Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление
22. Нелегкий путь домой
(По рассказу Н. В. Мурашова)
Владивосток – дальняя российская окраина– пока узнавал о войне только по телеграфным сообщениям из Петербурга и нарасхват идущим газетам. Война была на другом краю огромной России. Хотя здесь еще у всех на памяти была недавняя схватка с восточным соседом и еще порой мерещились на рейде города остроносые стальные профили японских крейсеров. И эта память заставляла с недоверчивой осторожностью коситься в сторону Страны восходящего солнца.
Однако обыватели постепенно привыкали к мысли, что война бушует где-то далеко и их она не коснется. Извозчики по-прежнему драли по червонцу из конца в конец по Светлановской – главной владивостокской магистрали. В гостинице «Европейская» пели цыгане. На Семеновском рынке чопорные кухарки придирчиво отбирали в свои корзины свежих крабов и маринованные побеги папоротника.
Думается, «русский японец» с необычной биографией, возникший в эти дни во Владивостоке, на первых порах не избежал ненавязчивого внимания местной контрразведки. И не исключено, что именно ручательство Российской православной миссии в Японии сыграло решающую роль в том, что его пока оставили в покое, не найдя за ним ничего предосудительного.
И снова одиночество в который раз стало верным спутником его дней. Снова он привыкал к новому для него, незнакомому городу. Он поселился в гостинице «Тихий океан», где, как писали в объявлениях, были «лучшая в городе ресторация, тропический сад и женский хор».
Коридорный наметанным глазом определил не слишком высокий статус постояльца, но паспорт с заграничными штемпелями и небрежно брошенные несколько иен чаевых сделали свое дело: номер ему отвели скромный, но удобный и чистый. Никто его не беспокоил, разве только бойкие хористки, встречаясь в узких переходах, норовили задеть то плечиком, то крутым бедром в обтянутой юбке.
Он рассеянно извинялся, приподнимая шляпу, – этим все и ограничивалось к их великому разочарованию. А ведь ни одна из них не отказалась бы прокатиться на лихаче с этим мускулистым господином к окраинам Гнилого Угла, где протекала знаменитая в городе речка Объяснений, на берегах которой было принято встречаться влюбленным.
Приходилось хористкам ограничиваться случайными ужинами с переполнявшими «Тихий океан» флотскими офицерами, да и у тех был на счету каждый рубль негустого жалованья. Те, что побогаче, в «Тихом океане» не останавливались.
Мобилизационное предписание было вручено Василию не сразу, надо было определяться в этом новом для него мире, искать себе дело и заработок.
Правда, в местной консистории, куда он зашел передать поручения и письма из Токио, ему сказали: «С флота поступил запрос – требуются грамотные священники для кораблей со знанием английского языка. Соглашайтесь!» Но он отговорился, что подумает…
Между тем единственным, что он мог делать по-настоящему хорошо, не считая владения холодным и огнестрельным оружием, была борьба. И он отправился на поиски местного спортивного общества.
Он довольно быстро отыскал на Корабельной улице, 21 одноэтажное здание в стиле модерн. Оно выглядело нежилым. Василий постучался в белую входную дверь коттеджа и, не услышав: «Войдите!», отворил ее.
Войдя, он заметил, что за письменным столом напротив двери никого нет. Василий насторожился, обежал взглядом комнату, подождал и вдруг почувствовал какое-то движение и шорох за спиной. Прежде чем он успел осознать это, инстинкт самосохранения включил сигнал опасности: он стремительно крутанулся влево на пятке левой ноги, резко нагнувшись вперед, схватил возникшего сзади человека за лодыжки и рывком выпрямился. Снизу на него с изумлением смотрело совершенно потрясенное лицо.
– Как вы это сделали?! – закричал поднятый с пола и с многочисленными извинениями отряхнутый председатель Спортивного общества Владивостока, не слушая объяснений Василия. – Я же вас значительно крупнее и уже не первый год занимаюсь французской борьбой! Повторите ваш прием, пожалуйста!
Так состоялось первое знакомство господина председателя с японской борьбой джиу-джицу.
Престижный диплом Кодокана позволил вскоре «специалисту японской борьбы джиу-джитсу г. Ощепкову» стать преподавателем этого вида борьбы в Спортивном обществе Владивостока. «Интерес к этой борьбе возрастает среди спортсменов», – отмечает местный спортивный журнал «Геркулес».
А затем о «русском японце» заговорили не только в спортивных кругах. Из уст в уста передавали историю о том, как возле океанских причалов «японец» справился с налетевшей на него портовой шпаной. Называли фантастическое число нападавших.
На самом деле их было всего четверо. Никого не задевая, Василий на исходе дня медленно шел вдоль набережной, вдыхая запах океана, нефти и рыбы и всматриваясь в стоявшие у причалов суда. Неизвестно, чем он не глянулся этим работягам, которых в порту называли докерами – то ли «господским» костюмом, то ли необычным в этих местах галстуком – «бабочкой».
– Эй ты, фраер, греби отсюда! – окликнул его усатый, который, видимо, был у этой четверки лидером. Чуть сзади «нарисовались» молодой парень в оранжевом жилете, толстяк с большим пивным брюхом и неопределенная сгорбленная личность с длинными руками.
Четверка подошла вплотную, усатый больно встряхнул Василия за плечо:
– Ты что, не понял? – и грязно выругался.
Вместо ответа Василий ударил его тыльной стороной кулака в печень и в солнечное сплетение. Усатый согнулся и отступил на шаг.
– Ах ты… – нецензурно выругавшись, к Василию ринулся парень в оранжевом жилете. В следующие доли секунды ладонь Василия мертвой хваткой сомкнулась на его вороте. Вытянув руку на полную длину, Василий затем ее резко согнул и швырнул корпус парня к себе. На встречном движении нанес удар кулаком ему в челюсть, затем еще раз. Обвисшее тело сползло на мостовую.
Тогда к нему ринулся толстяк. Василий резко отклонился и проводил его падение боковым ударом ноги.
Толстяк двигался медленно, еще не успел набрать скорость и не слишком сильно приложился к стенке контейнера. Он шумно выдохнул воздух и снова кинулся в бой. Василий оттолкнулся от контейнера и всадил каблук в солнечное сплетение толстяка. Это его остановило: он упал и больше не поднимался.
Настала очередь длиннорукого. Несмотря на свою непрезентабельную внешность, этот, пожалуй, лучше всех понимал в борьбе: он одинаково хорошо действовал обеими руками. Василий пропустил удар, но почти не почувствовав боли, присел, пропуская следующий удар над головой, сделал круговое движение ногой и сбил противника, добавив удар кулаком в живот. Тот покачнулся и шумно рухнул на землю.
Кин-каппо – прием оказания помощи при шоке – пришел в голову Василию, но он только сплюнул и, повернувшись, медленно пошел к выходу из порта навстречу зажигавшимся огням большого города. И в этом городе он отныне становился известной, чтобы не сказать легендарной, личностью.
Владивосток для большинства русских – «конец света» или, во всяком случае, конец Российской империи, а для «специалиста японской борьбы г. Ощепкова» этот город стал воротами в Россию. И для него здесь все было внове не меньше, чем в свое время в Хакодате, Киото или Токио.
Другой была уличная толпа, более разношерстная и гомонливая; другими были деньги: рубли, а не иены; непривычным было даже то, что извозчики, везущие его в своих пролетках по Светлановской или Алеутской, в отличие от молчаливых японцев, все норовили поговорить со своим седоком «за жизнь» и пожаловаться барину, что «овес-то нынче дорог».
Встречались на владивостокских улицах и привычные лица – довольно многочисленной, несмотря на массовую эвакуацию перед Русско-японской войной, оставалась японская колония во Владивостоке. Японцы держали мелкую розничную торговлю, были массажистами и парикмахерами, кондитерами и антикварами.
На Семеновском рынке в китайских лавочках владивостокские жители запасались крабами, осьминогами и трепангами; китайцы держали фешенебельные магазины на Алеутской, но самые модные дамы выписывали через них наряды из Парижа. И все же Владивосток оставался в основе своей русской «глубинкой», и ко многому в ней предстояло привыкать.
Непривычно не подготовленными физически казались Василию ученики, занимавшиеся у него в обществе «Спорт», арендовавшем помещение на Корабельной улице в доме № 21. Большинству из них недоставало той начальной спортивной подготовки, которая была даже у юных японцев.
Приходилось запасаться терпением, необходимым каждому педагогу, и напоминать себе заповедь преосвященного: «Храни в памяти начало своего пути, вспоминай, что не всегда ты был сильным, не всегда учился без раздражения и горечи. И тебе станет легче с теми, кому несешь свое знание».
* * *«Учитель, повторись в ученике!» – этот завет особенно важен для тренера. Я сам начал заниматься тренерской работой еще на втором курсе техникума, а после его окончания работал тренером по самбо в детско-юношеской спортивной школе.
