Семь престолов - Маттео Струкул
Оказавшись внутри крепостных стен, Альфонсо увидел, что город не только захвачен его людьми, но и, похоже, не располагает особенной защитой, по крайней мере с этой стороны. На мгновение картина происходящего отпечаталась у него перед глазами: арагонцы, налетевшие смертоносной волной, внезапно обнаружили, что сражаться им не с кем.
Однако в этот момент со стороны замка Кастель-Нуово раздался глухой звук, похожий на раскат грома: то стучали по брусчатке копыта. Шум быстро приближался и вскоре стал оглушительным. Альфонсо едва успел развернуть коня, когда увидел Рене Анжуйского и его лучших рыцарей, несущихся к ним плотными рядами. Французы налетели неожиданно и с такой скоростью, что их войско, словно железный клин, пронзило толпу арагонцев, наводнивших площадь Карбонариус. Удар был настолько силен, что анжуйская кавалерия легко прорвала ряды испанской пехоты. На миг показалось, что люди Рене могут одержать победу, но едва арагонцы оправились от первой атаки, захватившей их врасплох, ответный удар не заставил себя ждать.
Альфонсо громовым голосом отдал приказ использовать пики, чтобы выбивать всадников из седел. Прорвав ряды арагонцев, французы оказались в окружении целого моря плоти и железа, которое постепенно поглощало их одного за другим.
Рене Анжуйский понял, что совершил непростительную ошибку. Он мчался во главе своих рыцарей, надеясь удержать ворота Святой Софии, но это ему не удалось, и теперь пехота противника грозила разгромить войско французов. Герцог Анжуйский призвал всадников следовать за ним и до крови ударил шпорами коня, заставляя его прорваться через вооруженную толпу. Наконец ему удалось выбраться из окружения, открыв проход в сторону ворот Святого Януария. Оттуда он надеялся свернуть к площади Иисуса, чтобы потом укрыться за стенами замка Кастель-Нуово.
Рене мчался как ветер, и его лучшие рыцари неслись за ним. Однако на подъезде к воротам герцог с ужасом понял, что арагонцы успели добраться и сюда. Точнее говоря, он увидел множество солдат, бегущих со стороны Сомма-Пьяцца, поднимающихся по переулку Дель-Кортетоне, огибая монастырь Санта-Мария-Доннареджина. Больше всего Рене поразило, что четыреста генуэзских арбалетчиков, которым было поручено охранять ворота, исчезли без следа, а монахини по мере сил помогали врагам проникать в город, скидывая со стены веревки.
Несколько арагонских солдат уже выглядывали из-за зубцов крепостной стены. Организовывать защиту города было некогда. Единственный путь к спасению состоял в том, чтобы добраться до Кастель-Нуово, а потому Рене, цедя сквозь зубы ругательства, повернул к площади Иисуса.
Тем временем арагонцы, ослепленные яростью при виде ненавистного врага, открыли огонь. Раздались выстрелы не меньше чем из дюжины аркебуз. Град свинцовых пуль вонзился в стену, поднимая фонтаны каменной крошки, но пара снарядов попала в убегающих, и воздух прорезали нечеловеческие вопли. Голубоватый дым от аркебуз облачками парил в ночном воздухе, отчетливо виднеясь даже в слабом свете факелов. Один из анжуйских рыцарей упал с коня. Второй согнулся, изо всех сил цепляясь за поводья, чтобы удержаться в седле. Несколько арагонцев бросились вслед за беглецами, но быстро поняли, что догнать всадников, несущихся к единственному спасительному укрытию, совершенно невозможно.
ГЛАВА 56
ПЕЧАЛЬНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Миланское герцогство, замок Порта-Джовиа
Филиппо Мария смотрел на Аньезе. Шли годы, а она по-прежнему оставалась красавицей, в то время как сам герцог чувствовал себя старой развалиной.
Порой ему удавалось ненадолго забыть о своем уродстве, погрузившись в очарование карт Таро или выстраивая очередные хитроумные интриги, но от правды не убежишь. Висконти даже приказал убрать из комнат замка все зеркала и любые полированные поверхности: он не хотел видеть свое отражение.
Порой герцог рыдал от злости, закрывшись в своих покоях: мысль о том, каким неуклюжим и отвратительным стало его тело, мучила его. Ходить Филиппо Мария практически не мог, он кое-как перетаскивал себя с места на место, но день ото дня слабел. Все чаще приходилось прибегать к помощи слуг, переносивших его по замку на носилках. Вот почему герцог так ненавидел Франческо Сфорцу и остальных бравых вояк. Его раздражал даже Никколо Пиччинино: тот не отличался красотой и в силу маленького роста казался гномом, но все же был во много раз более сильным и ловким, чем герцог Милана.
Филиппо Мария чувствовал себя старым и обессиленным. Единственным человеком, который оставался рядом с ним, невзирая на его тяжелый характер и врожденное уродство, была Аньезе. Поэтому он любил ее больше всех на свете.
Вот и сейчас она смотрела на него с такой искренней заботой, с таким блеском в глазах, что сердце герцога наполнилось теплом.
— Аньезе, почему вы до сих пор любите меня? — спросил Филиппо Мария. — Что вы находите в этом огромном уродливом теле, в этом лице, похожем на полную луну, которую поджарили на сковородке? — Горькие, жестокие слова ядом лились из его уст.
Аньезе в ответ внимательно посмотрела в глаза Филиппо Марии.
— Зачем вы мучаете себя, ваша светлость? Почему же я не должна любить вас? На вашу долю выпала нелегкая судьба, но вы всегда, с самого первого дня, осознавали свой долг перед герцогством. Природа обошлась с вами неласково, это правда, но я всегда восхищалась вами. Вы были так добры и щедры ко мне, вы любили нашу дочь, хотя обязательства заставляли вас жениться на других женщинах. Вы всегда были рядом со мной и Бьянкой Марией. Все эти годы вы были верны мне, осыпали меня подарками и выражали свою благодарность. Какой другой правитель вел бы себя так на вашем месте? Вот почему я бесконечно восхищаюсь вами, ваша светлость.
— Аньезе, послушать вас, так я чудесный человек…
— И это правда, возлюбленный мой. Многие погрязли бы в жалобах, в печали, но не вы! Вы не побоялись сразиться с врагами, превосходящими вас по силе, — с Венецией, с Флоренцией, с самим папой римским — и в конце концов склонили их всех на свою сторону. И сегодня вы — главное связующее звено этого союза. Вашу физическую слабость вы стократ возместили ясным умом и умением одерживать верх благодаря расчету и дипломатии. Кому еще удалось бы столько сделать? Вы отдали нашу дочь в жены Франческо Сфорце, обеспечив ей наилучшую партию и право продолжать династию.
— Сфорца… — с сожалением пробормотал Филиппо Мария. — А теперь я сражаюсь с ним.
— И у меня сердце обливается кровью при мысли об этом…
— Хотя я и безумно люблю Бьянку.
— Именно поэтому я надеюсь, что на самом деле вы не намерены уничтожить Сфорцу. Я знаю, вы вовсе не столь жестоки, как
