Наоми Френкель - Смерть отца
– Подходящее время убраться отсюда, – толкает Гейнц под локоть Эрвина.
– Ты не очень-то слушал их, а, Эрвин? – спрашивает священник.
Эрвин смеется.
– Я достаточно их слушал. Человек не должен полностью бодрствовать, чтобы слышать голос судьбы.
«Как еврей, как еврей», – упрямо повторяет внутренний голос в душе Гейнца.
– Пошли отсюда, – и голос его жесток, – пора отсюда уходить.
Глава четырнадцатая
Облака покрывают туманный город. То ли погода ждет дождя, который рвется, но никак не может разразиться, то ли весеннее солнце пытается прорвать облака. Но нет ни дождя, ни солнца.
Александр смотрит в окно на небольшой переулок. Он снял комнату в южном Берлине, в районе чиновников и мелких торговцев. Окружение тихое, чистое и упорядоченное. Напротив, на дверях портного, прусский орел вцепился когтями в позолоченные буквы длинного двустишия:
Как умелое в твоих руках орудье,Утюг никогда бастовать не будет.
Этот бедный район Александр выбрал, потому что здесь никто из его знакомых и товарищей не живет. С момента, как нога его ступила на землю Германии, он хотел уединиться со своими достаточно тривиальными мыслями, ущербность которых не давала ему покоя. Что-то тайное витало в атмосфере этой страны, угрожающее его честности и ясности его мысли.
Портной выходит из дверей и стоит под когтями орла. Лицо его сливается с сумраком и безмолвием пустой улицы. Редкие прохожие со свернутыми зонтиками в руках мелькают мимо окна. Женщина в широкополой черной шляпе ведет на кожаном поводке черного пуделя. Шерсть пуделя замысловато подстрижена, и на его шее красная лента. Тянет он свою хозяйку во все стороны и не хочет идти прямо. Хозяйка нагибается над ним и любовно его уговаривает. «Сколько любви между человеком и его собакой», – вздыхает Александр.
Неожиданно сильный удар раздается в дверь, и еще до того, как он собирается сказать – «Войдите», дверь широко распахивается. В комнату врывается молодой человек. У него непричесанная, рыжая, кудрявая, голова, пальто расстегнуто. Тетрадь для зарисовок торчит из кармана пальто, и набор карандашей – из кармана пиджака.
– Господин адвокат, я случайно услышал от одного из моих друзей, что вы заинтересовались судьбой куплетиста, и я могу вам немного помочь, – выкрикивает взволнованно парень.
– Чем вы можете мне помочь? – удивлен Александр.
– В деле защиты куплетиста, естественно. Он мой друг.
– Извините меня, господин, хочу довести до вашего сведения, что до сих пор я не взял на себя защиту Ицхака Меира.
– Ах, уважаемый господин адвокат, все мы счастливы, что вы собираетесь взять на себя защиту нашего несчастного друга.
– Но, уважаемый…
– Дело осложняется, а высокопрофессионального адвоката у него нет.
– Дело осложняется… – повторяет Александр слова рыжего парня. – Да, я читал вчера в газете. Полиция нашла письмо у его подруги. Если не ошибаюсь, он пишет ей, что в эти безумные дни обязан приобрести пистолет. Певец отрицает, что вообще писал такое письмо, не так ли?
– Он это письмо никогда не писал, это фальшивка, – вскрикивает парень.
– Разрешите мне задать вопрос: кто вы, уважаемый господин? – спрашивает Александр.
– Ах, извините меня за наглость, с которой я ворвался к вам да еще забыл представиться. Вольдемар Шпац, житель вольного города Нюрнберга, по профессии – художник.
– Очень приятно.
– Господин, – Шпац садится без приглашения, – я пришел убедить вас в срочной необходимости защитить моего друга. Не надо колебаться ни минуты. Время действовать ограничено. Я в силах вам помочь, уважаемый адвокат.
– Ага, – усаживается Александр напротив парня, – вы его друг?
– Настоящий друг, уважаемый господин адвокат. Но не только во имя дружбы я хочу помочь вам защитить его.
– Но, уважаемый…
– Не только во имя дружбы. Здесь навет на невиновного человека, уважаемый господин адвокат, невиновного! – Кричит рыжий парень и проводит рукой по своим кудрям. – И я хочу мобилизовать всех наших друзей на борьбу во имя безвинного куплетиста. Главным образом, журналистов, как мой друг Фреди Фишер, который, кстати, тоже друг певца. Зря, зря, уважаемый господин, я-то всего художник. – И выражение горечи возникает на лице Шпаца.
– Вы художник? – интересуется Александр.
– Художник, уважаемый адвокат, – подтверждает Шпац и решительным движением кладет на стол свою тетрадь. – Художник я, и в последние недели кружусь по городу, и зарисовываю сцены предвыборной войны.
– Господин…
– Вольдемар Шпац, – помогает Шпац Александру.
– Господин Шпац, что это за дама, нарисованная на этой странице?
Случайно открыл Александр эту страницу, и взгляд его наткнулся на высокую худую женщину, затянутую в черный шелк, делающий ее еще более тонкой. Длинные руки лежат на животе, и ногти ее остры, как когти шипящей злой кошки. Круглый рот открыт, как у певицы, и карандаш заполнил пустоту рта черным цветом. Рядом с женщиной – мужчина. Плечи и бедра его широки, и поблескивающий пояс охватывает его мускулистое тело. На нем штаны для верховой езды и высокие сапоги. Из-под головного убора с козырьком, скрывающим лоб, глядят хитрые узкие глазки, намекающие на какие-то недобрые замыслы. Александр вспоминает высокую женщину, затянутую в черный шелк. Она стояла в ту ужасную ночь рядом с певцом.
– Кто эта женщина, господин Шпац?
– Это она! – вскрикивает Вольдемар Шпац. – Этот червь-шелкопряд, змеящийся в черном шелке, – Марго. Певица кабаре, в прошлом подруга Аполлона. И она… – парень тяжело дышит, – она, господин, предала его. Предательство мне омерзительно.
– Мне тоже, господин Шпац, – Александр продолжает рассматривать рисунок.
– И вчера, господин адвокат, я видел ее в «муравейнике».
– В муравейнике? – удивлен Александр.
– Господин не знает, что такое – «муравейник»? «Муравейник» это всем известное питейное заведение нацистов. Я пошел туда делать зарисовки и, к своему удивлению, встретил ее там…Нашу подругу Марго в обществе одного… – и Шпац указывает на мускулистого мужчину, нарисованного рядом с красавицей Марго.
– Это открытие, – взволнованно говорит Александр, – очень важное, господин Шпац. Оно, безусловно, поможет адвокату, который возьмет на себя защиту.
– Да, да, господин адвокат, очень поможет, – озаряется лицо художника.
– Что вам известно, господин Шпац, о письме Ицхака Меира, которое полиция обнаружила у певицы? Вы, несомненно, знаете больше, чем написано в газете?
– Больше, чем написано в газете? Я вообще газет не читаю, господин. От Эмиля Рифке я узнал о письме. Он офицер полиции, который вел обыск у Марго.
– Господин Шпац, – Александр садится на стул, – где вы встретили офицера полиции и при каких обстоятельствах услышали от него рассказ о письме?
– В доме доктора Леви, не знает ли случайно господин доктора Леви?
– Я знаком с семьей Леви, но с господином, носящим титул «доктора Леви», не знаком. В любом случае, я понимаю, что доктор Леви еврей, и что у него вы встретили офицера, который проводил обыск?
– У него, уважаемый господин адвокат. Офицер этот – жених Эдит, дочери доктора Леви. И все мы одна компания, компания добрых друзей. Аполлон был в том доме, почти, как член семьи, и даже был дружен с офицером полиции…
– Даже?
– Даже, уважаемый господин адвокат, хотя я не очень уважаю этого Рифке… Кстати, есть возможность показать его вам. Минутку. Я зарисовал и его в день большого праздника в доме Леви. – Шпац листает свой блокнот. – Вот, уважаемый господин адвокат, офицер полиции Эмиль Рифке.
– Но господин Шпац, мне кажется, тут ошибка.
На рисунке офицер полиции в мундире стоит около высокой худой дамы, туго обтянутой черным шелком.
– Господин Шпац, этот рисунок очень похож на предыдущий…
– Да извинит меня, господин адвокат, не носит ли он титул доктора?
– Да, да, носит, – нетерпеливо отвечает Александр.
– О, как же я не называл господина по его титулу? Извините меня, господин доктор, но тут нет никакой ошибки. На рисунке изображен офицер полиции в обществе Марго, ибо и она была на том большом празднестве в доме Леви. Тогда она еще считалась своей в нашей дружеской компании. В тот день она предпочла из всех этого офицера. Это не случайно, доктор…
– Почему это не случайно, господин Шпац?
– Уважаемый доктор, – вскакивает Шпац с места, теребит свои волосы и подтягивает брюки, – есть существа, чьи физиономии, это как быотсутствие физиономии. Как бы разные типы одного образа, и потому, уважаемый доктор, вы подумали, что здесь ошибка, когда я открыл перед вами эту страницу. Уважаемый доктор, Эмиль Рифке, Марго и новый ее друг там, в «муравейнике», это разные типы, у которых одно и то же лицо. Уважаемый доктор, господин адвокат, взгляните, пожалуйста, сюда. – Шпац листает свою тетрадь. Карие его глаза, увеличенные стеклами очков, загораются. Перед Александром открывается целый ряд мужчин. У всех у них прямые спины, все в сапогах и ремнях, у всех небольшие хитрые глазки, замышляющие козни.
