Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление
И в тот же миг оцепенение оставило Василия, или он проснулся – маяк освещал гостиничный номер своими ритмичными вспышками; штормовой ветер распахнул форточку и надувал парусом тяжелую оконную штору…
Он больше не заснул в эту ночь. И, хотя все те же вопросы остались стоять перед ним, на душе, вопреки владивостокской погоде, внутренний барометр показывал: «ясно».
Утро, как обычно, начиналось с разминки, с традиционной пробежки, но какими-то иными глазами смотрел Василий на знакомые улицы, как-то особенно бодрил его пронзительно чистый после ночного шторма утренний воздух. Свежо было и на душе, и в мыслях.
Начиналась новая страница его щедрой на крутые повороты жизни. Он вступал на эту неизвестную стезю как всегда один, полагаясь только на Господа и свою переменчивую судьбу. Что-то ждало его впереди?
Николай Васильевич замолчал, осмотрелся и захлопнул какую-то лежавшую возле него раскрытую книгу.
Я невольно вздрогнул: мне показалось, что захлопнулась и та книга, которую мы вместе писали.
Мы встали и, не сговариваясь, подошли к окну.
По пустынной улице уходил вдаль какой-то человек. И подумалось: вот так же в неведомую жизнь, полную опасностей и необычайных, фантастических приключений, уходит сейчас и наш герой – красивый, двадцатидвухлетний.
В его судьбе, неведомой пока ему самому, заканчивалась пора формирования и лепки – теперь он был готов к действию, как стрела, заложенная в тетиву туго натянутого лука. Где ее цель, что принесет певучий свист ее полета? Оправдает ли он возложенные на него большие надежды?
– Об этом будем говорить после, после, – как бы угадывая мои мысли, произнес Николай Васильевич. И я кивком головы согласился с ним: впереди была новая книга, полная тайн и неизвестности. И в работе над ней мне тоже очень нужна была помощь Николая Васильевича: для меня он был единственным человеком, знавшим живого Василия Ощепкова – не только основоположника самбо, но и просто человека, пусть незаурядного, но, как все люди, радующегося, сомневающегося, страдающего…
Не без огорчения подумал я о том, что наши встречи с Мурашовым станут, наверное, реже – старик, конечно, устал от моей неуемной любознательности. И снова, как бы услышав мои мысли, Николай Васильевич сказал:
– Не вздумайте надолго покинуть старика, коли, конечно, я вам не наскучил своими россказнями. Жизнь человеческая, сами понимаете, конечна, и, как говорится в Библии, «не ведаем ни дня, ни часа…».
– Что за мысли?! – возмутился я.
– Естественные в моем возрасте, голубчик, – возразил он. – Но я, собственно, не только об этом. Очень, знаете, не хотелось бы, чтобы со мной ушел, словно второй раз умер, уникальный человек – Василий Сергеевич Ощепков, который давно и всегда живет в моем сердце. Вы можете рассказать о нем людям правду. Обещайте мне это.
И я обещал.
