Вадим Климов - Бесплатное питание на вокзалах

Вадим Климов

Бесплатное питание на вокзалах

Я до того не уважаю писательство,

что тушу сигареты о страницу,

над которой тружусь.

Антонен Арто в изложении Джереми Рида

[1]

Речь пойдет о Бутербродной на окраине города. Заведении настолько неприглядном, что диву даешься, как о нем вообще кто-то написал.

Этим писательством я и занялся. Поэтому мне можете верить на слово. Текст насыщен таким количеством повторов, неточностей, ужасного стиля, бесконечных перечислений, вранья, дилетантства, опечаток, сумбура, непрочного сюжета, детского лепета, кустарщины, случайных восклицательных знаков, провинциальности, не тех падежей, времен и прочей подобной дребедени, на которую все равно никто не обращает внимания, что даже неловко.

Какое время — такие романы!

Орфография тоже не на высоте, пунктуация довольно условная. Наша писанина в них не нуждается.

На этом пока остановимся.

[2]

Вокруг Бутербродной, расположенной в таком неудачном месте, где и зданий, кроме ее собственного, нет ни одного, возникает необъяснимый ажиотаж. Люди вокруг тоже не живут, потому что никто никогда не жил и не работал в этих местах. И тем не менее ажиотаж возник.

Сотни посетителей. Со стола не успевают убрать после одной компании, как его занимает другая. Любители поддать едва не разносят в щепки барную стойку. Занято абсолютно все. По восемь, по шестнадцать, по двадцать пять человек на квадратный метр. Кроме стульев, на которых по одному, максимум по трое. По шесть, по восемь, по шестнадцать человек за столом. Забиваются все углы, подоконники, цветочные горшки — и те заняты.

Некоторые люди стоят, скромно держа тарелки на весу, часто со вторым блюдом в ногах, нервничая, чтобы никто не задел их тарелки, просят солонку у посетителей за ближайшим столиком, но те против, потому что их и без того шестнадцать человек, и солонка никогда не бывает на столе, ее постоянно трясут над чьей-нибудь тарелкой, передавая из рук в руки, каждое блюдо солят по пять раз, чтобы понять замысел повара, и эти шестнадцать человек, все они конечно против, они не позволят какому-то пройдохе с тарелкой в ногах пользоваться их солонкой, кто-то даже поднимается со стула, усугубляя и без того напряженную ситуацию, завязывается драка, на вопли выбегают официанты, разнимают оголодавших людей и приносят еще одну солонку, которую тут же забирают посетители из-за стола, а свою швыряют стоящему мужичку довольно нелепого вида, тот трясет солонку над тарелкой и понимает, что она пуста, ни соли, ни чего-то еще, все вытрясли до него.

Тем временем люди толпятся у входа, ожидая своей очереди. Новые посетители заходят в Бутербродную, и без них под завязку набитую, еще и с кучей ждущих своей очереди, когда их пропустят к столикам, хотя бы к барной стойке или в освободившийся угол. Зашедшие напирают на всю эту публику, пока не начинают скрежетать ножки столов.

Толпа сносит все построения вместе с барной стойкой, барменом, официантами, стульями, жующими на них так и не заплатившими по счету посетителями с женами, детьми, друзьями, за которых нужно платить самим, потому что у тех за душой ни рубля, зато хорошие коммуникативные качества: долго и интересно рассказывают или долго и безропотно слушают.

И все великолепие с котлетами, супницами, рассыпавшимися по столу тефтелями, разлитым вином, надкусанным хлебом, непрожаренной уткой, закусками, салатами, соусами, со всем этим бесплатным хлебом, надкусанным или еще целым, пельменями, ветчиной, сырами, паштетами и блинами, разъяренные от голода и того, что все это жрали у них глазах, люди сметают мебель, блюда и других посетителей, загоняют их в конец зала и набрасываются на остатки еды, которые к тому времени валяются раздавленными по полу помоями.

Стоя на четвереньках, слизывают супы, соусы, вина, хорошие и не особо ликеры, коктейли, горячий, обжигающе горячий шоколад, кофе по-мароккански, по-мексикански, по-турецки, по-албански, по-венски, по-малайски, по-румынски и кофе "Стандарт", пятьдесят видов чая, газировку, молочные каши, одеколон, бензин, обычную воду и грязь с ботинок только что с улицы.

Жидкости смешиваются на полу и всасываются сотней давящихся слюной глоток, рычащих в предвкушении. А другая сотня глоток набрасывается на съестное. Изысканные, виртуозно приготовленные блины с двадцатью тремя видами начинок.

Их следовало бы перечислить все, может быть, кроме нескольких не совсем удачных, но в том-то и дело, что все они одинаково хороши, и каждая нуждается в упоминании, и каждая будет упомянута, не сейчас, так через пару абзацев, не через пару абзацев, так через пару страниц, не через пару страниц, так через пару глав, или в самом конце, или в самом начале — эпиграфом, не первым, так вторым, или третьим, или четвертым, или предпоследним, или все-таки вторым, потому что это не самое главное в нашем тексте, но одно из самых главных, и поэтому следовало бы упомянуть эти начинки хотя бы в эпиграфах, если им нет места в основном тексте, но они не будут упомянуты ни там, ни там, ни в эпиграфах, ни в тексте, им будет посвящена отдельная глава.

[3]

Этот вандалистский инцидент, разнесший в хлам Бутербродную, своей нелепостью потрясший и ее хозяина и посетителей, повлек за собой ряд преобразований, о которых следует рассказать. Мы видим это как нудное перечисление административных актов реорганизации работы заведения.

Кого-то уволили с выходным пособием, кого-то без выходного пособия, но со штрафом, кого-то без штрафа, но с выходным пособием. Уволили в общей сложности большую часть персонала. В реорганизованном варианте Бутербродной места им не нашлось. Все эти люди, скажем честно, они и сами не особо хотели оставаться там работать. Некоторые хотели, а некоторые нет, но большинство все-таки не хотело ни работать, ни оставаться в тех местах, и с радостью покинуло эти места, как только их уволили. С выходными пособиями, со штрафами, кто-то с пособиями без штрафов, кто-то со штрафами без пособий, кто-то и с тем, и с другим. Можно перебрать все возможные варианты, сейчас этого сделано не будет, важно другое — важно, что все эти люди покинули, наконец, те места с пособиями, или со штрафами, или без чего-то одного, или без обоих, но обязательно уволенные, и это их сплотило.

Проснувшись следующим утром, они покинули Бутербродную, и никогда их там больше не видели.

Что же касается оставшихся, этих сосунков, везунчиков, родившихся в рубашках, о них ничего вразумительного пока сказать нельзя. Хотя кое-что все-таки можно. Это люди довольно унылого вида с посредственными умственными способностями. Не все, конечно, но большая часть.

Их всех обязали бросить курить.

Единственного ослушавшегося велено было выпороть на глазах у персонала в помещении реорганизованной Бутербродной. Чистое просторное светлое пространство старой Бутербродной кануло в лету, поэтому пороли ослушавшегося, так и не выплюнувшего сигарету, в грязном, скученном, темном пространстве реорганизованной Бутербродной.

Чтобы каждый, оставшийся в подчинении у месье Жлобеля, хозяина Бутербродной, понял, несмотря на свои посредственные умственные способности, в чем заключается новая концепция работы заведения.

И все они, действительно, поняли. И даже выпоротый, хоть и не смог принять участие в последовавшем торжестве, все же бросил курить и поклялся работать в реорганизованной Бутербродной с учетом новой концепции, продемонстрированной чуть ранее с его непосредственным участием.

[4]

Итак, мы подошли к моменту, когда рассказывать о прошлом Бутербродной уже нечего, а ее будущее еще не наступило. Иными словами, мы во временном тупике.

Все решительно изменилось. План реорганизации, задуманный месье Жлобелем, осуществился за несколько дней. Там был единственный пункт — сделать так, чтобы посетители не задерживались в заведении подолгу, а быстрее уходили, освобождая столики. Или, что гораздо проще объяснить персоналу: сделать пребывание в Бутербродной как можно дискомфортнее, чтобы посетители без лишних разговоров, без раздумий и напоминаний сами устремлялись к выходу, забыв о еде и деньгах, чтобы в этом аду под названием Бутербродная невозможно было находиться человеку в твердой памяти и здравом уме.

Что же было сделано, а, поверьте, сделано было не мало? Действительно, чем еще было занять шайку скудоумных лицедеев после праздничной попойки в честь задуманных перемен, неугомонную шпану, разворовавшую бывшую Бутербродную в угоду теперешней, людей, все растерявших, загадивших, поломавших, толпе непривычных к труду неумех, каким аргументом можно было заткнуть их кривляющиеся рты под дешевой помадой, каким заданием отправить на грязную работу вроде мытья полов или потрошения животных?