Серо Ханзадян - Царица Армянская
— Я скажу, божественный. Все вновь созданное не тождественно
создавшему. Оно иное. Люди от природы не злы, государь мой. Но именно они
порождают зло, творят его. Потому что всему, что сделается или не
сделается, — причиной опять же люди.
Каранни снисходительно проговорил:
— Эти твои речи полезны, может, только ветрам. А ты лучше внемли мне.
Пока не поздно, сойди с ложного пути. Я назначаю тебя властителем Нерика.
Арбок Перч не испытал никакой радости от даруемой ему высочайшей
милости. И чуть было не высказал этого. Но вовремя спохватился, вспомнил
лежащего на снегу жреца, и не захотелось ему умирать раньше времени.
— Готов служить тебе, божественный! — промолвил он.
Каранни угостил его отменным вином, свежим пивом и разной снедью.
— В Нерике должен остаться только один храм Мажана-Арамазда, как того
желает моя супруга царица Мари-Луйс.
— Воля твоя священна, божественный, — сказал в ответ Арбок Перч. —
Таково и мое желание, и множества других людей.
Арбок Перча с женою проводили в Нерик, оделив щедрыми дарами.
А спустя три дня Каш Бихуни сообщил престолонаследнику, что Арбок
Перч отказался от чести властвовать в Нерике и отбыл с женою в сторону
горы Спер. Каранни огорчился. А Мари-Луйс между тем была довольна своим
прежним рабом и воином.
— Приручение дикого зверя — напрасный труд, супруг мой. И знай, для
мятежника — особое удовольствие позволить себе не принять царскую милость.
Каш Бихуни посоветовал послать войско вдогонку за Арбок Перчем, но
Каранни наотрез отказался.
— Это опасно — поджигать огонь раздора в своем доме.
Возвращавшееся с победой армянское войско народ Страны Хайасы
встречал с ликованием. Вдоль всего пути следования горели костры, люди
выносили воинам хлеб и вино.
Миновали города Тиврик, Акн и Арфакир. И всюду Каранни требовал у
старост и военачальников дать ему с собой в помощь мастеров. Была у него
мысль построить близ Куммахи новый город в честь победы над хеттами.
Но вот наконец они в столице. Встреча и тут была ликующей.
Царевич въехал на коне. Миновав главный сводчатый въезд и
приблизившись к царскому дворцу, Каранни спешился.
Вместе с Мари-Луйс они буквально взлетели по ступеням каменной
лестницы. Наверху нянюшки уже вывели им навстречу их мальчугана. И дитя
тотчас потянулось ручками к родителям.
Опираясь на посох, вышел и царь Уганна:
— О дети мои! Боги не оставили вас! О мои дорогие, вот вы и снова
дома! Приветствую и благословляю вас!
Каранни и Мари-Луйс опустились на колени перед царем-отцом и
приложились к его иссохшей деснице.
— О милостивые боги-покровители армян, хвала и слава вам!
— Аминь!..
Куммаха ликовала. Шел тысяча триста тридцатый год*. В стране Хайасе
стояла снежная зима.
_______________
* До нашей эры.
СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ
Царь Каранни... ты хотел воевать
со мной, и ты пришел, напал на
Данкуву и опустошил...
(Из летописи царя хеттов
Мурсилиса Второго,
1331 г. до н. э.)
— Божественный, отец зовет!
Каранни проводил учения. Рывком повернув коня к верховному
военачальнику, он испуганно спросил:
— Что, плох?
— В агонии уже...
Пустив своего буланого вскачь, царевич вихрем понесся к дворцу, что
высился на взгорье в самом центре города. «Отец умирает!» — с болью
подумал Каранни, и душу его обуял ужас от отчетливого сознания, что он
остается совсем один.
Стояла весна тысяча триста двадцать девятого года*. Текущий вдоль
города Евфрат бушевал половодьем, затопляя все окрест — и малинник, и даже
кипарисы чуть не до полствола.
_______________
* До нашей эры.
Столица Хайасы раскинулась на каменистом горном плато, неподалеку от
глубокой пещеры, разинутый зев которой осеняла раскидистая крона могучего
старого кедра с орлиными гнездами на ветвях.
Жрецы утверждают, что именно в этих местах, за три десятка поколений
до них, явился предкам-армянам прародитель Гайк, и потому тут и был
воздвигнут город Куммаха.
Каранни приоткрыл дверь в покои отца. Мари-Луйс подвела мужа к
умирающему:
— Он неотступно зовет тебя.
Жрецы воскуряли в кадильницах ладан.
На высоком ложе тихо угасал армянский царь Уганна.
Каранни, едва ступая, приблизился к постели и опустился на колени.
Отец тут же чуть слышно сказал:
— Встань, сын мой, гордость нации нашей. Победивший страну хеттов
даже перед богами не должен опускаться на колени. Подойди ближе, дай
поцеловать тебя.
Каранни поднялся, обнял отца, и они долго молчали.
Великий жрец Арванд Бихуни подошел к изголовью умирающего, обложил
его маленькими глиняными божками и принялся молиться. Мари-Луйс недобро
глянула на него, явно недовольная, что именно он находится здесь в
последние минуты земной жизни царя Уганны. Даже голос Арванда Бихуни был
ей неприятен, казался неуместно резким и жестким.
А жрец между тем, бормоча свою молитву и поминая при этом злонравного
бога Угура, бога Шанта, не думал взывать к армянским богам Мажан-Арамазду
и Эпит-Анаит, что опять же выводило из себя Мари-Луйс.
А когда Арванд Бихуни начал как бы изгонять хворь из больного,
размахивая над ним жезлом, и попытался еще дать ему какого-то своего
снадобья, Каранни отстранил его и взмолился:
— Отойди! Отец испустил уже дух!..
Царевич широко растворил двери покоев умершего и ощутил дыхание вод
Евфрата.
Через великую реку по его велению сооружали мост. Одним концом он
выходил к пристани у въездных ворот Куммахи, а другим на правый берег,
туда, где высится священная гора Мажан-Арамазда, где возводится новый
город Ани в честь победы над хеттами.
Каранни отвел там земельные наделы всем армянским родоначальникам из
ближних и дальних провинций и приказал каждому построить дворец.
Родоначальники пожелали при этом еще и воздвигнуть храмы своих богов, но
это им было запрещено.
— В Ани должен быть только один храм! — сказал Каранни. — Храм бога
Мажан-Арамазда!
По настоянию Мари-Луйс все наиболее крупные и значительные
родоначальники привезли свои семьи в Куммаху-Ани...
Жрецы с подобающими почестями перенесли покойного царя в храм с тем,
чтобы, забальзамировав его, оставить до той поры, когда будет воздвигнут
новый храм. Каранни решил похоронить отца в новом городе и тем основать
усыпальницу их царской династии...
Наступила ночь с ее кошмарами. Каранни лег, не раздеваясь, на кушетку
и до утра глаз не сомкнул. Видения, одно мучительнее другого, одолевали
его.
Нуар, стоя на коленях у него в ногах, воскуряла ладан. Но ему и от
этого не спалось.
Вконец измотавшись от бессонницы, Каранни велел позвать Каш Бихуни.
— Поедем в новый город! — сказал он. — Посмотрим, как там дела.
Они спустились к берегу, сели в колесницу и по мосту, уже почти
готовому, переехали на ту сторону Евфрата, откуда хорошо просматривались
старинные храмы Куммахи. Над всеми возвышалась златоглавая обитель богини
Эпит-Анаит.
Каранни объявил верховному военачальнику свою волю:
— Разрушить все храмы Куммахи, оставив только два из них — храмы
Мажан-Арамазда и Эпит-Анаит.
Явно обрадованный, Каш Бихуни ответил:
— Воля твоя будет исполнена, божественный.
Каш Бихуни был лет на двадцать старше престолонаследника, но во всем
вверялся ему. Да и к чему лишние заботы, раздумья, считал он. Покой дороже
всего.
— Куда править? — спросил Каш Бихуни, с трудом сдерживая коней,
впряженных в колесницу.
— Туда, где строится новый храм.
Было удивительно тихо.
«Странно люди устроены, — подумал Каш Бихуни. — Жизнь так коротка, и
большую ее часть они расточают на поклонение бездушным идолам. Вон и
царица, с богами силой меряется, а мужа отринула. Где это видано? Ну, да и
