Её скрытый гений - Мари Бенедикт
— Не забудьте зонт. Прогноз погоды обещает дождь, — кричу я ему вслед.
— И снаружи и внутри, — отвечает он.
Когда он уходит, я замечаю конверт на вершине стопки — письмо от Нормана Пири, британского вирусолога и руководителя биохимического отдела экспериментальной станции Ротамстед, и у меня сводит желудок. Пири, член Совета по сельскохозяйственным исследованиям, категорически не согласен с моими выводами, опубликованными в журнале Nature, о том, что стержни ВТМ имеют одинаковую длину. Он ополчился на меня и даже отказывается посылать образцы вирусов в нашу лабораторию для изучения. Что он пишет? Он уже ясно выразил свое мнение, и из-за его враждебности мы начали выращивать собственные вирусы.
Я вскрываю письмо. Сухим официальным тоном Пири сообщает, что он подал возражение на финансирование моей группы Советом по сельскохозяйственным исследованиям, обратившись к своему «близкому другу», главе совета сэру Уильяму Слейтеру. Грант совета — единственное финансирование, которое получает моя группа, и без него нам придется закрыть проект. К моему удивлению, Уотсон написал, что он слышал о моих бедах и попытался защитить меня через их общего со Слейтером друга, тоже ученого, но посмотрим, что из этого выйдет. Удастся ли мне сохранить нашу маленькую семью?
Глава сорок шестая
14 октября 1955 года и 2 марта 1956 года
Лондон, Англия
Полуденное солнце припекает мне лицо, я откидываюсь назад и закрываю глаза, наслаждаясь теплом на щеках. Аарон, Кен и Джон сидят по обе стороны от меня на скамейке в сквере около нашего Бирбекского особнячка. Они обсуждают какие-то сплетни, я слушаю лишь краем уха, наслаждаясь прекрасным днем и компанией. Как же мне повезло оказаться здесь после Королевского колледжа, думаю я.
Вдруг коллеги один за другим замолкают. Эта тишина необычна, и я открываю глаза, чтобы узнать, в чем дело. Прямо передо мной стоит темноволосый мужчина с усами, он смотрит на меня выжидающе.
— Вы доктор Франклин? — робко спрашивает он.
— Да. С кем имею честь?
— Меня зовут Дон Каспар. Я биофизик из Йельского университета, приехал сюда для постдокторской работы и…
Вскакивая со скамейки, я перебиваю его:
— Вы тот самый Дон Каспар, который выдвинул теорию, что центр вируса табачной мозаики полый?
Под его пышными усами появляется широкая улыбка, а глаза удивленно распахиваются.
— Да, это я.
Я приветственно протягиваю ему руку:
— Рада встрече. Мы знаем вашу работу, и уверена, всем нам не терпится вас расспросить. Что привело вас в Биркбек?
— Вы, доктор Франклин.
— Я?
— Да. Я услышал о вашем исследовании вируса табачной мозаики и подумал, что, пока я в Англии, прохожу в Кембридже постдокторантуру по молекулярной биологии, я мог бы помочь вам в вашем исследовании, если вас это заинтересует.
Я не отвечаю, потому что не знаю, что сказать, моя команда из Биркбека тоже молчит. Встретить ученого, чьей работой я восхищаюсь, да к тому же чтобы он предложил свои услуги — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это лучше, чем я могла представить. В чем подвох? Как этот американский ученый узнал о том, что мы делаем здесь?
Дон замолкает, глядя на нашу молчаливую троицу, затем добавляет:
— Но если у вас уже достаточно помощников…
Я все еще насторожена, но не хочется упускать его.
— Нет, нет, еще одни руки всегда кстати, особенно такие опытные и знающие, как ваши, — спешно отвечаю я. — Простите, что замешкалась с ответом. Просто я удивлена. Мы только начали публиковать наши работы по вирусу табачной мозаики, и я не могу понять, как вы узнали, чем мы тут занимаемся.
— Очень просто. Накануне отъезда я побывал в Калифорнийском технологическом и там Джим Уотсон в общих чертах рассказал мне о вашем исследовании, он восхищается вами. Он посоветовал умолять вас о возможности поработать в вашей лаборатории с вирусом табачной мозаики, потому что другого шанса посотрудничать с ученым-экспериментатором вашего уровня и гения у меня не будет.
При упоминании имени Уотсона я отшатываюсь, хотя вроде как он издалека выражает мне уважение. В нашу последнюю встречу и в последовавшей переписке Уотсон был очень предупредительным и неустанно хвалил меня. Я надеюсь, что Дон не заметит мою реакцию.
— Что ж, теперь ясно, — отвечаю я.
— Если, конечно, вы согласитесь принять меня.
* * *
Только благодаря тому, что Дон Каспар пришел со своим финансированием — и своим богатым опытом работы с вирусом табачной мозаики — мы смогли принять его в команду в эти времена, когда с финансированием так туго. И вот уже пять месяцев интеллект Дона и его страсть к исследованию вируса служат науке. Поверить не могу, что я боялась доверять Дону и его желанию работать со мной только из-за того, что он прибыл по совету Уотсона. Какой потерей было бы, если бы мы не приняли Дона Каспара в нашу команду. И для работы, и для меня.
Теперь нас пятеро — Аарон, Кен, Джон, Дон и я. Мы собираемся за длинным прямоугольным столом в рабочей столовой. Нам всегда есть что обсудить, но нас часто прерывают, мешая сосредоточиться, потому что все подходят поздороваться и поболтать с нашим новым коллегой.
— Откуда вы знаете столько народу в Биркбеке? — спрашиваю я Дона — стремительного, обаятельного, улыбающегося так, что весь он словно преображается. — Вы же еще и года здесь не пробыли.
— В отличие от вас, Розалинд, он дружелюбный, — усмехается Аарон.
Я понарошку шлепаю его по руке.
— Это я недружелюбная? Просто я часто блуждаю в своих мыслях.
Кен вмешивается:
— Но другие этого не знают. Они думают, вы их осуждаете за симпатии к Коммунистической партии.
— Правда? — с тревогой спрашиваю я. Мои взгляды на Советский Союз не секрет — мне по-прежнему отвратительна гонка вооружений и разработка все более смертоносного оружия — но мне не по душе мысль, что коллеги думают, будто я осуждаю их. Меня саму слишком часто осуждали в прошлом, и я бы не хотела, чтобы другие чувствовали то, что когда-то пережила я.
Все смеются, и я понимаю, что они добродушно подтрунивают надо мной. Но вижу также, что в этой шутке лишь доля шутки.
— Это не совсем шутка, да?
Улыбаясь, Аарон объясняет:
— Тут полно коммунистов. Неудивительно, учитывая, что нами руководит Бернал, наш бесстрашный лидер. А у вас, Розалинд, аристократический выговор, вы учились в школе Святого Павла и живете в Кенсингтоне…
Джон перебивает:
— А помните вечер, когда к особняку за вами подъехал «роллс-ройс», и вы уехали в вечернем платье? Видели бы вы, как