Робин Янг - Крестовый поход
Калавун посмотрел на женщину. Что-то в ней напомнило ему Айшу. Та же непокорность в глазах, несмотря на страх.
— Иди, Калавун. — Бейбарс мотнул головой. — Оставь меня.
Эмир глянул на женщину в последний раз и закрыл за собой дверь.
Элвин поймала его взгляд. Султан называл человека в синем плаще Калавун. Это имя было ей знакомо. Так звали мамлюка, союзника Уилла. И она увидела, что он смотрел на нее с тревогой и сочувствием.
Рядом возвышалась массивная громада Бейбарса. Вспомнилось все, что люди рассказывали об этом человеке всегда мрачными, испуганными голосами. Человеке, которого называли Арбалет и Лев Востока. В реальности он оказался именно таким, каким она представляла. Внушительным и грозным. Пробудившаяся на несколько коротких мгновений надежда исчезла. Калавун не поможет. Элвин опустила глаза, ожидая, когда султан выхватит одну из сабель, висевших у него на поясе, и зарубит ее прямо на месте. Она стиснула зубы и зажмурилась.
— Исмик… э…
Он повторил это еще раз, и Элвин вдруг поняла, что султан спрашивает ее имя. Она удивленно подняла голову и сглотнула.
— Исми Элвин, малик.
Бейбарс усмехнулся тому, что она назвала его королем. Затем прошагал на помост и уселся на троне, глядя на Элвин сверху вниз.
— Иди сюда, будешь переводить, — приказал он евнуху, не отрывая от нее глаз. — Давно ты стала женой Кемпбелла?
Евнух перевел вопрос на почти чистом французском. Она смутилась, не зная, что ответить, и решила продолжать врать. Ее отношения с Уиллом мусульмане сочтут греховными, так же как и христиане.
— Одиннадцать лет, малик. — Элвин отсчитала срок с того дня, когда Уилл сделал ей предложение в Париже.
Евнух послушно перевел ее слова на арабский.
— Как же ты вышла за него, если он тамплиер?
— В Темпле не знают, что мы женаты. — Теперь, отвечая, она смотрела прямо на султана.
— Он ради тебя рисковал изгнанием из ордена?
— Да, — пробормотала она.
— Значит, он тебя любит?
Элвин молчала, вспомнив Гарина. Стыд, боль и сожаление о содеянном не покидали ее с тех нор ни на секунду. Она чувствовала это даже сейчас, на пороге смерти.
Бейбарс, впрочем, в ответе не нуждался.
— Тогда ты должна знать, почему он пошел к ассасинам, — произнес он хриплым повелительным тоном. — Что подвигло его на убийство? Он тебе что-нибудь говорил?
Наконец Элвин поняла, почему она здесь. Почему мамлюки, явившись за Уиллом, взяли ее. Медлить было нельзя. Бейбарс ждал правдивого ответа.
— Ты убил его отца, малик, — произнесла она медленно, чтобы евнух правильно понял. — В Сафеде. Джеймс Кемпбелл оказался среди рыцарей, которых ты приказал казнить после осады. Вот почему Уилл пошел к ассасинам.
Бейбарс хмуро выслушал евнуха и задумался, устало откинувшись на спинку трона, крепко сжав мозолистыми ладонями головы львов.
Ах вот оно что. Все эти годы он думал, что покушение на его жизнь организовали правители франков из Акры, бароны или рыцари, желавшие сохранить свои земли. Ему никогда не приходило в голову, что этот человек просто мстил. Один из бесчисленного множества тех, чьих близких он предал смерти, когда брал крепость за крепостью, город за городом. К ассасинам Кемпбелла привела жажда мести. Та самая жажда, что мучила его самого. О, Бейбарс знал ее настойчивый зов. Знал очень хорошо. Сколько раз эта песня сирен будила его по ночам и сколько лет. Он удовлетворял эту жажду непрестанно, в каждом сражении, в каждом захваченном городе, а она не проходила. Ничто не могло заполнить пустоту внутри его, где не утихая звонил колокол.
После гибели Омара пустота просто расширилась, и теперь эту жажду утолить нельзя было ничем. А началось все очень давно, в другой жизни, в Алеппо. С той девушки-невольницы, которую при нем жестоко изнасиловал и убил их хозяин, бывший рыцарь-тамплиер. Но ее гибель только расширила дыру, уже пробитую монголами, вторгшимися на земли предков Бейбарса, продавшими его в рабство. А теперь жертвой чьей-то мести оказался он сам. По его приказу был казнен отец этого христианина, и, чтобы уравновесить чашу весов, Небеса забрали у него Омара. Неожиданно Бейбарс понял совершенно ясно, что все его поиски возмездия за причиненное горе тщетны. Он искал его не там.
— Помоги мне, о Аллах, — прошептал Бейбарс, закрывая глаза и еще крепче сжимая львиные головы. — Помоги.
Евнух не стал переводить эти слова. Тишину в тронном зале нарушало лишь тихое, похожее на шепот дыхание трех находившихся там людей. Быстрое и порывистое — Элвин, напряженное и едва слышное — евнуха, дрожащее и протяжное — султана.
Наконец Бейбарс открыл повлажневшие глаза, встал и, ни на кого не глядя, покинул тронный зал.
У стен Дамаска, Сирия 17 июня 1277 года от Р.Х.
Притаившись на холме, Уилл рассматривал Дамаск. Он весь вспотел. Несмотря на утренний туман, солнце пекло нещадно, не уступая в свирепости распростершемуся под ним равнодушному миру. С холма хорошо были видны и город, и окрестности с главной дорогой, ведущей на запад, к Акре. С одной стороны Дамаск огибала широкая река, на берегах которой зеленели сады. С другой от стен города вдаль простирались полностью покрывавшие долину красочные шатры. Среди них Уилл разглядел осадные машины и понял, что это лагерь войска мамлюков. По дороге к городским воротам и обратно двигался непрерывный поток всадников на конях и верблюдах, повозок и просто пеших путников. Значит, войти больших трудностей не составит. Наконец он поднялся и поспешил к тому месту, где оставил коня. Взобрался в седло, собираясь съехать к дороге.
Уилл преодолел трудный путь из Акры. Он измотался. Недосып, постоянная тревога. Саймон, горестно причитая, собрал ему мешок провизии. Но ел Уилл мало. Знал, что надо поддерживать силы, но не мог. Вчера вечером пришлось заставить себя сжевать несколько полосок соленого мяса. Все его мысли занимала Элвин, и она в них была более живой и яркой, чем когда-либо в реальности. Уилл кружился в этом водовороте, пока не пропитался насквозь. А внутри, словно натянутая струна, звенел страх. Сводящий с ума страх за нее.
Уилл устремил взгляд вдаль, за городские стены, где над крышами домов и куполами мечетей возвышалась мощная крепость мамлюков Цитадель. Где-то там, в отливающих перламутром каменных джунглях, была Элвин. Он не представлял, как ее там отыскать, не говоря уже о том, чтобы спасти. Да жива ли она вообще? Не тешит ли он себя безрассудной надеждой? Нет. Уилл встряхнул головой. Надо найти Калавуна. Эмир поможет, если только он там.
Уилл вошел в город, обогнав нескольких мелких торговцев, толкавших тележки с товарами, двух женщин с кувшинами воды на головах, воинов в кольчугах, и повел коня по оживленным улицам. Дамаск служил не только главным торговым городом Востока, но и перевалочной базой паломников на пути в Мекку. Население тут было таким же пестрым, как и в Акре. Так что Уилл не слишком бросался в глаза. Тем более что у многих мамлюков была такая же светлая кожа. Однако в Цитадели — конечно, если ему удастся туда проникнуть в своей грязной одежде, — он будет сильно выделяться. Нужно искать подходящее облачение.
Уилл шел, оглядывая прохожих. Купцы, ремесленники, слуги, дети, нищие. Он задержал взгляд на двух гвардейцах полка Бари в ярких одеяниях, но не последовал за ними, понимая, что одолеть обоих не сможет. Уилл погружался в лабиринт улочек, пока наконец не вышел на небольшой затененный базар, где присел у стены. Отдохнув, он собрался повести коня к оживленному водопою на углу, когда его глаза остановились на человеке в фиолетовом плаще, окаймленном черной с золотом парчой, и тюрбане из такой же ткани. Уилл уже видел людей в подобных одеяниях. Это были посланцы султана мамлюков. Человек направился к коню, привязанному в начале переулка, и встал на колени, подтянуть подпругу. Уилл быстро двинулся к нему.
Цитадель, Дамаск 17 июня 1277 года от Р.Х.
Шипя и брызгая слюной, Хадир метался по своим покоям. Он перевернул здесь все вверх дном. Напрасно, ее не было. Прорицатель тщетно искал куклу повсюду со дня прибытия в Дамаск. Она исчезла. Хадир вдавил лицо в подушку и зажмурился, пытаясь вспомнить, когда видел куклу в последний раз. Затем запричитал на высоких нотах. Ничего не получалось.
Уже несколько лет его память давала сбои. Хадир в одно мгновение вспоминал самые мелкие события из детства, но не мог сказать, с кем разговаривал несколько часов назад. Вот и сейчас, хоть убей, не помнил, брал ли он куклу с собой в поход или оставил в Каире в кладовой, за мешками с зерном.
В Алеппо перед походом Бейбарса в Анатолию ему представился удобный случай. Накануне вечером султан устроил пир, где было легко пустить несколько смертельных капель в питье Калавуна. Тогда-то и обнаружилась пропажа куклы. Хадир искал ее всю ночь где только можно и, не найдя, с бессильной злобой наблюдал на рассвете с городской стены, как Калавун выезжает из ворот Алеппо во главе войска рядом с Бейбарсом. Хадир тогда решил, что оставил куклу в Дамаске, и каждую ночь обрушивал на Калавуна все заклинания, какие знал. Колдовал, чтобы его поразила монгольская стрела, чтобы во время перехода через горы он упал в пропасть, чтобы к нему подкралась и ужалила ядовитая змея. Но эмир вернулся с войском живой и невредимый.
