Мальчики - Дина Ильинична Рубина
– Вон, ящик видишь? – «Поляк» кивнул в угол. – Найди там соответственную ячейку и уложи инструмент.
Видимо, остался доволен тем, как расторопно и аккуратно справился с этой ерундовой задачей мальчишка, и командовал дальше: открыть дверцу навесного шкафчика, там аптечка. Давай сюда йод, нашёл? Прэвосходно! Бинт узкий… нашёл? Млодэц! Пипетка там должна ещё где-то быть, пошарь наудачу… Неужели нашёл? Герой… И синий пузырёк, мои глазные капли. Промоем ему на всякий случай зенки…
Потом Жорка уже по-хозяйски достал из холодильника «Саратов» бутылку молока, и найдёныш, мохнатый червячок, перевязанный бинтами, как раненый солдат, не заставляя долго себя упрашивать, слизывал и слизывал острым шершавым языком всё, что пипетка ему даровала.
Жорка боялся только, что его сейчас выдворят за ненадобностью – ну, сколько он может здесь торчать? А ему так нравилось тут быть: возиться с задохликом под руководством этого странного дядьки, которого он уже называл Цезарь Адамычем.
Котёнка намеревались определить в коробку из-под обуви, проложенную вафельным полотенцем, но тот проснулся и «поднял хай», как сказал хозяин.
– Это у него страх пропасть… – задумчиво проговорил он, – потерять ориентировку. Свойственно слепым… Вот что мы сделаем: мы сделаем из меня люльку. – Снял с крючка над раковиной длинное полотенце, обвязался им и положил котёнка к себе за пазуху: – Пока не прозреет, пусть сидит в тепле.
– Ну что ж! – и руку простёр туда, где стоял круглый стол с двумя венскими стульями. – Работников положено кормить. У меня ведь как раз баранина подоспела, когда ты меня вытащил этого десантника спасать. Надеюсь, не перепрела.
И Жорка понял, почему ему сразу тут понравилось, почему никак не хотелось уходить: здесь так чудесно, так вкусно, так пряно пахло!
Вообще, запахи еды – мяса или рыбы – он не очень различал. Тамара готовила честно, но как-то… промышленно и не подробно. Борщ в огромной кастрюле на неделю. Курицу, все более разварную по мере ежедневного разогрева каждым проголодавшимся. Ты лопаешь это изо дня в день, и уже мечтаешь, чтобы неделя закончилась и в воскресенье Тамара задумала бы нечто новенькое, опять же грандиозное по масштабам и совершенно неинтересное по содержанию. Что-нибудь из скудного арсенала своих кулинарных затей: тушёную капусту, например, которая через три дня тоже превращалась в тонну вялых лохмотьев. Ну, что поделать, признавалась она, вкусно готовят бабы, кого маманя и бабка учили с пяти лет. А я знала только дежурства на детдомовской кухне. Зато картошку чищу быстрее многих. («Ну да, – мысленно вставлял тут Жорка, – быстрее многих! Потому ты меня навечно к этой чистке и приставила».)
У Цезарь Адамыча, судя по аппетитным запахам из-под крышки чугунной сковороды, явно была маманя, а может, даже и бабка. Он так и стоял с насмешливо простёртой рукой, пока Жорка усаживался на стул, придвигал его к столу, снова слегка отодвигался, примериваясь. Ё-моё, тут и стол, и стулья были… как из дворца! – даже боязно: не поцарапать бы, не напачкать. Затем хозяин, открыв дверцу тумбочки на витых ножках, извлёк оттуда вилки, ножи, две красивые тарелки с красными и чёрными ягодами по кромке. Стал всё это перед Жоркой церемонно раскладывать. Неужели, мелькнуло у мальчика, он все эти фокусы даже перед самим собой каждый раз проделывает?
Насчёт ножа – в смысле, куда этот нож девать, – Жорка уже не беспокоился: навострился. К тому времени он частенько по воскресеньям обедал в доме у Агаши и знал, что культурно всё делать наоборот: вилку брать почему-то левой рукой, как придурок, а нож – правой, хотя вполне можно обойтись одной вилкой в правильной руке. Нож вообще только мешает, скрежещет по тарелке, да ещё морока: елозить им по куску мяса надо аккуратно, чтобы тот с тарелки не улетел, бывало всякое.
Вот что ещё ему нравилось: то, как непринуждённо двигался этот самый «поляк», не похожий ни на кого из Жоркиной жизни. Двигался одновременно быстро и расчётливо. За две минуты мимоходом нарезал в миску «брикадель», большую луковицу тонкими кольцами, добавил масла, соли-перца… и Жорка поклялся бы, что соли-перца там ровно столько, сколько в самый раз, а не так, как Тамара плескала – то пересаливая, то подавая преснятину.
В тот первый день их знакомства мальчик, разумеется, не смог бы обозначить словами экономную манеру «поляка» двигаться в пространстве…
…Это уже потом, не без помощи Цезаря Адамыча воспитав в себе страсть к точным формулировкам, он сказал бы, что Торопирен двигался по комнате с жутковатым изяществом. Почему жутковатым? Да просто в его присутствии возникало чувство, что он видит тебя насквозь и предугадывает каждое твоё движение. Но в тот первый день Жорка ничего не формулировал и не отметил про себя то, что стало очевидным позже: многочасовое пребывание в ограниченном пространстве – например, в кабине пилота – приучает человека к снайперской точности движений. Впрочем, как и многочасовое сидение над потансом…
– Ты чей? Из какой квартиры? – спросил «поляк», выкладывая половником в тарелку мальчика восхитительно янтарную, багряную массу. Чего только в ней не было намешано: куски мяса, картошка, морковь, свёкла, чеснок, «демьянки»… Ох и духовитые же вихри веяли над столом, какие, к чёрту, разговоры, при чём тут, из какой он квартиры! Жорка забыл все приличия, накинулся на еду, напихал в рот всего сразу.
– Блюдо готовится целые сутки, – проговорил Цезарь Адамыч, неторопливо выкладывая на свою тарелку небольшой холмик чудесного варева. – Блюдо называется чолнт.
– Чо?.. – промычал Жорка, пытаясь быть вежливым.
– Ешь, ешь… удалась баранина-то?
– У-у-ы… му-ы-ы…
– Ну, ешь.
Некоторое время ели молча и обстоятельно, не забывая про салат. Если Цезарю Адамычу казалось, что гость стесняется или пренебрегает «брикаделью», он собственной вилкой подцеплял огромный, как бифштекс, ярко-розовый, сахарный на изломе ломоть помидоры с кольцами лука и перебрасывал его в Жоркину тарелку.
Котёнок попискивал за пазухой у хозяина, временами блаженно затихая. Жорка наелся стремительно и до отвала, как наедается солдат на передовой, зная, что трапеза может и последней оказаться. Очень сытная, многовкусная получилась еда, этот самый «чо…». Но он продолжал сидеть над тарелкой, отправляя в рот кусочки на вилке, чтобы продлить своё пребывание здесь. Дело в том, что, наевшись, он огляделся и страшно заинтересовался и самим жильём, и предметами в комнате.
Может, давным-давно, перед тем как недосгореть, это помещение было обеденной или даже бальной залой? Метров сорок, пожалуй, – Жорка всегда маниакально точно определял на глаз размеры предметов и помещений. Отлично сохранившийся или восстановленный карниз бежал по периметру стен вдоль всего потолка: нарядный, с крупными выпуклыми листьями. Такая
