Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет
— Вот и хорошо, — кивнул Марк, услышав слова посланца. — Давно пора. У царя даков есть просьбы, дополнительные условия?
— Да, император, — сообщил посланец. — Он настаивает на личной встрече, на которой собирается изложить особое требование. Наш царь желает, чтобы встреча была проведена тайно в любом назначенном тобой месте. Один на один.
— Надеюсь, без оружия? — поинтересовался Траян.
— Без оружия, государь.
— И то хорошо.
Император сделал паузу, прошелся по опустевшему шатру — все, кто находились в походной палатке, кроме двух темнокожих телохранителей, стоявших на пороге, по просьбе посланца были отосланы. Траян приблизился к выходу, выглянул наружу. Здесь замер, обозревая умытое последними дождями, чистейшей голубизны небо. Ниже мощные, насупившиеся стены Сармизегетузы. Ровно начертанными зубцами стен и башен абрис волчьего логова отчетливо рисовался на фоне дальнего, покрытого лесом хребта. Изучал пейзаж долго, не мог унять волнение. Карпаты были куда живописнее, куда внушительнее давным — давно оголенных италийских гор. Здесь даже воздух был иной, отличавшийся живительной, наполняющей легкие бодростью, а голову геройством. Свершилось! Теперь будет где размещать переселенцев из скудных италийских, иллирийских, греческих земель.
Наконец вернулся к посланцу, внимательно оглядел его. Тот был высок, сухощав и очень силен — типичный варвар, шапку так и не снял. Смел, держится свободно. Ничего не скажешь, хорош! Радость ударила в голову — все‑таки мы вас одолели!
Что ж, будем посмотреть, какое условие или, точнее, пакость, Децебал приготовил на этот раз?
* * *
Место встречи выбрал сам император. Оно располагалось на поляне, неподалеку от римского лагеря. Поляну огородили, выставили караулы, водрузили роскошный шатер, принадлежавший когда‑то то ли армянскому, то ли парфянскому царю. До сих пор его возили в обозе. Траян вместе с женой и племянницей довольствовались прибежищем, более похожим на увеличенную войсковую палатку. Теперьрешил пустить пыль в глаза.
Децебал прискакал в полночь в сопровождение небольшого отряда личной охраны. Когда спешился, встречавший его префект Корнелий Лонг попросил передать ему оружие. Децебал — крепкий, необыкновенно широкогрудый мужчина с бородой, закрывавшей полгруди, — распоясался, передал римлянину пояс с мечом. Лонг смотрел грозно, специально выпячивал нижнюю челюсть.
Децебал пристально оглядел его, хмыкнул и спросил.
— Ты и есть однорукий префект, утопивший в Медвежьем урочище храброго Сурдука?
— Да, царь. Меня зовут Ларций Корнелий Лонг.
— Знаю. Ты спас от смерти Лупу. Как он, Лупа?
Ларций растерялся, не сразу нашел, что ответить. Его лицо приобрело глуповатое выражение.
— Что молчишь, префект? — спросил царь.
— Лупа жив, царь, — наконец ответил Лонг.
В этот момент со стороны шатра донесся голос Траяна.
— Я хотел купить сына твоего побратима, Децебал, однако Лонг отказал мне.
Децебал усмехнулся.
— Ты — храбрый человек, Лонг, если осмелился отказать своему повелителю.
Траян подошел ближе. Эта неожиданная встреча, исключившая всякое пренебрежение, тем более изощренное унижение, которого ждал царь даков, резко смягчила обстановку. Децебал почувствовал себя свободней, перевел дух. Траян вблизи вовсе не выглядел поганым псом, скорее медведем. Сказки о его силе оказались правдой.
Оказалась смятой и церемония встречи. Траян вполне по — дружески пригласил Децебала в шатер.
Уже в шатре сочувственно заявил.
— Поверь, я бы много отдал, чтобы эта встреча состоялась на год раньше.
— В ту пору у меня еще хватало силенок, — ответил дак. — Тогда у меня была возможность пригласить тебя в свой шатер.
— Это на усмотрение богов, — уклончиво ответил Траян.
В шатре был накрыт стол. На нем блюда, привычные для дака — жареное мясо, мед, много зелени. Стоял графин из александрийского стекла, наполненный калдой.
— Желаешь? — пригласил император.
— Нет времени… — ответил гость.
— И желания?
— Да, — Децебал скривился. — Полагаешь, мне кусок в рот полезет?
— Ты хорошо владеешь латинским наречием.
— Я мальчиком жил в Риме, — ответил дак.
Император хмыкнул.
— Не знал
Децебал развел руками.
— Тогда ближе к делу, — заторопился император и пригласил гостя в кресло. Сам сел напротив.
Первым начал Децебал. Он заранее решил, что явится к Траяну не как проситель, а как ровня. Сам поведет разговор — их спор, мол, рассудила судьба, однако в бою Децебал ни в чем не уступил повелителю мира.
— Я принимаю твои условия, император, но меня беспокоит судьба страны и, скажу откровенно, моя собственная судьба. Что касается Дакии, я хотел бы убедиться, что пункты мирного договора будут соблюдаться скрупулезно и последовательно. Споры между твоими и моими представителями будешь решать ты сам. Другими словами, я должен быть уверен, что могу обращаться к тебе всякий раз, когда тот или иной пункт договора будет нарушен или истолкован неверно.
— Я понимаю твои сомнения, Децебал, — кивнул император. — Если хочешь, я готов внести в текст договора предложенный тобой порядок выполнения его условий. Скажу больше — что, собственно, и следует из моих предварительных предложений, — я хочу иметь с тобой дело как с союзником римского народа. Теперь я хочу выслушать, что ты имеешь в виду, когда упомянул о том, что тебя беспокоит твоя собственная судьба.
— Император, — немного более громче и взволнованнее выговорил Децебал. — Я не могу появиться в Риме в качестве пленника. Я не могу и не хочу участвовать в твоем триумфе. Это первое. Второе касается моей сестры и племянников, которых Квиет взял в плен в Апуле. Невозможно, чтобы они тоже шли в триумфальной колонне, в цепях и с гнусными надписями на груди.
— Децебал, почему ты решил, что я жажду устроить триумф по случаю заключения мира между Римом и Дакией?
— Чем же еще мечтает закончит войну римский полководец?
— Я не тщеславен. С самого начала я предлагал тебе мир. Во времена Домициана ты сумел настоять на своих условиях, теперь я сильнее и предлагаю мир на своих. Они обременительны? Конечно. Они тебя унижают? Не без этого, но самое главное в том, что это единственный путь примирить Рим и Дакию. В этом смысл моих предложений.
— Ты пришлешь своих квесторов, преторов, назначишь наместника, чью волю я буду вынужден выполнять беспрекословно. Это разве напоминает союзнические отношения?
— В Дакию не будет назначен наместник. Ты по — прежнему будешь осуществлять верховную власть над подвластной тебе территорией. Да, в Дакии будут римские войска, будет и мой легат, командующий экспедиционным корпусом, но его полномочия будут ограничены исключительно военными пунктами соглашения, касающимися обороны Дакии и моих провинций за Данувием, а также мероприятиями по укреплению северной и восточной границы страны. Все гражданское управление останется в твоих руках. Даже армия. По нашим подсчетам тебе будет вполне достаточно тридцати тысяч бойцов.
— С тем, чтобы я прикрыл северную границу?
— Естественно. И восточную тоже.
— Меня лишат права выбирать союзников, начинать войну?
— Это обязательное условие.
— Мы будем должны принять на своей земле твоих колонистов?
— Да. Но места расселения будут определены совместно.
— Какие еще цепи ты наложишь на нас?
— Мне нужны будут твои воины для похода на восток.
— Пакор, царь Парфии, мой союзник.
— Был. Теперь положение изменилось.
— Даки не готовы покинуть родную землю, воевать на чужбине.
— Когда ты и твой дядя Скорилон совершали набеги за Данувий, они охотно покидали родину. И что за дело солдату, где воевать, лишь бы хорошо платили.
— Это у вас. У нас по — другому.
— У вас рано или поздно будет также.
— И, конечно, ты заберешь у меня золотоносные россыпи.
— Это право победителя. Война должна сама себя кормить. Теперь о твоих условиях. Я не собираюсь устраивать триумф. Мы не враги, а союзники, а победы над союзниками не празднуют. Твоя сестра и племянники содержатся по — царски. Не думай, что я имел в виду держать их в заложниках. Я знаю, тебя, Децебал. Узы крови не остановят тебя, если ты задумаешь какой‑нибудь подвох. Я не тороплю, сам прикинь, какой смысл устраивать подвох Риму, если Рим искренне заинтересован в добрососедских отношениях.
Децебал долго молчал. Потом указал на графин.
— Что в нем?
— Калда. Если желаешь вина, сейчас принесут.
— Нет, мне достаточно этого бодрящего напитка. В Риме я опивался калдой.
Траян хлопнул. Вошел Зосима, налил гостю напиток.
— Хорош, — похвалил Децебал.
— Императорский, — ответил Траян.