовью Ивановной и не нашли его там, поэтому мы посылаем тебя на второй карьер, чтобы ты его нашел и привел сюда. А мы оформим на него бумаги. И чтобы он – паразит! – не смел портить нам процентовку!
Но так как я безмолвно стоял и требовал с нее отчета, она добавила: «А настоящее наказание он получит там», имея в виду следующую его занятость, то есть ПТУ.
Я категорически не поверил ей. «Это уловка!» – твердил я, уходя, так и ничего и не сказав. Но не далее чем через два с половиной года её предсказание в точности сбылось. И это меня всю жизнь поражало. Через два с половиной года мы все загремели по инициативе Крезлапа в тюрьму. В очередной раз он доказал мне, что никого не потерпит около меня, а принудит считаться с ним как с главным другом и лидером в нашей двойке.
После школы мы с Крезлапом оказались порознь. Он ушел в ПТУ, я в училище. Прошлое отлетело от нас, а будущее предполагалось разное. И тут мать мне говорит: «Как мы и договаривались с Анной Федоровной из Нижнего (надеюсь, ты помнишь) вы оба – ты и Роза – напишите друг другу двенадцать писем по числу месяцев, а потом встретитесь недели на две в Нижнем».
– А как же мой друг Крезлап?
– Ну, пригласи его с собой. Вы же пока ребята, он побегает там вместе с вами.
И я пошел к Юре. Он засомневался, что его отпустят. Вернулся я домой – бежит Юрка:
– Мать сказала, мать сказала, ну в общем, там у матери тетка, мы поедем к ней, она меня отпускает к тетке под то, что они меня вырастили
