Всадник Сломанное Копье - Виталий Дмитриевич Гладкий
Чуть правее Чембало и много ближе до Феодоро белели над лесом скалы, на которых угнездилась неприступная старая крепость – убежище предков. Там находились многочисленные пещерные храмы и большая древняя базилика не хуже новой, построенной в Феодоро, – с мраморными колоннами, изящной византийской резьбой и цветными стеклами.
Еще левее темнела лесистая гора с тучными пастбищами, а за ней, на неприступной высоте мыса, скрывалась крепостца, похожая на орлиное гнездо. Она была замкнута с трех сторон неприступными горами, а с четвертой – головокружительным обрывом с короткой и тесной – далеко-далеко внизу – полоской песчаного берега, заливаемой пенистым прибоем.
Сверху к берегу вела тропа, расположенная в узком ущелье. По ней можно было спуститься к воде – искупаться, половить рыбы, но это когда море безмятежное и тихое, что бывает очень редко. У мыса часто дули сильные ветры. Под обрывами постоянно бурлили волны, там много опасных подводных скал, и в плохую погоду направить свое судно или челн к берегу может разве что безумец.
Южнее мыса с крепостью начинается Тавр – главная гряда гор Готии. За узкой яйлой[79] с тремя ее перевалами, скотопрогонными дорогами и пастушьими кошарами высилась гора Святого Ильи. Там стоял монастырь имени этого святого, а у подножья горы находилось крупное поселение, где жили скотоводы и землепашцы.
Еще ниже, в открытой к морю котловине, раскинулись небольшие выселки земледельцев, в основном безымянные. Все это вольные общины, которые не очень признавали князя Феодоро.
Но их вольностям постепенно приходил конец. Их зажимали соседние княжеские владения, да и свои разбогатевшие соплеменники прибирали к рукам то поле, то пастбище. Но несколько общин загородились стенами; князя над собой не знали, но признавали – не владычество, нет! – старшинство монастыря и чтили его патрона, громовержца Илью, дающего дожди пастбищам и нивам.
У самого залива с отлогим берегом, пригодным для стоянки судов, ютилось селение рыбаков. Убогие хижины стояли у самого моря, а над ними возвышался чей-то большой добротный дом в два этажа. Толстые стены под черепичной кровлей, несколько просторных помещений, мозаичные полы, – почти как у самого князя, – но в доме проживал всего-навсего разбогатевший рыботорговец.
Под монастырской скалой у родника поселились мастеровые; они обжигали черепицу, что-то ковали… В ручьях среди окатанных водою камней железной руды хватало. Неподалеку мастера каменных дел пилили мягкий туфовый камень, резали из него блоки для сводов, карнизы и столбы.
Ремесленники никогда не сидели без работы: священникам нужны были хоросы[80] для церковных свечей, строителям – черепица на кровлю или камни для сводов храма, рыбакам – уключины для весел или якоря, земледельцам – лемехи для плугов, всадникам – подковы или стремена, пастухам – бронзовые навершия для пастушьих посохов…
В дальней долине, не видной за ближними горами, тоже существовали общины без княжеской опеки. Каждая из них норовила жить по-своему, по своим уставам и законам. Но это до поры до времени. Хитрые генуэзцы, засевшие в Чембало, всегда давали взаймы общинам Готии, но под немалый процент, – чтобы опутать, подчинить себе всю «кампанью» – ближайшую сельскую округу.
Если посмотреть правее Каламиты, то на север от Феодоро вдаль уходили холмы – повитое туманами предгорье. А сразу за горами и долами раскинулись – взглядом не охватить! – татарские степи.
Да и рядом татары примостились, на речке, которая течет с гор, – в Кырк-Оре[81]. Там сидел их хан. Видать, сильным и богатым стал недавний бродяга-кочевник – дворцы строит. Немало было от этого соседа забот и тревог феодоритам, хотя прошли те дни, когда приходилось с ним биться, мечом и копьем отстаивая свою землю. Теперь все утряслось – соседи должны дружить.
Но того и жди, что все обернется иначе. Вероломна ханская дружба, как непостоянна и вражда, – кто забренчит полным кошельком, тот ему и первый друг. Генуэзцы хану – тоже друзья.
Южным форпостом княжества была крепость Фуна – Дымная, построенная в 1423 году на скальном холме у подножья одноименной горы[82]. Генуэзцы называли ее Фонна. Она располагалась очень удачно – на торговом пути, который вел из генуэзских владений Горзувита и Алустона в степную часть Крыма. Кроме мощных укреплений в ней находилась церковь Феодора Стратилата – Воителя.
Андреа с огромным волнением всматривался в даль. Он стоял на одной из самых высоких башен Феодоро и прикидывал, куда держать путь. С Ахметкой уже все было договорено. Он согласился стать проводником в путешствии по горам Готии.
Правда, ни татарин, ни князь, который разрешил эту поездку, не знали истинной цели Гатари. А она была не только нужной Андреа Гатари, но и жизненно важной для Алексея де Лотодеро. Престарелый государь Феодоро и Параталассии неожиданно занемог. У него опухли колени, и он с трудом стал передвигаться.
Никакие мази и притирания ему не помогали, и тогда Андреа, который уже знал многое о Готии, предложил самое действенное средство – целебную грязь из горного озера, о которой ходили легенды. Будто она может излечить любого человека.
Главным в этом путешествии было найти именно тот грязевый источник, который обладает наибольшей целительной силой. А кто может лучше в этом разобраться, нежели ученый лекарь-провизор из Венеции?
Конечно, одного Андреа в столь рискованное предприятие, тем более в сопровождении проводника-татарина, не могли отпустить. Поэтому князь распорядился направить вместе с Гатари небольшой, хорошо вооруженный отряд дружинников. В горах шалили разбойники и разный беглый люд, да и потомки древних тавров, прежде населявших Готию, хоть их и осталось совсем немного, тоже не отличались добрым нравом.
Они по-прежнему приносили кровавые человеческие жертвы в родовом святилище своей богини Девы, которое, по словам Ахметки, находилось где-то в горах, в так называемом Змеином гроте. Оказаться вблизи этого места было все равно, что подставить голову под топор палача. Даже татары избегали соваться в Священную рощу тавров.
Кроме дружинников в путешествие отправился и монах по имени Кириак – чтобы освятить источник, прежде чем Андреа наполнит грязью кожаные мешки. Гатари лишь мысленно рассмеялся; роль монаха, который больше походил на воина, нежели на священнослужителя, была ему ясна.
Кириака послали следить за Гатари. Монах-грек был весьма умен, имел зоркие глаза и совершенно невозмутимое лицо, на котором читалась разве что просветленность божьего служителя.
А вот Чезаре, своего слугу, Андреа оставил в княжестве. Он послал его в Каламиту – будто бы за лекарствами, которые должен был доставить в Феодоро купец-франк на своей быстроходной галере. Лекарства и впрямь тот доставил, но никто не знал, что это судно принадлежало отцам-инквизиторам и было направлено в Каламиту по приказу самого магистра Лауренцио Салюцци.
Галера должна была дожидаться в Русском море провизора Андреа Гатари столько, сколько потребуется для выполнения его миссии. А Мохнач должен был сообщить капитану галеры, что дело близится к завершению, и в любой момент можно ожидать немедленного возвращения в Италию.
Лошадей пришлось оставить. В горах они были бы обузой. Тягловой силой у феодоритов и татар служили быки и волы, реже – лошади, но большей частью для путешествий по горам использовались ослы. Это объяснялось условиями горных мест – тяжелыми крутыми подъемами и спусками.
Впрочем, к пещерным монастырям даже на осликах не подъедешь, как объяснил татарин. Только пешком. Так что Андреа
