Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая

Анатолий Петрович Хлопецкий

Возвращение самурая

Я держу в руках старую, очень старую фотографию. Она наклеена на плотный, помятый по уголкам, картон, и на нижнем поле замысловатой золотой вязью тиснуто название фотоателье: «Салонъ бр. Кузнецовыхъ».

На фотографии миловидная худенькая женщина: волосы уложены пышным валиком по моде начала века; закрытое темное платье с узкой оборочкой по вороту и на рукавах. Кузнецовы усадили ее в плетеное соломенное кресло. Сзади и чуть сбоку на шаткий трехногий столик водрузили подобие греческой амфоры. Наверное, именно памятуя о шаткости столика, женщина таким напряженным движением удерживает у своих колен белобрысого мальчугана в матросском костюмчике. Не иначе как «бр. Кузнецовы» пообещали ему, что из таинственного ящика на треноге, в который мама велела ему смотреть не мигая, вылетит птичка…

Я, вздохнув, откладываю фотографию, в который раз подивившись сохранности изображения, запечатленного такой немыслимо допотопной аппаратурой, и берусь за пожелтевшие, порой едва различимые, снимки военной поры и цветные кадры – произведения современнейшей японской фототехники. На всех этих фотографиях один и тот же человек – Николай Васильевич Мурашов. Между первым и последним снимками – вся его большая, непростая и нелегкая жизнь.

Уже не первый вечер я сижу над большими картонными коробками – архивом Николая Васильевича, который он завещал мне в наследство, оговорив мое право использовать содержимое коробок по моему усмотрению. В коробках письма, записные книжки, дневники, кассеты с магнитофонными записями, книги, фотографии.

Дочь Николая Васильевича, выполняя волю отца, отдала мне все это добро без видимого сожаления, взяв с собой только заботливо упакованный в коробку поменьше хрупкий чайный сервиз из тончайшего японского фарфора. И, словно окончательно расставаясь с отцом, решительно повернула в тяжелой двери опустевшего особняка массивный ключ…

Теперь я разбираю все это наследие, стараясь отвязаться от настойчиво звучащей в сознании строчки: «Это все, что останется после меня…» И вспоминаю ту давнюю встречу с Николаем Васильевичем, которая во многом изменила мою жизнь: позволила как бы пережить заново разные чужие человеческие судьбы, обязала рассказать о них людям, заставила заново осмыслить историю и философию моего любимого единоборства – самбо.

Мы были мало знакомы, когда случайно встретились у подножия Сурагадайского холма в Токио, где он был в то время советником нашего посольства. Я приехал в Японию в составе спортивной делегации и пришел к месту нашей встречи, привлеченный благовестом колокольни собора Воскресения. Японцы до сих пор называют этот собор «Николай-до» – в память о его основателе – святителе Николае Японском, первом епископе Японской православной церкви.

Наше знакомство с Николаем Васильевичем Мурашовым привело меня к встрече с митрополитом Калининградским и Смоленским Кириллом[1]. Он и рассказал мне об удивительной судьбе мальчика со Смоленщины – Вани Касаткина, которому судил Господь стать святителем Николаем Японским и совершить подвиг апостольского служения в далекой чужой стране.

Довелось мне познакомиться с отрывками из дневников и писем святителя Николая, с воспоминаниями о нем его современников. Помню то волнение, с которым я впервые всмотрелся в фотографию с изумительным лицом святителя, исполненным какой-то особенной строгой красоты и одухотворенности. Мне казалось, что взгляд этих глаз читает в моей душе.

Уже только эта необыкновенная жизнь была бы достаточным поводом для того, чтобы взяться за перо и рассказать о ней людям. Но случилась еще более удивительная вещь: жизнь этого современного апостола пересеклась, оказывается, с не менее трагической и высокой судьбой. Я имею в виду судьбу Василия Сергеевича Ощепкова – основоположника спортивного единоборства самбо. Вот что я узнал от Николая Васильевича Мурашова о начале пути этого удивительного человека.

…В самом конце морозного, с пронизывающим ветром, декабря 1892 года в поселке Александровский Пост, на каторжном Сахалине, у крестьянской вдовы Марии Ощепковой родился сын.

По всем канонам тех далеких лет младенца, входящего в жизнь в качестве незаконнорожденного и сына каторжанки, ждала незавидная судьба. В довершение всех своих бед уже в одиннадцать лет мальчик осиротел. Но несколько лет спустя жизненный путь сироты счастливо пересекся со светлой, благородной дорогой замечательного человека – архиепископа Японского, преосвященного Николая.

Не имея достаточных материальных средств, отец Николай все-таки сумел создать в Японии несколько учебных заведений. В одно из них и попал четырнадцатилетний сирота Вася Ощепков.

Семинария дала Василию отличное образование, помогла стать по-настоящему интеллигентным человеком в добрых старых русских традициях. Широта взглядов архиепископа проявилась и в том, что в семинарии для желающих преподавались даже основы борьбы дзюдо, всего лишь двадцать пять лет назад созданной знаменитым теперь педагогом – Дзигоро Кано. Василий с головой окунулся в эту новую для себя увлекательную стихию. Сообразительный и ловкий ученик, быстро постигавший технику японской борьбы, понравился преподавателю, и тот оказал ему одну немаловажную услугу.

Раз в год проводился отбор лучших для обучения в знаменитом институте Кодокан-дзюдо, и учитель под большим секретом сообщил приглянувшемуся ему русскому пареньку необычный принцип этого отбора.

В архивах Кодокана до наших дней сохранилась запись о поступлении туда Василия Ощепкова 29 октября 1911 года. Василий в полном объеме познал всю суровую школу дзюдо тех лет. Даже в наши дни японские специалисты считают, что практикуемая в Японии тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев.

Василий не только успешно окончил это весьма свое образное учебное заведение, но и стал после этого претендовать на получение мастерского звания. И всего лишь через полгода после окончания основного курса Кодокана Ощепков завоевал право подпоясать свое кимоно черным мастерским поясом. Японцы необычайно ревностно относились тогда к присуждению мастерских степеней – данов, и особенно иностранцам. Ощепков стал первым русским, заслужившим в те годы первый дан.

Упрямый русский юноша удостоился теплой похвалы самого сэнсэя Кано, который был не очень-то щедр на подобные вещи. Забегая вперед, следует сказать, что довольно скоро Василий предстал перед строгими экзаменаторами Кодокана, которые единодушно присвоили ему следующую, еще более высокую, мастерскую ступень – второй дан.

Возвратившись на родину, Ощепков, знавший не только японский и китайский, но и английский язык, начал работать военным переводчиком. Совершенно естественно, что, оказавшись снова на родине, именно он стал пионером дзюдо в России.

Обо всем этом я рассказал в первой книге трилогии «И вечный бой…» – «Становление».

Я задумал эту трилогию как повествование, посвященное глубинным истокам, истории и философии одного из истинно русских спортивных единоборств – самбо. Я уверен, что столетие назад святой Николай по Божьей Воле благословил создание этого единоборства на благо и во славу России, а сейчас мы становимся свидетелями воплощения этого великого замысла: президентом Великой России стал человек, верующий в Бога, живущий богатой духовной жизнью, который во многом обязан своим становлением русской национальной борьбе – самбо. Сам он говорит об этом так:

«Самбо – это не только спорт, но и жизненная философия. Это стремление к совершенству и собранность, быстрота реакции и воля, мужество и точность в оценке ситуации. Самбо воспитывает и закаляет характер, все те качества, которые очень нужны не только на спортивной арене, но и в жизни. Человек, овладевший его приемами, уверен в себе, в своих силах. Он знает, что может постоять за себя и защитить другого. В России самбо – по-прежнему один из самых любимых видов спорта».

Уже с первых страниц книги «И вечный бой…» мне хотелось проследить неразрывную связь русских видов единоборств с традициями былинной богатырской борьбы со злом, напомнить о главных устоях русских богатырей: подчеркнуть их неагрессивность, запрет употреблять свою силу во зло, постоянную готовность постоять за слабых и обиженных, за други своя и, одновременно, проявить милость к падшим; умение, покарав, простить тех, кто понял преподанный урок. Только на этой истинно русской основе могла сформироваться такая яркая личность, как будущий основоположник самбо Василий Сергеевич Ощепков.

Ключевым для меня в повести является и образ святого Николая Японского. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей узнало о подвижническом житии святого Николая от рождения до его последних дней.

Особенно важным кажется мне тот исторический факт, что именно святой Николай Японский благословил подростка Васю Ощепкова на путь овладения секретами восточных единоборств, с тем чтобы поставить и эту силу на службу России. Я убежден, что именно благодаря сочетанию исконно русских традиций, обогащенных приемами других национальных видов борьбы, и освоенных с благословения святого Николая древних восточных канонов был создан принципиально новый, важный для России вид спортивного и боевого единоборства – самбо.