Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
Торжественное шествие двинулось из посольского дома между двумя рядами стрельцов. Впереди ехал верхом капитан Пальмквист; за ним несли подарки, присланные царю королём, а царице — вдовствующей королевой Гедвигой Элеонорой. Всех подарков было тридцать два, они состояли из золотых и серебряных вещей: умывальник, сосуды для воды, ваза для конфет, корзины, кубки, чарочки и стаканы. Как особенно дорогие подарки были преподнесены большая, художественного литья, люстра с десятью подсвечниками из массивного серебра и искусственный фонтан красивой и редкой работы, который сам собой бьёт воду. Вдовствующая королева дарила царице различные предметы из благоуханного дерева алоэ, шкатулку с филигранной отделкой и драгоценными камнями, шесть расписных вееров, золотые часы, ночную юбку, вышитую серебром и синими шелками, и к ней ночную кофту и всякие женские галантерейные вещи.
За подарками ехал маршал посольства Герман фон Ферзей, потом следовали слуги, канслиеты, пастор, переводчик, лекарь, гофюнкер, секретари, нёсшие кредитные грамоты послов на голубой тафте, пажи, потом сами послы в царской карете и наконец собственная его королевского величества карета, окружённая драбантами[138].
В приёмной палате, где толпились царедворцы, послов встретил князь Андрей Хилков, проводивший их в тронную залу. Царь сидел на троне, украшенном двуглавым золотым орлом, под богатым балдахином, но держал скипетр с трёхглавым орлом, так и не решив, какой будет символом Руси.
Послы вступили в тронную залу с непокрытыми головами и остановились в десяти шагах от трона. Затем граф Оксенширн произнёс по-шведски приветствие и прочитал письмо своего государя. Царь встал, спросил о здоровье короля и позволил послам подойти к своей руке. Оксенширн изложил цель прибытия посольства, а царь велел спросить о здоровье послов. Потом окольничий Артамон Сергеевич Матвеев пересчитал подарки, за которые царь поблагодарил. В то же время к царской руке подходила посольская свита. Затем была принесена скамья, и послов пригласили сесть. Вновь членов посольства от имени царя спрашивали о здоровье, а они благодарили через маршала и переводчика. По окончании этой церемонии царь, пригласив послов вечером к столу, удалился.
С русской стороны вести переговоры остались Артамон Сергеевич Матвеев, Юрий Александрович Долгорукий, Михаил Юрьевич Долгорукий и Семён Алмазов.
— Государь наш Карл Одиннадцатый пришёл в совершенный возраст, — начал граф Оксенширн, — и желает быть с царским величеством в крепком союзе. Видя этот союз, посторонние государи будут в страхе. Да и потому союз нужен, что общий всех христиан неприятель, султан турецкий наступил войною на королевство Польское, много городов взял, лучшей надёжнейшей крепостью Каменец-Подольск овладел, а царского величества рубежи от этих стран не в дальнем расстоянии. Как султан узнает, что между вашим и нашим государством заключён союз, то станет опасаться и намерения свои отложит, а король против этого неприятеля будет всегда помогать.
Затем граф принялся излагать жалобы на неисполнение со стороны русских некоторых статей Кардисского договора[139], начался спор, о чём прежде рассуждать: о союзе или неисполненных статьях Кардисского договора. Русские настаивали, что надобно начать с союза; послы возражали, что, не покончивши с прежними договорами, нельзя заключать новых.
— Вы оперёд всего начали о союзе, а потома уже о неисполненных статьях договора, таки в этом порядке и ведите переговоры, — твердил князь Юрий Долгорукий.
Шведы поспорили, но уступили, стали говорить о союзе против турок и объявили, что король их обещал послать полякам на помощь пятитысячное войско. На что Артамон Матвеев ответствовал:
— Пять тысяч очень мало. Великий государь желает, штобы король шведский стоял противу турка всеми силами заодно, а из-за пяти тысяч и союза заключать не для чего.
— Но поляки сами у нас больше не просили, — возражал барон фон Тизенгаузен.
— Чего у вас поляки просили, до того нам дела нет, — бурчал Долгорукий, — а теперича пусть король заключает союз с царским величеством стоять против султана всеми своими силами заодно.
Наконец после долгих споров, взаимных пререканий, укоров и жалоб пришли к неясному соглашению и заключили следующий странный договор, получивший силу лишь на бумаге: «Если царское величество потребует у королевского величества помощи против недруга с этой стороны моря, то может просить надёжно. Также если королевское величество станет требовать помощи у царского величества против недруга с этой стороны моря, со стороны Ливонии, то может просить надёжно». Переговоры о торговых пошлинах и других вопросах, возбуждённые послами, были отложены на неопределённое время. Дорого стоившее шведскому правительству посольство графа Оксенширна возвратилось домой, не достигнув, в сущности, никаких результатов.
В то самое время, когда в Москве царь принимал шведское посольство, в Преславле Южном, недалеко от Киева, была созвана рада, на которую пожаловали и полковники Правобережной Украины, и в первую очередь полковники Черкасса и Канева. Уже с утра тридцать первого марта толпа народа, собравшаяся на площади, гудела и бесновалась. За последние пятнадцать лет отношения между правобережными и левобережными малороссами обострились. А взаимные претензии готовы были перерасти в побоища.
Грянули литавры, и скоро на площади показались старшины: гетман Иван Самойлович с символом власти шестопёром-булавою в руках, войсковой обозный Пётр Забело с войсковым бунчуком, генеральный писарь Карп Мокриевич с серебряной чернильницей, войсковой судья Иван Домонтович с войсковой печатью. Поднявшись на помост, старшины сняли шапки и раскланялись на все четыре стороны, толпа затихла.
Вперёд вышел сам гетман Самойлович:
— Браты, казаки, вышел я до вас, шобы напомнить, шо мы единый народ, и пото вражду пора приканчивати, и Украине единой быти. Мои гайдуки споймали генерального писаря гетмана Дорошенко, Мазепу, коий вёз цибулю в Стамбул до султана. В той цибуле Дорошенко клянётся султану, шо обусурманит всю Украину от Карпат и до верховья Днепра. Сало с горилкой кушать запретит, а церкви порушит.
Площадь загомонила, кто что орал, сразу поверить в такую брехню майдан не мог, но перед их носом помахали свитком и вывели Мазепу, рада загомонила ещё громче. Особенно орали красноносые, конечно, как это не пить горилки, а что тогда делать? Вникать в содержимое письма никто не стал. Все пришли к единому мнению, и Самойлович был провозглашён гетманом всей Украины. Не пожелавший признать это атаман запорожского казачества Серко был схвачен и отправлен в Москву, как пособник Дорошенко.
Наталья наконец-то до конца почувствовала, что стала всесильной царицей. Она гневалась, приказывала, и виднейшие бояре спешили выполнить её волю, волю государыни Натальи Кирилловны. С её именем и волей не просто считались и выполняли как волю жены монарха и государя, к ней начинали прислушиваться и приглядываться. Её роль в государстве начала расти не по дням, а по часам. Возросла и роль Артамона Матвеева. Вот и сегодня в угловых покоях летнего дворца, что недалеко от Потешного двора, Наталья играла с сыном, а царь с Матвеевым тихо беседовали, потягивая вишнёвую настойку, разбавленную вишнёвым соком.
— Государь, новые налоги придётся собирать до поры, — тихо произнёс Матвеев, почти на ухо царю.
Тем временем юный царевич охаживал деревянной саблей деревянного богатыря.
— Не, Артамоша, того не можно, пока посев не пройдёт, — так же тихо отвечал Алексей Михайлович. — Сильно палку сгибати нельзя, лопнути может.
— Тогда с выступлением войска придётся погодить.
— Время терпит. Турки не подтягивали ещё своих сил к Дунаю.
— Вота энтим и воспользоватьси, взяти Чигирин с налёту, пока на Украине два гетмана.
Царевич Пётр наконец-то расколол саблю об голову деревянного «болвана» и издал радостный крик. Царь с гордостью посмотрел на сына:
— Растёт, скоро два года, а кажись, только родилси.
— Сильненький, здоровенький, вота бы его наследником престола.
Алексей Михайлович заметно посуровел:
— Прекрати, Артамон. Наследник престола — Фёдор, и энто обсуждению не подлежит.
— Да я так, к слову сказал.
— Што бы ни случилось, наследник престола — Фёдор, — повторил царь.
Алексей Михайлович посмотрел на жену, Наталья ответила взглядом.
— Сейчас дело не о том. Сейчас нужны деньги на май, а тама и первые налоги стекутси, и можно будет продолжать войну. — Она в упор посмотрела на мужа. — А если какого-нибудь боярина наделить землями, а он те земли в крупные монастыри запродаст.
