Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1
Вероятно, никто не спал в эту и в остальные ночи. По крайней мере я в продолжении 4-х ночей только по несколько минут тревожно дремал, и, что удивительно, не чувствовалось склонности ко сну. Возможно, что это происходило от сильных душевных переживаний.
Ночью почему-то киргизы не нападали. Очевидно, обжирались и отдыхали после дневного разбоя.
Ночью от страха несколько женщин преждевременно разрешились от бремени.
Стали появляться лица, которым с Божией помощью, удалось избежать насильственной смерти. Некоторые же из них были жестоко изранены. Ужасом веяло от их рассказов. Киргизы не щадили даже маленьких детей. Времена злой татарщины воскресали в моей памяти, но все, что когда-то читалось об этих временах, бледнело пред действительностью. Грозившая всем нам опасность подвергнуться той же участи заставляла всех еще сильнее просить помощи Божией.
Всю ночь я ходил среди людей, исповедуя и приобщая больных и побуждая мужчин не спать и быть готовыми дать врагу отпор в случае нападения.
В это время, в наших "мастерских", состоявших из 2-х кузниц, спешно изготовлялись ружейные патроны, собирали порох, отливали из свинца пули, а впоследствии, когда не хватило свинца, на это пошли самовары. Делали копья, тесаки и прочее вооружение. Явились свои инструктора и мастера. Все работали для общего дела — спасения жизни.
Вечером в этот день я обратился с призывом к людям, кто бы решился на подвиг и пробрался с известием в город Пржевальск. На мой призыв отозвалось четверо мужчин и несколько подростков. Решено было послать ночью часть пешими, а часть на лошадях. Мальчики скоро вернулись обратно, так как вышли рано и были замечены киргизами. Остальные же, как потом узнали, ночью добрались до Пржевальска. Вся трудность в этом деле состояла в том, что по дороге из Покровскаго в Пржевальск было дунганское селение и мы знали, что это неблагодарное исчадие, когда-то защищенное русскими, зло отплачивало нам.
В это же время у меня мелькнула мысль, принесшая нам впоследствии такую пользу, что без преувеличения можно сказать, что, не приведи мы ее в исполнение, вряд ли бы мы остались живы, а именно: я обратил внимание на то, что киргизы нападают на лошадях и что весь их напор до сего времени сдерживался живой силой. Надолго ли могли его сдерживать каких-либо 100 человек против тысяч? Вот это повторяю, навело меня на мысль — загородить улицы баррикадами. Чего, кажется, понятнее. Но русский человек и в опасности себе верен — не скоро его раскачаешь. Все нужно показать наглядно. Напрасно я уговаривал заградить улицы. Меня никто не слушал. Оставалось одно — сделать это самому.
И вот, рано на заре я взял несколько женщин, стал вместе с ними ставить поперек улиц телеги. Приходилось спорить с теми, кто не желал переставить своей телеги на другое место. Но как бы то ни было, а кругом площади мы установили по одному ряду телег.
Следующий день наглядно показал всю пользу подобных заграждений, когда на них наскочило несколько киргиз. После этого крестьяне уже сами стали строить баррикады не только из телег, но и из бревен и борон и не в один, а в три ряда.
В 7-м часу утра началось служение Литургии. Опять многие исповедались и приобщились Святых Таин. Приобщены были и дети.
Только что кончилась Литургия, как с колокольни, служившей для нас наблюдательным пунктом, стали замечать появление из разных горных щелей небольших групп киргиз, которые постепенно стали собираться кучами. Приблизительно часов около одиннадцати, разделившись на две партии, с диким воем, под руководством своих предводителей, державших белые и красные флажки и дававших ими особые знаки, орда, в количестве нескольких тысяч, вновь бросилась на село, но, встретив на своем пути баррикады, за которыми сидело десятка два стрелков с охотничьими ружьями, на время отступила и занялась грабежом и поджогом тех домов, которые находились вне нашей обороны, так как при малочисленности защитников мы не могли оборонять всего села.
Наступления киргиз продолжались часов до 4-х вечера. Все это время в церкви непрестанно молились.
В этот же день, часов около двух, в Покровское приехали переселенцы из селения Светлой Поляны. Покровцы обрадовались, что нашей силы прибыло, но скоро разочаровались, так как новоселы — народ бывалый и по приезде, прежде всего, устроились под бричками и занялись едой. Затем пошли по амбарам за мукой, попутно забирая все, что попадало на глаза. Скоро пошли жалобы и на пропажу одежды. Странно и непонятно было для меня, что люди, доживая, может быть, последние часы своей жизни земной, решаются воровать.
Наконец наступило воскресение 14 августа. Едва кончилась Литургия, как со всех горных щелей стали вылезать отдельные партии киргиз. По всему для нас было видно, что трудно нам придется, если из Пржевальска не дадут помощи, тем более, что нам было сообщено прибежавшими из плена, что киргизы решили за нашу упорную защиту не выпустить никого из села живым.
И вот, в унылом, близком к отчаянию состоянии духа, мы начали в 12 часов дня служить молебен на площади. Слезно молился исстрадавшийся народ Царице Небесной. И, о утешение — во время молебна прибежал вестовой с извещением, что из Пржевальска идет дружина. Еще усерднее стала молитва, и когда, приблизительно через полчаса, действительно пришло 65 человек дружинников, весь народ как один человек, пал на колени и слышно было сплошное рыдание.
Вообще над Покровским приходом прямо явно для меня и верующих людей вместе с гневом Божиим была видна и помощь Его нам, по слезной народной молитве к Заступнице Усердной. Приди помощь позже на час — возможно, что многих из нас уже не было бы.
Только что мы успели обойти с крестным ходом занятую народом площадь, как со стороны гор послышался дикий зловещий вой. Шесть волоcтей киргиз, т. е. не менее 6 тысяч орды, летело на полуразоренное село. Три часа беспрерывно сыпались ружейные выстрелы, только к вечеру стихла стрельба. Киргизы отхлынули в горы, готовясь на завтра к нападению на нас еще в большем числе.
Мало кто из нас надеялся, что мы продержимся следующий день. Как бы в ответ на наши мысли, дружинники сообщили нам, что на завтра они остаться не могут, и предложили ночью ехать в Пржевальск — другого исхода не было.
Все сознавали, что нужна только особая Помощь Божия, чтобы проехать незамеченным 35 верст обозу в 700 подвод под охраной какой-либо сотни наездников, вооруженных охотничьими ружьями.
Почти уверенные, что не видать нам завтрашнего дня, мы начали служить всенощное бдение Успению Богоматери. Народ уже начинал собираться в путь и в церковь заходили для краткой молитвы. Кончилась всенощная. С особым, непередаваемым словами, чувством стоял я около Престола. С одной стороны, меня не покидала мысль о том, что, может быть, это была наша последняя всенощная, с другой — мне представлялось, как через несколько часов и на этом месте появятся люди-звери и начнут свои бесчинства.
Но пора была приступать к делу. Отец диакон, задумчивый и безмолвный, стоял около меня. Молча поклонились мы друг другу и пред святым Престолом, после чего я взял святой Антиминс и Дары себе на грудь, сказав ему, что если меня убьют, пусть он снимет их с меня. Затем отец диакон согласился взять сосуды, Евангелия и кресты серебряные. Больше мы взять ничего не могли, так как у меня была маленькая тележка и одна лошадь. На этой тележке приходилось ехать самому и везти: жену, 5-ть человек детей, и 2-х прислуг, а у отца диакона совсем не было лошади и приходилось надеяться на добрых людей, чтобы увезти 8 душ семьи. Церковному старосте я велел взять деньги и предложил стоявшим в церкви взять кто что может. Взяли несколько икон.
Ехать было решено после полуночи, но в 10 часов уже все лошади были запряжены. На площади было светло от горевших кругом домов, а в церкви светились поставленные перед образами свечи. Посреди церкви лежала икона Успения Богоматери вроде плащаницы. Ожидая отъезда, я зашел в свой дом. Все в нем лежало на своем месте. Какое-то чувство безразличия ко всему на время овладело мною. Но вот приближалось время отъезда, и чем ближе было оно — тем сильнее сжималось сердце…
Минут за 20 до отъезда я вновь отправился в церковь проститься в последний раз… Попутно велел взять запрестольный крест на переднюю подводу, а икону Божией Матери на последнюю. Все сели на свои воза в ожидании команды — трогать. Проехали вперед десятка полтора конвоиров. Слышно было, как впереди разбирали баррикады и починяли мост.
Минут через 10 раздалась тихая команда: "трогай". В полутьме видно было, как поднялись руки, творя крестное знамение. Послышались сдавленные рыдания. Я сидел на козлах, а в тележке за мной беззаботно дремали тесно прижавшись друг к другу мои дети. Слезы затуманили мне очи, а руки творили над ними образ Креста. Затем, сотворив мысленно молитву Пресвятой Богородице, я благословил весь обоз.
