Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев
– Я ведь, княгиня, оженился. Взял дочь кузнеца одного, из соседней деревни. Дочка уже у нас народилась, – глухо, виноватым голосом вымолвил Матея.
– Оно и добре. А любишь ли ты супругу свою?
– Люблю. Да не так, как тебя любил. С тобою – про всё забывал, а её жалею просто. Нежная она и меня любит. На нежность её ответить стараюсь.
– Нынешняя ночь, Матея, наша с тобою. Но – последняя она у нас. Не будет больше такой ночи. – Предслава стянула с головы шёлковый убрус с расшитыми золотом петухами.
Длинные пряди светло-русых волос упали ей на плечи, княгиня всплакнула, но тотчас решительно вытерла слёзы. Положила голову на колени Матеи, посмотрела на темнеющее с каждым мгновением небо. Вот сорвалась с небосвода и с ярким просверком упала за окоём жёлтая звезда. Так и их счастье уходило, проваливалось в небытие, исчезало. Но оно было, это счастье, воспоминание о нём будет греть их сердца и души. До конца лет земных, а может, и потом, после, в иных мирах.
– Давай пойдём в вежу. До утра никто нас не тронет. Холопка верная предупреждена, не выдаст, стражи – не сунутся, не посмеют. А евнуха, слава богу, Рыжий покуда ко мне не приставил.
– Зимою прошлою, я тогда в Оломоуце на торгу был, к нам в село пан один приезжал, обо мне вопрошал, – вспомнил вдруг Матея. – Отец говорит: худой, недобрый пан. Володарем его кличут. Всё вопрошал обо мне. Боюсь, не прознал ли что о нас с тобою?
– С Володарем сим разберусь я, Матея. Не мучай себя, не тревожься. Сыскала на него управу.
Ночью на кошмах они творили грех, Предслава обнимала Матею за смуглые покатые плечи, с пылом и страстью целовала его, тискала дланями. Было блаженство, была неописуемая высокая радость, а мысли о скором расставании на время отошли, покинули их обоих. Они лежали потом утишённые, уставшие, при слабых отблесках огня они любовались друг дружкой. Улыбались, восхищались красотой тел, упивались этими короткими часами, последними в их жизни.
– Се – тебе, – шепнул Матея, положив на ладонь Предславы маленький холодный предмет. – Пущай будет он памятью о любви нашей.
Предслава поднесла подарок Хорвата к огню. На неё смотрела маленькая медная птица с женским лицом и длинными волосами. Это было её, Предславино, лицо. Не выдержав, княгиня всплакнула. Матея обнял её, притянул к себе, согрел уста жарким поцелуем.
– Не плачь. До рассвета долго ещё, – сказал он.
И Предслава, уступив, поддавшись ему, снова отдалась безудержным порывам страсти. Под утро она задремала, а когда проснулась, на кошмах рядом с ней лежал лишь, лениво развалившись, большой рыжий кот.
В вежу заглянула холопка.
– Ой, матушка княгиня! – воскликнула она. – А мы сего кота обыскались! Из возка-то сиганул ввечеру, а где ночь шатался, бог весть. Ишь, разлёгся!
И Предслава вдруг, не выдержав, прыснула со смеху, глядя на своего четвероногого любимца, с важностью щурившего зелёные глаза.
Жизнь продолжалась, горечь потерянной любви уходила куда-то, проваливалась, скрывалась за гребнями гор, оставляя в глубинах души осадок грусти и светлые воспоминания.
Глава 53
Евнух Халкидоний, огромного роста, полный, беспрерывно вытирающий шёлковым платком потевшее чело, повстречал Предславу на пути в Прагу. Отвесил княгине низкий раболепный поклон, поведал тонким неприятным бабьим голосом:
– Супруг твой, князь приказал мне охранять тебя, о прекрасная госпожа! С этого часа ты можешь не беспокоиться о своей безопасности. Никто не посмеет тронуть или обидеть тебя.
Предслава велела ему подняться с земли. Она сидела верхом на соловом иноходце, к спокойной манере езды на котором привыкла в последнее время.
«Слава богу, что этот евнух не сведает о Матее. Вовремя явился». – Она с едва скрываемым презрением посмотрела на рыхлое лицо Халкидония с хитрыми, заплывшими жиром маленькими глазками.
Евнух сел на низкорослого конька и, тронув поводья, засеменил следом за госпожой, впереди троих стражей и воза с шатром. Ехали через лес, который подступал к самому берегу Влтавы.
Уже вереница всадников миновала переправу через один из многочисленных впадающих во Влтаву ручьёв, когда вдруг откуда-то сверху, из густой зелени дубов, посыпались стрелы. Двое стражников полетели с коней, шею третьего затянула тугая петля. Четверо неизвестных в кольчатых доспехах преградили княгине путь.
«Разбойники!» – успела подумать Предслава.
Сзади раздался пронзительный визг насмерть перепуганной холопки. Один из нападавших бросился к ней с ножом. Растерялись все спутники княгини, за исключением евнуха, который резко вырвал из ножен на боку огромный длинный меч и одним молниеносным ударом отсёк головы сразу двум нападавшим. Третий, испугавшись, бросился в кусты; четвёртый, который метнулся к холопке, был схвачен сильной потной рукой Халкидония. Хрустнули гортанные хрящи, хлынула кровь.
– Готово. – Евнух брезгливо швырнул разбойника на землю и, обернувшись, крикнул княгине: – Я за тем! – И указал мечом в сторону чащи, где скрылся последний из нападавших.
Ничего не успела сообразить Предслава, как, спрыгнув с конька, Халкидоний исчез в зарослях.
Перепуганная холопка лежала без чувств, двое стражей были убиты, третий едва пришёл в себя и разрезал кинжалом петлю аркана на шее. Рядом с ним корчился в агонии разбойник, которому Халкидоний переломил гортанные хрящи.
«Кто они? Не похожи на простых татей. В кольчугах все, оборужены до зубов. И почему меня не тронули?» – думала Предслава. Она привела в чувство холопку, обмыв ей лицо холодной ключевой водой, приказала забраться в возок, кликнула возничего, который, дрожа от страха, выполз из-под телеги.
– Гони в Прагу! Живо! – велела она, хмурясь.
Громкий шорох и крик в кустах оборвал её слова. Меж деревьев промелькнул красный кафтан Халкидония. Евнух выволок на дорогу четвёртого из нападавших. Тот извивался, как змея, но вырваться из железных объятий скопца не мог и ругался на чём свет стоит.
– Отпусти! Отпусти, грязная свинья! Жирный боров! Вонючее дерьмо!
С помощью стража Халкидоний связал пленника по рукам и ногам.
– Сейчас ты мне ответишь, кто вы такие и зачем напали на нас?! – рявкнул евнух. – Или ты не доживёшь до рассвета!
– Ничего я тебе не скажу, свинья! – прохрипел пленник.
Лицо его показалось Предславе знакомым.
– Снимите с него шелом, – приказала она.
Высокий шишак и прилбица волчьего меха полетели в кусты.
Чёрный с проседью чуб-оселедец свисал у татя надо лбом, круглое кольцо горело в ухе.
– Ты – лях и ходил в поход на Русь. Сотником был у
