Горничная Карнеги - Мари Бенедикт
— У вас есть любимая опера? — спросила я.
— До сегодняшнего вечера я назвал бы любое другое из произведений Джузеппе Верди, которые мне посчастливилось посетить в Европе. Но сегодня, здесь, с вами, «Травиата» как-то особенно отзывается в моем сердце. Может быть, из-за сходства дилеммы главных героев с нашей собственной. По крайней мере, с моей стороны.
Видимо, на моем лице отразился ужас, потому что Эндрю поспешно добавил, заикаясь от смущения:
— Р-разумеется, з-за исключением отсылки к куртизанкам. Если только вас не возмутило, что я сравнил нашу собственную ситуацию с ситуацией Альфреда и Виолетты.
Встревоженная этим явным намеком на наши взаимные чувства — которые никуда не исчезли, хотя мы давно перестали о них говорить, — я ответила с нервным смешком:
— Меня возмутило именно сравнение с куртизанкой.
Мы рассмеялись. То ли от облегчения, то ли от тревожного предчувствия предстоящего разговора, которого было не избежать. К счастью, именно в эту минуту прозвучал гонг, приглашающий зрителей обратно в зал.
Я вернулась в придуманный мир «Травиаты», желая скорее узнать, чем завершится последний акт. Я полностью погрузилась в историю, происходящую на сцене, где все притворялись и никто не был тем, кем казался. Почти как семейство Карнеги. И как я сама.
Глава сорок первая
8 декабря 1866 года
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Ожидаемый и неизбежный разговор засел между нами в карете, как третий попутчик, которого мы оба боялись и с которым все же отчаянно хотели завести знакомство. Никто из нас не желал начинать первым, но слова рвались наружу, и было невозможно оставить их невысказанными.
Я вспомнила обещание, которое дала себе, сойдя с борта «Странника»: что никогда больше не стану ждать, когда моя жизнь начнется по-настоящему. Я уже неоднократно нарушала данный обет, но в этот раз сдержу слово. Я сделала глубокий вдох, словно готовясь нырнуть в глубину, и тихо произнесла:
— Во время антракта вы говорили о сходстве нашей собственной ситуации с ситуацией Альфреда и Виолетты. — Я смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Возможно, мне и хватило смелости поднять сложную тему, но я боялась реакции Эндрю на эту смелость.
— Да, — сказал он и судорожно сглотнул. Никогда прежде я не видела его столь нерешительным и беззащитным. — Между нами стоит барьер. Не такой трагический, как между Альфредом и Виолеттой, но тем не менее вполне настоящий. Звучит нелепо, да. Потому что даже при нашем нынешнем положении хозяина и служанки мы с вами абсолютно равны. Я приехал в эту страну нищим иммигрантом, причем будучи ниже вас по рождению. — Он помедлил, порывисто вдохнул и продолжил: — Но я все же надеюсь, что не ошибся, когда взял на себя смелость предположить, будто наши чувства взаимны. Как чувства Альфреда и Виолетты.
Я подняла глаза и увидела, что он смотрел на меня. Смотрел с ожиданием и неприкрытой тревогой.
— Вы не ошиблись.
Он взял меня за руки и спросил:
— Правда? — Его голос дрожал от волнения, словно он не решался поверить моим словам.
— Да, правда. Хотя я понимаю, что в это трудно поверить, ведь год назад я сама вас оттолкнула. — Его взгляд вспыхнул надеждой, и я нерешительно замолчала. Но все же заставила себя продолжать. Я должна была это сказать, хотя теперь и мой собственный голос дрожал и срывался от страха перед его вероятной реакцией и из-за смешанных чувств, разрывавших мое сердце. — Тем не менее нельзя давать волю эмоциям. Вам известно, что я помогаю семье деньгами, которые зарабатываю, служа горничной, и ваша ко мне привязанность способна все усложнить. Я не могу потерять должность и лишить своих близких поддержки. Однако есть и другая причина. В высшем свете меня никогда не примут, а вы ясно дали понять, что стремитесь на самый верх. Поскольку там для меня места нет, то нет места и рядом с вами. У нас нет будущего, хотя я допускаю — может быть, и самонадеянно, — что вы этого хотели бы. Пожалуйста, поймите меня правильно. Я очень благодарна вам за все, чему вы меня научили, и за подаренные вами акции, которые очень помогут моей семье, но, полагаю, нам надо признать: у нас нет и не может быть общей дороги.
Эндрю смотрел на меня и молчал. Его молчание пугало меня сильнее любых слов, потому что он никогда не молчал и всегда знал, что сказать. А дальше произошло нечто еще более неожиданное. Он рассмеялся.
— Ах, Клара, вот за это я вас и люблю. Любая другая на вашем месте смягчилась бы сердцем после оперы, платья и моих слов и не отвергла бы мысль о нашем возможном совместном будущем. Но вы тверды духом, верны своим нравственным убеждениям и, самое главное, предельно честны. В вас есть все, что меня восхищает. Ваш отказ лишь укрепляет во мне уверенность в моих чувствах.
Я озадаченно нахмурилась. Наверное, это смотрелось комично, потому что, взглянув на меня, он рассмеялся еще сильнее.
— Ваши слова заставляют меня ценить вас еще больше и дают основания верить, что вдвоем мы сумеем преодолеть все преграды и создать постоянный союз. Клара, если вы разделяете мои чувства, то я хочу, чтобы вы стали моей женой.
— Я думала, вы хотите только богатства и доступа в высшее общество. — Мой голос снова задрожал.
— Однажды вы сами сказали, что мне надо прокладывать для себя другой путь. Родословная — это фактор случайности. Она не дает человеку права на общественное уважение. Истинного уважения можно добиться только добрыми и полезными делами. Стало быть, никакая «первая десятка» и все им подобные не имеют значения для меня. А вы имеете. — Он еще крепче сжал мои руки. — Могу я надеяться на ваше согласие?
Что мне оставалось? Я долго пыталась противостоять своим чувствам, зная, как сильно во мне нуждалась моя семья. Я не имела права подвести дорогих мне людей. Но, возможно, одно все-таки не исключало другого и мне вовсе не следовало отказываться от Эндрю, чтобы поддерживать близких? Я размышляла о том, сколько всего мы могли бы достичь вместе с ним, и сомневалась, что когда-нибудь снова встречу мужчину, который оценит мой внутренний потенциал и захочет соединить свою жизнь с умной и сильной женщиной.
— Да, Эндрю.
Даже произнося эти слова, я задавалась вопросом, правильный ли выбор сделала. Как я могла понять, что для него это не минутная прихоть и что его чувства ко мне никогда не изменятся? И как он себя поведет, если узнает, кто я
