Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Ани была тогда на седьмом месяце, живот совсем округлился, но от этого ее женская красота только расцвела.
— Подожди немного… Как только ты родишь, я приведу тебя в свой дом, — обнимая и страстно целуя ее губы и сильно набухшую грудь, обещал Бальтазар.
Сам он умел ждать.
Еще в начале осени, сопровождая царя в Арпад, Бальтазар нашел на местном рынке знакомую колдунью, купил у нее яд и, вернувшись домой, стал ежедневно и понемногу подсыпать его в еду своей жене. Она давно опротивела мужу, но сказать об этом ей в лицо ему казалось немыслимым и постыдным. Вот почему Бальтазар счел за лучшее ее уморить, избавив тем самым себя от пустых разговоров, долгих объяснений и лишних слез.
Его Ани родила в один день с принцессой Шарукиной. Вот только, в отличие от царского отпрыска, сын Бальтазара был здоровым и крепким малышом. Он так громко закричал, когда его взяли на руки, что Замира, принимавшая роды, широко улыбнулась и сказала счастливому отцу:
— Великаном будет!
Набу-шур-уцур не дал Бальтазару насладиться счастьем. Утром следующего дня, сразу после объявления траура, молочный брат принца вызвал начальника стражи Ниневии к себе.
Они сели за один стол, налили себе вина. В тихой сумрачной комнате не было ни слуг, ни рабов.
— Слышал, у тебя пополнение. И хотел бы тебя поздравить, да настроение не то, — сказал Набу.
Бальтазар молча поклонился и подумал: а ведь в иной ситуации его начальник, наверное, подарил бы ему немного золота. Не понравилось другое: уж больно быстро о сыне пронюхали доносчики. Разве он не был осторожен?
Набу подтвердил его худшие опасения:
— Да, да, и о твоей молодой любовнице знаю, и что собираешься сделать ее женой тоже. Но я тебя не затем позвал… Ашшур-дур-пания все еще доверяет тебе?
— После арестов в Табале отдалился.
— Подозревает тебя?
— Так сразу и не скажешь. Мы ведь не всех взяли. Большая часть изменников все еще на свободе.
— Да. Напуганы и затаились… А если понадобится, они возьмутся за оружие?
— Если понадобится? — искренне удивился Бальтазар. — Наверное, возьмутся. То, что готовилось почти год, не так просто разрушить за пару дней.
— Хорошо. Главное — не упускай нити этого мятежа из своих рук. Возможно, это и к лучшему, что тебе перестали доверять. Ведь Ашшур-дур-пании и его своре придется напрямую теперь связываться с мятежниками, и тогда у нас будут все улики против настоящих зачинщиков… Скажи, кравчий никогда не спрашивал тебя о царевне?
— Никогда. Арад-бел-ит подозревает, что в смерти его наследника не все чисто?
— Да.
— На то есть причины?
— Ни одной, — Набу посмотрел на дно своего кубка и задумчиво повторил: — Ни одной. И это действительно странно: за все время Закуту не предприняла ни одной попытки, чтобы как-то навредить царевне. Иначе мы бы об этом узнали…
— Или это был очень узкий круг посвященных.
— Допустим, ты прав. Тогда кто мог в него войти?
— Сама Закуту. Ашшур-дур-пания…
— Набу-аххе-риб, — подсказал Набу.
— Да, — поразмыслив, согласился Бальтазар, — без кого-нибудь из жрецов здесь не обошлось. Но это также могла быть эта ученая крыса Ашариду, или врач Син-аххе-риба — Адад-шум-уцур…
— Не тот и не другой. Уж поверь мне на слово.
— Значит, все-таки Набу-аххе-риб? И что мне искать?
— А если причиной всему был какой-то яд? Настолько хитрый, что он повлиял только на плод. Отследи всю цепочку тех продуктов, что поступали на стол к царевне. Откуда брали воду. Кто все это доставлял. Менялись ли поставщики. Почему. Ищи похожие, не единичные случаи, когда дети рождались либо мертвыми, либо сразу умирали. И если где-то проявится след людей, близких к Закуту, значит, мы на верном пути… Хотя исключать, что все это впустую, нельзя.
20
За месяц до начала восстания.
Кавказ
На рассвете голый, озябший лес утонул в густом тумане, укутавшем толстым одеялом долину от гор до самого моря. Низкое пунцовое небо так долго, так упорно прятало солнечные лучи от окоченевшей земли, что когда свет пробился сквозь облака к земле, птицы восприняли этот миг как чудо — встрепенулись и защебетали наперебой, то ли оглашая начало нового дня, то ли возвещая долгожданный приход весны. Именно птичий гомон и разбудил Ашшуррисау. Он покряхтел, потянулся, расправляя затекшие руки и ноги, недовольно покосился на Касия, храпевшего во всю силу своих могучих легких. Стреноженные лошади смирно стояли в глубине пещеры. Вход в нее так же, как и вечером, был прикрыт ветками. Лазутчики выстлали пол валежником и старыми листьями, разожгли небольшой костер, укрылись медвежьими шкурами — и все равно продрогли до самых костей.
И вдруг Ашшуррисау вспомнил, что они здесь не одни, стал оглядываться вокруг, пытаясь понять, куда исчез их проводник:
— Касий! Касий, просыпайся!
Тот, заворочавшись, приоткрыл левый глаз, спросил тихо и все еще сонно:
— Чего случилось? Ты когда-нибудь дашь мне выспаться?
— Сартал пропал.
Касий сел, повел плечами и тоже огляделся:
— Может, по нужде пошел. Вернется. Никуда он не денется, — сказал так, и снова завалился на бок, лицом к костру, чтобы можно было погреть руки у огня.
— Слишком он любопытен. Много лишних вопросов задает. Болтлив. Не нравится это мне, — размышлял вслух Ашшуррисау.
— Мне убить его? Когда вернемся в Эребуни?.. Хотя, кажется, мы никогда не вернемся, — угрюмо проворчал Касий.
Это путешествие на край света ему надоело. Он привык к кочевой жизни, легко переносил трудности походов, но всегда любил теплую постель, хорошее вино и женщин — ни первого, ни второго, ни третьего у него не было уже почти два месяца. Таких долгих странствий у него давно не случалось.
— Нет. Потерпи. Сначала я выучу язык скифов.
В середине осени Ашшуррисау, Айра с дочерью, а также Касий, Тарг, Трасий и Гелиодор, сын купца Полипета, добрались до Эребуни, где купили за высокую плату большой дом, вплотную примыкавший к скале, на которой стояла цитадель. Во дворе были хозяйственные постройки: конюшня, просторный загон, добротный птичник, сарай для хозяйственной утвари, деревянный барак из тонких прогнивших досок для рабов. Склады для товаров и продуктов разместились в помещениях, выдолбленных в скале. За считаные дни дом наполнился жизнью, появились новые лошади, дойная корова, отара овец, три десятка кур, десяток рабов.
Айра, довольная и гордая тем, что стала богатой хозяйкой, ходила по двору с высоко поднятой головой, всем и всеми распоряжалась, покрикивала на слуг, но встретившись со взглядом мужа, стеснительно ему улыбалась.
Через месяц Ашшуррисау засобирался
