Иван Вазов - Под игом

—Да, бей-эфенди, только дела «консула» были детской забавой в сравнении с делами Соколова.

—Кто остальные?

—Уволенные учителя и еще несколько негодяев. Бей посмотрел на часы.

—Они сейчас там? — спросил он.

—Да, в подвале. Когда погода хорошая, они обычно собираются в саду… Хлещут водку и устраивают заговоры…

—Так как же ты советуешь поступить?

—От Мичо они уходят, когда совсем стемнеет. Надо, чтобы полицейские, когда они выйдут, забрали всю компанию сразу и привели ее в конак.

—Это не годится, — возразил Заманов. — Если вы заберете их на улице, без всяких улик, им нетрудно будет ото всего отпереться. Нет, нужно совершить налет на дом Мичо и захватить их там, где они заседают, — так сказать, на месте преступления. Зацапать их вместе с бумагами, протоколами и всякими документами… Вот это будет чистая работа, — все ясно, как на ладони… Попробуй тогда отвечать: «Не знаю, не слышал, не видел…» В первый раз я их сам допрошу.

Бею совет понравился. Стефчов и тот пришел в восхищение от этого плана. Шпион стоял теперь перед ним во всей своей красе. Сообразительность Заманова, оказывается, была под стать его усердию.

—Но все это нужно начать не раньше чем стемнеет, — добавил Заманов. — Для таких налетов темнота — необходимое условие.

—Решено! — торжественно изрек бей и хлопнул в ладоши. Появился полицейский.

—Онбаши здесь?

—Шериф-ага скоро вернется.

—Когда вернется, пусть зайдет ко мне! — приказал бей.

Полицейский вышел.

—Совсем было позабыл, — начал Стефчов, обращаясь к Заманову, который сидел, погрузившись в мрачное раздумье и беспокойно морща лоб; он, видимо, был целиком поглощен какими-то своими темными мыслями и планами.

Вынув из грудного кармана письмо, Стефчов развернул его.

—Что это? — спросил Заманов, очнувшись.

—Письмо Соколова, адресованное в Панагюриште.

—Вот как!

—Должно быть, его уронил их курьер… Я сегодня нашел это письмо у дома тестя.

—Что в нем написано? — быстро спросил Заманов, заглядывая в письмо.

—Оно шифрованное; послано на имя некоего Луки Нейчева. Это простой человек, сапожник в Панагюриште. Он каждую неделю ездит на базар в К. и проезжает через Бяла-Черкву. Но я уверен, что письмо предназначено для кого-то другого, скорей всего — для панагюрского комитета.

—Что это за бумага? — спросил бей с любопытством. Заманов и Стефчов разговаривали по-болгарски, и старик ничего не понял.

Стефчов объяснил ему.

—Читай, читай, посмотрим, — проговорил бей, навострив уши.

Стефчов прочитал следующее:

 «Дядя Лука!

Надеюсь, что дома у вас все живы и здоровы и ваша жена уже поправилась; но все-таки пусть принимает те пилюли, которые я ей дал. Как идет у вас торговля? Вот уже две недели, как я тебя не видел, — ты почему-то не заезжал в наши края; надеюсь, что не болезнь помешала тебе приехать. Когда соберешься к нам, купи мне в аптеке Янко белладонны на десять грошей, — у меня вся кончилась. Привет всем домашним.

Соколов».

—Сомнений нет, письмо шифрованное, — проговорил Заманов.

—Переведи его теперь на турецкий язык, — приказал бей.

—В нем как будто нет ничего особенного, но когда разберешься, окажется много подозрительного, — сказал Стефчов, обращаясь к бею, и начал переводить письмо.

—Подожди, — остановил его бей в самом начале, — под «пилюлями» нужно понимать пули!

—Может быть, и пули, — согласился Заманов. Выпустив изо рта клуб дыма, бей горделиво и самодовольно огляделся кругом и опять напряг слух.

Стефчов продолжал переводить письмо.

—Погоди, — снова остановил его бей, — он спрашивает о торговле? Понятно? Значит, он хочет сказать: «Как идет подготовка?..» Мы тоже не лыком шиты!

И бей многозначительно подмигнул Заманову, как бы желая сказать: «Ты не смотри, что Хюсни-бей старик; он хитрая лисица, его не проведешь!»

Стефчов продолжал читать. Когда он дошел до слов: «Надеюсь, что не болезнь помешала тебе приехать», бей опять перебил его.

—Христаки-эфенди, — обратился он к Заманову, — а вот эти места, где говорится о болезни и здоровье, что-то немного туманны. Как ты понимаешь эти слова?

—Я думаю, что под болезнью тут подразумевается здоровье, а под здоровьем болезнь, — важно ответил осведомитель.

Бей задумался, пытаясь сделать вид, что уразумел все значение этого глубокомысленного ответа.

—Теперь все понятно! — проговорил он торжествующе. Когда Кириак вновь взялся за письмо и дошел до слова «белладонна», бей опять прервал его, весело воскликнув:

—Ну, тут он проговорился, — прямо сказал: «дебелая Бона». Значит, и она в их шайке!.. Всякий раз, как я встречаю ее, буйволицу, у меня мелькает мысль, что в этой бабище черти водятся; она что-то замышляет против правительства.

Слова бея относились к бабушке Боне, тучной старухе шестидесяти пяти лет, которая не пропускала ни вечерни, ни утрени и на пути в церковь всегда проходила мимо конака.

Стефчов и Заманов улыбнулись. Они объяснили бею, что речь идет о цветке, из которого приготовляется лекарство.

—Читай, читай дальше, — приказал посрамленный бей. Стефчов продолжал:

—«Привет всем домашним. Соколов»… Все.

—Привет всем домашним! — вскричал бей. — Понятно! Одним словом, в этом письме с самого начала и до конца идет речь о бунте.

—Однако из него нельзя извлечь ничего серьезного, — недовольно заметил Стефчов.

—Да, туманно, довольно-таки туманно, — добавил Заманов.

—Туманно-то оно туманно, — подтвердил бей, — но мы заставим самого доктора растолковать нам то, чего мы не поняли.

—Нет, нам важно понять смысл этих строк теперь же, — проговорил Заманов, пристально всматриваясь в письмо. — Дайте-ка мне его, я узнаю, в чем тут секрет, у меня есть ключ к письмам бунтовщиков…

И он положил письмо за пазуху.

—Старайся, Христаки-эфенди, старайся! — сказал бей. Стефчов откланялся, собравшись уходить.

—Значит, решено, не правда ли? — спросил он.

—Все будет кончено сегодня же вечером, — подтвердил бей. — Иди спи спокойно и передай привет чорбаджи Юрдану.

Счастливым и сияющим вышел от бея Стефчов. У ворот конака его нагнал Заманов.

—Что, сегодня вечером придется тебе поработать? — спросил Стефчов. — Ведь ты будешь руководить облавой на этих господ.

—Само собой, раз уж я взялся так взялся, — ответил тот. — Кириак, дай мне взаймы лиру до завтра; очень нужно, — добавил он быстро.

Стефчов нахмурился, но полез в карман жилета.

—Возьми два рубля, больше у меня нет. Заманов, взяв деньги, негромко проговорил: