Конн Иггульден - Врата Рима
Над парапетом во мраке появилась голова, и Марк различил угрюмое лицо Перита.
— Марк? Пеппис сказал, что синекожие тебя поймали.
— Поймали, но отпустили. Так мне сбросят веревку или нет? — резко спросил Марк.
Вдали от костров было не так жарко, и он зажал раненую руку под мышкой, чтобы согреть пальцы. Марк слышал, как вверху кто-то шепотом совещается, и проклял Перита и его осторожность. Зачем дикарям ставить ловушку, если им достаточно просто дождаться, пока все они перемрут от жажды?
Наконец со стены сползла веревка, и он подтянулся наверх. Руки горели от усталости. Перит помог ему перелезть через парапет, и тут его чуть не сшиб с ног Пеппис.
— Я думал, они тебя слопают! — воскликнул мальчик, обхватив его руками.
Грязную мордашку Пепписа покрывали разводы от слез. Марка кольнула грусть: жаль, что он привел мальчика в это мрачное место. Жаль, что это его последняя ночь.
Марк протянул руку и ласково взъерошил ему волосы.
— Нет, малый. Они сказали, я слишком жилистый. Хотят помоложе и понежнее.
Пеппис ахнул от ужаса, а Перит хмыкнул.
— До утра еще далеко, успеешь рассказать, что с тобой приключилось. Думаю, все равно никто не спит. Много их там?
Марк посмотрел на Перита и решил, что не все стоит говорить при мальчике.
— Хватает, — тихо отозвался он.
Перит отвел взгляд и кивнул сам себе.
Когда пришел рассвет, Марк и остальные высматривали нападающих мутными от недосыпания глазами. Все стояли на стенах и нервно мотали головами при малейшем шорохе птицы или кролика в кустарнике. Тишина была особенно мучительной; правда, когда какой-то солдат уронил меч и прервал ее, обругал разиню почти каждый.
Вдруг издали донеслось пение медных рогов римского легиона, отдававшееся эхом в горах. Перит побежал по узкому проходу между стен, приветственно крича. Три центурии ускоренным маршем приближались к ним по горным тропам.
Всего через несколько минут зазвучал голос:
— Подходим к форту! — и ворота распахнулись.
Когда караван не пришел, командиры легиона не стали медлить с отправкой подкрепления. Дикари в последнее время осмелели, и требовалась демонстрация силы. Центурии добрались к ним за ночь, проходя двадцать миль в час, причем не по ровной дороге.
— А синекожих не видно? — хмуро спросил Перит. — Вокруг форта, когда мы пришли, стояли тысячи. Мы думали, они нападут на нас.
Центурион покачал головой и поджал губы.
— Видели их следы, тлеющие костры, мусор. Похоже, все ночью ушли. Поди пойми, что у варвара в голове! Может, какой-нибудь шаман увидел несчастливую птицу или еще какой-то плохой знак.
Он оглядел форт и почуял трупный запах.
— Н-да, вот и работенка. Нам приказано оставаться здесь, пока нас не снимут. Я пошлю с вами полсотни в постоянный лагерь. Не стоит выходить без хорошо вооруженного отряда. Это вражеская территория, знаете ли.
Марк открыл было рот, чтобы ответить, но Перит ловко развернул его за плечо и легким толчком отослал прочь.
— Знаем, — ответил Перит и отправился руководить отбытием.
ГЛАВА 31
По улице шли бандиты, уже успевшие вырядиться в дорогие ткани, украденные из магазина или в мастерской. Они несли глиняные сосуды, из которых, когда они спотыкались, выплескивалось на каменную мостовую красное вино.
Александрия выглянула из-за запертых ворот городского дома Мария и нахмурилась.
— Отбросы Рима! — прошептала она.
Все солдаты города где-то сражались, и преступники очень быстро этим воспользовались. Бедные люди, как обычно, страдали больше остальных. Грабители врывались в беззащитные дома и с криками и насмешками выносили все ценное.
Александрия заметила на одном из кусков ткани брызги крови, и ей очень, прямо до зуда в пальцах, захотелось взять в руки лук и отправить стрелу прямо в пьяный рот бандиту.
Когда шайка подошла ближе, Александрия спряталась за столбом ворот и поморщилась, когда толстая рука попробовала, не открыты ли ворота. Девушка сжала крепче молот, который взяла из мастерской Банта. Если кто-то попробует перелезть через ворота, она разобьет ему череп. Они остановились, и у Александрии громко застучало сердце. Она слышала каждое слово, произнесенное заплетающимися языками.
— Ребята, на Виа Тантия есть бордель! Можем получить услуги даром, — послышался грубый голос.
— Там же охрана, Брак. Я бы не оставил такой пост, а ты? И обязательно брал бы с них плату. Эти суки радовались бы, что их защищает сильный мужчина. Нет, нам нужна еще одна сладенькая женушка с парой юных дочерей. Приглядим за ними, пока мужа нет дома!
— Чур, я первый! А то в прошлый раз мне совсем мало досталось.
Раздался жестокий смех, и Александрия вздрогнула. Бандиты пошли дальше.
Она услышала за собой легкие шаги и резко повернулась, поднимая молоток.
— Все хорошо, это я, — сказала Метелла.
Ее лицо побледнело — она тоже услышала, о чем говорят бандиты, — и у обеих на глазах блестели слезы.
— Ты уверена, госпожа? — вернулась Александрия к недавнему разговору.
— Вполне, Александрия, но лучше тебе бежать. Если останешься здесь, будет хуже. Сулла — мстительный человек, не стоит попадаться ему под горячую руку. Уходи, найди этого Таббика. Бумага, которую я подписала, при тебе?
— Конечно! Это самое дорогое, что у меня есть.
— Береги ее. Следующие несколько месяцев тебе придется нелегко. Это доказательство, что ты свободная женщина. Вложи те деньги, что Гай тебе оставил, и побудь в безопасном месте, пока городской легион не восстановит порядок.
— Жаль только, что я не могу его поблагодарить.
— Я надеюсь, однажды сможешь.
Метелла подошла к решетчатым створкам ворот, открыла их и огляделась.
— Теперь беги! Пока дорога свободна. Беги к рынку и ни в коем случае останавливайся, поняла?
Александрия напряженно кивнула; после только что услышанного она и сама все прекрасно понимала. Она посмотрела в темные глаза Метеллы, и ей стало страшно.
— Я боюсь за тебя, госпожа. Ты же будешь совсем одна в этом огромном доме. Кто будет за тобой смотреть, когда все уйдут?
Метелла ласково подняла руку, останавливая ее.
— Не бойся за меня, Александрия. У меня есть друзья, они мигом умчат меня из города. Я уеду в теплую чужую страну и буду жить там вдали от интриг и сложностей молодого города. Я люблю древние земли, где от воинственной молодости осталось лишь далекое воспоминание. Держись главной улицы. Я не успокоюсь, пока все члены моей семьи не будут в безопасности. И держись подальше отсюда.
Александрия еще мгновение блестящими от слез глазами смотрела Метелле в глаза. Потом девушка кратко кивнула, вышла за ворота, плотно закрыла их за собой и поспешила прочь.
Метелла проводила ее взглядом. Глядя на легкие шаги юной девушки, она особенно ясно ощущала свои годы. Счастливы молодые: они способны начать жизнь заново, не оглядываясь назад. Метелла смотрела на Александрию, пока та не повернула за угол, а потом повернулась к своему дому, где уже гуляло эхо. И огромное здание, и сады наконец опустели.
Неужели Мария больше нет? Как страшно… Он так часто уходил в долгие походы, но всегда возвращался, живой, веселый, энергичный. Мысль о том, что он уже не вернется, ныла как глубокая рана, которую не хотелось бередить. Слишком легко было вообразить, что он снова ушел со своим легионом завоевывать новые земли или строить гигантские акведуки для чужестранных царей. Сейчас она заснет, а когда проснется, ужасная сосущая боль внутри пройдет и он будет рядом и обнимет ее.
В воздухе чувствовался запах гари. Уже три дня, с тех пор как Сулла напал на город, как начались пожары. Огонь перекидывался с дома на дом, с улицы на улицу, но его никто не тушил. Хотя до богатых каменных домов пожары еще не добрались, в конце концов пламя поглотит и их, засыплет пеплом и страдания, и мечты.
Метелла посмотрела на город, который простирался ниже по склону, оперлась о мраморную стену и ощутила ее приятный холодок. К небу из десятков мест вставали черные клубы дыма и собирались в серое покрывало цвета отчаяния. С ветром доносились крики — солдаты мародерствовали, рапторы убивали и насиловали все, что попадалось им на пути.
Метелла надеялась, что хотя бы Александрия останется цела. В то утро, когда дошла весть о смерти Мария, охранники покинули дом. Наверное, нужно радоваться, что они не убили ее прямо в постели и не разграбили дом, и все же предательство больно ее ранило. Разве к ним не относились по-доброму, по справедливости? На что опереться в этом мире, если клятва человека исчезает с первым теплым ветерком?
Конечно, она солгала Александрии. Ей не выбраться из города. Если молодую рабыню опасно отсылать за несколько улиц, известной матроне невозможно пронести имущество мимо волков, рыщущих по Риму в ожидании как раз такой оказии. Быть может, ей удалось бы переодеться в рабыню и даже взять с собой еще кого-то из домашних. Если бы им повезло, они бы выжили, хотя скорее их избили бы и изнасиловали, а потом оставили бы на съедение уличным псам. В Риме уже три дня царило беззаконие, и некоторым свобода ударила в голову. Будь она моложе и смелее, возможно, рискнула бы, но Марий слишком долго был ее опорой.
