Дэвид Бейкер - Путь слез
Некоторые дети просто стояли и смотрели на себя, о чем-то задумавшись, другие – дразнили соседей и подшучивали над их изъянами.
– Видишь, Конрад, я же говорил, что губы у тебя тонковаты, – кто-то засмеялся.
– Заткни рот, или я пришлепну твои губы так, что…
– Что случилось, Конрад? Не нравится? – подтрунивал другой.
– А сам! А сам-то. Что у тебя за яйцо вместо головы, а?
Склонившийся Петер не замечал перебранки у себя под ухом, а внимательно, с ног до головы, изучал свое отражение. На знаменитом зубе, который один уцелел и вызывал немалый восторг у окружающих, он ненадолго остановился взглядом и улыбнулся. «И, верно, зрелище еще то», – подумал он.
Но вдруг его охватила тоска: он не видел той заветной искры в глазах, которая видна была остальным. Ему показалось, что он вглядывается в окно обветшалого храма и видит, как внутри него угасает усталый и измученный дух. Петер смотрел, как ветер властно треплет его белоснежные волосы: сколь многим они свидетельствовали о мудрости, а он видел лишь древнюю главу, угловатую и немощную, покрытую редкими белесыми лоскутами. Нос казался слишком длинным и костлявым, плечи – узкими и хилыми. Петер взглянул на острые колени, выпиравшие из-под поношенной рясы, и вспомнил, как когда-то эти же ноги несли на себе могучего и прекрасного воина. Он неровно вздохнул, и с глаз упали крупные капли, пустив рябь по водяной глади.
Мария пристально за ним наблюдала.
– Почему ты плачешь, папа Петер? Пожалуйста, не плачь.
Петер обнял ее и легонько притянул к себе.
– О, моя дорогая Madel, я плачу о человеке, – проговорил он, – которого мне очень не хватает. Он вяло улыбнулся.
Мария ласково взглянула на него.
– А кто он? Он был твоим другом? Или это была дама?
– Милая моя, этот человек был моим другом, читал все мои мысли, делил со мною мечты и боль.
– Он что, умер?
– И да, и нет, ангелочек. Он жив в моих мыслях, и даже сейчас неотделим от меня.
– Но кто он? – настаивала Мария. – О ком ты плачешь?
Петер погладил девочку по голове и грустно прошептал:
– Я скучаю по тому человеку, которым я был раньше.
Мария посмотрела на него непонимающим взглядом. Петер продолжил:
– Того человека больше нет, но кое-что от него осталось. Ах, если бы я смог перелететь во времени и снова увидеть его! Ах, ежели снова пережить хоть один день, хоть один вечер или час, которые были шестьдесят лет назад. О, какое блаженство вздохнуть полной грудью – молодой грудью, смеяться и сидеть за столом со старым другом. Ах, ах, моя нежная… Анна Мария, – стал запинаться Петер. – Душу отдал бы, чтобы хоть один разок провести ладонью по ее щеке. – Петер задумчиво посмотрел на ребенка, притаившегося рядом. – Милое дитя, не торопи юность. Испей ее сполна, дабы запечатлеть каждое мгновенье, воспоминания станут лучшей наградой в твоей старости.
Старик медленно сел. Солнце подсматривало за ними сверху, щурясь между стволами сосен.
– Но увы, ангел мой, вот незадача: то, что придает великую цену нашему прошлому, оно же и крадет наши дни. Ибо настоящему должно остаться в памяти, прежде чем оно станет поистине ценным для нас, но при этом настоящее остается позади, покидает нас, а мы стареем. О, двоедушное создание! То, что одновременно и друг, и смертельный враг. Время, ангел мой, это безжалостное время… Если бы можно было познать цену настоящего прежде чем ее назначит Время, я бы…
– Гой, гой! Старик-священник, ты ли это? – внезапно раздалось. На поляну вышли трое лесорубов. – А это те воины, о которых ты говорил нам? – засмеялись они.
– Ах, верно, верно, – вздохнул Петер, вытирая глаза. – Готовы ли плоты?
– А то как же! – хвастливо ответил один из них. – А теперь послушай: воды наши быстры и студены, да и выше обычного. Мы подумали, будет лучше сделать один большой плот вместо двух, лучше удержится на плаву. Самых слабых ваших надобно держать посередке.
Петер согласно кивнул. Другой лесоруб продолжал:
– Моя фрау передала немного еды для детей.
– Что ж, да благословит ее Бог, твою фрау! – воскликнул Петер. – Вперед, дети. Идем за этими добрыми людьми.
Пока Вил выстраивал колонну, Карл вплотную подошел к Петеру.
– Позволь спросить, как тебе это удалось?
Старик мигнул глазами.
– Хм. Видишь того веселого темноволосого юношу? Кажись, их епископ запретил свадьбы между деревенским людом, и признает только те, которые освящены церковным служителем. Однако деревенский священник требует слишком высокую плату за венчание, поэтому юноша не мог жениться. Я сказал ему, что я тоже священник, – Петер потряс крестом на шее, – и с удовольствием обвенчаю его с невестой в обмен на несколько хороших плотов.
Карл одобрительно ухмыльнулся.
Дети последовали за лесорубами к кромке воды и опасливо остановились у огромного квадратного илота. Он был связан из двадцати длинных прочных бревен, которые скреплялись суровым канатом. На вид он был устойчивым и надежным, однако на фоне неистовой горной реки выглядел слабым и почти невесомым. Фрида испуганно прошептала Вилу на ухо:
– Мы ведь не собираемся плыть на этом?
– Конечно собираемся. Девочки, вы сидите в середине.
Гертруда с Марией взялись за руки и опасливо глянули на бурлящую Рону. В то лето снега обильно таяли в горах, а от частых дождей река разбухла еще больше. Ледяной поток пенился и вздыбливался вокруг белых донных камней, отчего шум стоял оглушительный. Анна испуганно уткнулась лицом Иону в спину.
– Ну же, ну же, Анна. Мы и не такое проходили. Всего-то вода, которая, тем более, сможет ускорить наш путь.
– Но Ион, я не умею плавать! – хныкала Анна.
Новоиспеченный муж отвел Петера в сторону и предупредил его:
– Осторожнее на воде, ибо она коварна. Брат говорит, вам лучше держаться правого берега. Мы приделали короткое кормило, но для него нужны руки сильные руки. Шесты, расположенные по углам, доверьте самым умелым и зорким… подводные камни нужно замечать много раньше, чем вы почувствуете их под собой. Самых слабых держите в середине, и обвяжите их веревкой. Около полудня вы выйдете к излучине – там вы сможете отдохнуть, но на вашем месте я бы держал путь до сумерек, до самой деревни Фиш.
Вилу было не по себе, но он хорошо скрывал тревогу и говорил уверенно.
– А как мы узнаем Фиш?
– Там будет таверна с коротким причалом для парома. В конце причала вы увидите зеленый флаг. Мало кто пользуется паромом, многие ходят свиным бродом, который лежит южнее по реке. Еще вы увидите низкий частокол вокруг дюжины дрянных хижин, и непременно услышите музыку менестреля, играющего у воды.
Далее на юг вас снова ожидает изгиб: коли не уснете, не пропустите. Вам бы неплохо остановиться в Фише на ночь, но будьте осторожны: про тамошних жителей ходят плохие слухи.
Вам нужно плыть и весь следующий день, а к вечеру доберетесь до Брига, где вы и высадитесь. Повезет, так сможете выручить за плот немного еды… козьего сыру или баранины… это мой вам совет. Оттуда идите на юг по тропам, ведущим к перевалу через Симплон – это и есть врата солнечного юга.
Петер поскреб макушку.
– Я, кажись, бывал в тех местах. Оттуда недалеко до Ломбардии, я правильно мыслю?
Ему поспешно поддакнул другой брат, также желая оказаться полезным:
– Ja, там близко. Пойдете по глубоким ущельям, минуя темноглазых жителей деревни Гондо, затем – мимо недремлющей стражи замка, который возле Домодоссола… Дальше я не знаю.
Жених протянул большие мозолистые руки и взял Вила и Петера за плечи.
– Да пребудет с вами и вашей отважной братией Господь Бог и все добрые духи.
Братья кивнули на прощанье, заложили секиры за широкие спины и исчезли в чаще.
Вил взглянул на беспокойных крестоносцев, потом – на плот, нетерпеливо покачивающийся у берега. Он притворно-сердито рявкнул, дабы скрыть собственное замешательство:
– Девчонки, малыши – все на середину. Отто, возьмись за шест; ты, Карл, – за этот, Гюнтер, – вон тот. Конрад, ты стоишь со мной у кормила. Ион, твой угол там. А ты…
– Хайнц, господин Вил.
– Верно, Хайнц, – все не могу запомнить ваши имена. Ты еще маловат. Встанешь с Ионом, будешь помогать ему.
Хайнц всегда был тихим и незаметным. Он вместе с Понтером, двоюродным братом-силачом, проник в отряд где-то на переходе в горах. Никто точно не помнил, когда братья появились среди крестоносцев: как и все пришлые, они скоро слились с общей толпой, говорили мало, работали много. Это был решительный мальчишка, всего девяти лет от роду. У него были прямые каштановые волосы, блестящие прищуренные глаза и вздернутый нос посреди конопатых щек, из-за чего он и был похож на лесного эльфа. Хайнц проворно прыгнул на деревянный плот, вне себя от восторга, что ему позволили быть со старшими.
– Петер, – скомандовал Вил, – ты стоишь посередине. Возьми веревку и обвяжи ею тех, кто стоит у шестов, а концом захвати и остальных. Ежели кто случайно упадет, мы сможем его вытащить.
