Серо Ханзадян - Царица Армянская
вином. Несколько девчушек-подростков наигрывали на свирелях.
Таги-Усак приглядел хижину поприличнее, где царица могла бы
передохнуть. Обиталище было устроено в каменной пещере. Вход в него узкий.
Внутри темно и дымно, но тепло. И ребятишек полно, мал мала меньше: одеты
в козлиные шкуры и узкие штаны. У женщин круглой формы головные уборы
обшиты клыками и зубами разных животных. Земляной пол устлан войлоком и
паласами.
Хозяин дома, белоголовый и белобородый человек, бросился в ноги
знатной гостье.
— Да будь благословен бог гостеприимства, бог Ванатур, одаривший
великим счастьем меня и мой дом! Милости прошу, великая царица! Милости
прошу, божественная! И я, и весь род мой — твои верные слуги! Да прибавит
тебе силы огонь моего очага!..
Царицу усадили на пышно взбитые цветистые подушки, и все, от мала до
велика, встали рядком, готовые исполнить любую ее прихоть, любой приказ.
Перед гостьей поставили все, что имели. Увидев такое обилие
съестного, она помрачнела. Вспомнила, что здешние горские племена, живя в
страхе перед богом Ванатуром, готовы отдать любому гостю все до
последнего. Откуда такое и зачем? Неужели эти люди навечно осуждены жить в
страхе перед богами? Несчастные. Они ни телу своему и ни душе не хозяева.
По-ихнему, все от богов — и скупые радости, и обилие бед...
Вспомнилась давняя история. Таги-Усак положил как-то ей к ногам
жертвенную телку, белую, как первый снег, и сказал:
— Да будет отныне жертвой твоею только скотина, божественная царица!
Она тогда спросила:
— А почему всего одна телка приносится в жертву?
— Потому, что я хочу, чтоб мы имели впредь и почитали одного-единого
бога! — ответил астролог...
Дело было на берегу Евфрата. Она с удовольствием ела изжаренное на
вертеле телячье сердце и с нескрываемой симпатией и нежностью смотрела на
Таги-Усака...
— Это ты бог, о человек! Ты! Потому что в тебе, в твоем лице я вижу
созидателя, создателя! А о богах мы только грезим. Будь ты единственным
богом, человек! Только ты!..
Хозяин дома ползком приблизился к Мари-Луйс:
— О божественная царица, отведай хлеба-соли в обители раба своего!..
Огонь воспоминаний разгорался, и Мари-Луйс слышала лишь голоса
минувших дней...
— Вспомните, боги, я тогда была очень опечалена: пропал мой любимый
бычок. Он был такой же игривый, как Евфрат. В то время я избегала
соблазнов, и тех, которых избегать, как стало понятно позже, не следовало.
Боялась погрязнуть во грехах... Как же все это было глупо. Я боялась даже
чужих запахов, доносимых до меня чужедальными ветрами. Боялась мужских
взглядов. Всего боялась... И вы, боги, в той моей безысходности словно
вселились в меня. И от вас наливались мои груди... Кто тогда сказал, и не
раз повторил, чтобы я остерегалась и не стала бы жертвой
самопожертвования?.. Кто так сказал?.. Может, потому так и повернулась
жизнь и потому я в себе ищу себя?.. Вода и пламень в одной чаше
несовместимы. Во всяком парном сопряжении побеждает преобладающая
сторона... Всяк, читающий мысли другого, сильнее...
На левой руке у хозяина дома было несколько колец. На большом пальце
красовалась резная печатка. От нее на Мари-Луйс повеяло вдруг холодом.
Такие печатки носят как символ бога Арега, хранящего от злых сил.
Царица про себя усмехнулась и подумала: «Неужто они и впрямь верят,
что таким образом можно уберечься от зла? Клянусь своим безымянным
пальцем, люди извечно ищут истину там, где ее нет!..»
Такая мысль приходила ей на ум и раньше. И она высказывала ее. Это
было тогда, когда супруг Каранни решил свозить свою царицу на поклонение в
Данкуву, в обитель бога Хатиса.
Данкува — это город в море. Странный город. В воду вколочены мощные
деревянные сваи, и прямо на них возведены жилища. На камышовых плавучих
островках кустятся посевы проса...
«И зачем только ты повез меня, супруг мой, в столь дальнее и странное
место?! Зачем раздул во мне угасший огонь? Ничего уже не может быть.
Создав нас с тобой смертными, себя боги наделили вечной жизнью. А потому,
супруг мой, ешь, пей, кути дни и ночи напролет. Это будет куда лучше, чем
жить, уповая на богов. Забудь о вожделении и, вместо того, чтоб искать
близости со мной, приголубь свое дитя и радуйся, что мы есть, что мы
вместе. Не поклоняйся несуществующим духам. Пользы от этого никакой.
Только колени станут болеть...»
Думы вконец одолели Мари-Луйс. А в ердик тем временем скользнул луч
зимнего рассвета и пал ей на руки.
Пора снова трогаться в путь.
* * *
Вот и владения Тег Арама — город Аревис.
Снега и здесь нападало много. Но горожан, однако, это не удержало в
домах — все вышли встречать войско. И тут люди сильнее всего дивились
тому, что видели воинов на конях. Из храма выбежал полуодетый жрец и с
безумными выкриками бросился наперерез колеснице престолонаследника.
— Подчинись предначертанию богов, государь наш Каранни. Надо принести
надлежащую жертву богу Шанту, покровителю Нерика. Сними неправедный
запрет, восстанови то, что порушила твоя супруга-царица, иначе я призову
на ваши головы кару богов!
Каранни взял у оруженосца копье. Жрец, раздирая в клочья остатки
своей хламиды, истошно завопил:
— Нет, нет! Не смей, богоотступник! Исполни предначертанное свыше, я
требую! Иначе тебя унесет бог смерти! Иначе... Убери свое копье! И знай:
истину убить невозможно, сколько ни топи ее во лжи! Тебя совращает твоя
царица, отринутая богами сокрушительница! Вспомни, ведь Мурсилиса ты
одолел с помощью богов, против которых теперь восстала твоя жена. Если ты
не отдашь богам должного, твои потери будут премного большими!..
Каранни всадил копье в грудь жреца.
Кровь обагрила первозданную белизну нетронутого снега.
Царевич приказал верховному военачальнику Каш Бихуни разослать людей
во все концы страны с тем, чтобы всюду, где есть храмы бога Шанта,
разрушить их, не оставив камня на камне.
Каш Бихуни, не в пример царевичу, абсолютно спокойный и безучастный,
проговорил в ответ только одно:
— Будет исполнено!..
Мари-Луйс резко обернулась к храму Мажан-Арамазда.
— Будет исполнено...
Каранни вдруг обратил внимание на высокого человека, мрачно
взиравшего на поверженного жреца.
— Э-эй, Арбок Перч! Давно я тебя не видал. Подойди поближе к своему
государю.
Укутанный в жреческий хитон человек и впрямь был Арбок Перч. Он
яростно передернулся от досады, что царевич узнал его. Делать нечего,
подошел, нехотя опустился на колени.
— Пригласи свою жену Ерес Эпит. Я хочу выпить с тобою вина.
Арбок Перч в поклоне коснулся лбом снега, стараясь этим скрыть
бушующий в душе гнев. Все думал-гадал, как престолонаследник узнал его...
В этом мире нет ничего тайного. Человеку нигде не дано остаться наедине с
собой.
И царевич, и Мари-Луйс были уже у себя, когда к ним провели Арбок
Перча с женой.
Мари-Луйс с нескрываемым любопытством смотрела на недавнюю свою
рабыню.
Ерес Эпит предстала перед царицей без признаков былой робости, очень
величавая. Но непривычная одежда явно стесняла ее. И в синих сияющих очах
хеттки светилась такая радость и наивная гордость, что Каранни,
умилившись, весело сказал:
— Дитя мое, мать создала тебя орлицей, только крыльями забыла
наделить.
Ерес Эпит смущенно опустила голову. Царевич сорвал со своей груди
нить с нанизанными на нее кабаньими клыками и надел на шею Ерес Эпит. Она
в ответ сняла с себя пояс и протянула ему:
— Я в твоей власти, божественный!..
— Оставь себе пояс, дочь моя, — мягко отвел ее руки
престолонаследник. — Только твой супруг ему хозяин.
И, обернувшись к Арбок Перчу, он, улыбаясь, сказал:
— Отважный мой воин Арбок Перч, не считай, что тебе удается сохранять
в тайне свои мысли и в особенности деяния. И помни, жалок и ничтожен тот,
кто побуждает ко злу и непокорности подневольного. Итак, говори!..
