Её скрытый гений - Мари Бенедикт
Я смеюсь. Урсула всегда притворяется, будто ничего не понимает в моей работе, но, по правде говоря, она чрезвычайно умна, мы вместе учились в школе Святого Павла. Просто ее не затянул научный мир, и она уступила давлению семьи, подталкивавшей ее к замужеству. Ну или просто ее покорил ее восхитительный муж Фрэнк.
— Если ты настаиваешь, — отвечаю я и начинаю рассказ о конфликтах в Королевском колледже. Хорошо еще, что мама и папа не вникают в эту историю со сменой работы — все их внимание захватили трое новорожденных внуков, которых подарили им трое моих братьев. — Теперь Крик и Уотсон пожинают лавры — благодаря моим исследованиям и, конечно, Уилкинсу — в то время как мы с коллегами из Королевского колледжа в спешке пишем статьи, чтобы получить хоть какое-то признание.
— Разве ты не сообщила своим руководителям о их поведении? Они совершили преступление.
— Мисс Урсула, у меня нет доказательств, что Уилкинс поделился моими данными с Криком и Уотсоном или что эти трое были в сговоре. Я исследовательница и не могу поступать вопреки собственным принципам и обвинять кого-то без доказательств. Без них мне никто не поверит, к тому же я женщина. Они просто скажут, что я завидую. Они и так считают меня истеричкой.
— Я знакома с этим ужасным Криком. Если Уилкинс и Уотсон из того же теста, то я не удивлена, что они присвоили твои исследования. Как это не по-джентльменски и безнравственно.
— К сожалению, это не преступление — не быть джентльменом, — горько усмехаюсь я. — Представь, у Рэя есть забавное предположение, что Уилкинс взъелся на меня из-за якобы неразделенных чувств, которые он испытывал ко мне в начале моей работы. Мол, он так тщательно скрывал их за маской презрения, что я не могла их распознать.
— Почему тебе так трудно в это поверить? Ты красивая, блестящая женщина, и если он такой неуверенный в себе, как ты описывала, то им вполне могли двигать твой отказ от сотрудничества плюс его собственные неудачи в решении этой научной загадки, — она берет меня за руку. — Как бы там ни было, дорогая кузина, тебе надо было уйти из этого ужасного места. Я стала свидетельницей лишь малой толики тех унижений, которым они тебя подвергли, и это было невыносимо и неприемлемо. Тебя вынудили уйти. Одного взгляда на твое лицо достаточно, чтобы увидеть, какую цену тебе пришлось заплатить.
— Пожалуй, мне следует почаще пользоваться косметикой, — пытаюсь я смягчить ее слова иронией.
— Не пытайся сбить меня с толку шутками. Серьезно, мисс Розалинд, ни одна работа не стоит того, что Королевский колледж с тобой сделал.
Хотя мы с Урсулой очень близки, она все-таки не понимает, насколько я предана науке. Я объясняю:
— Но я бы не отказалась от этих лет, чтобы избежать мучений, мисс Урсула. Наука — это моя жизнь, дорогая кузина, и это лучшее, что у меня есть вместо религии. Через призму науки я вижу и понимаю мир, проживаю эту жизнь, и это мой способ быть благодарной. Разгадывая важнейшие научные тайны в Королевском колледже, я приближалась к пониманию самой жизни. И я ни на что это не променяла бы. Это моя вера.
— И ты просто позволишь им скрыться с награбленным? С твоими данными, исследованиями и фотографиями, над которыми ты работала годами? — Урсула кипит от возмущения, и я знаю, что, несмотря на свой небольшой рост, она готова встать на мою защиту и высказать этим мужчинам все, что о них думает.
Я не знаю, что сказать. И что поделать… Этот вопрос не дает мне покоя со вчерашнего дня, а до этого подспудно мучил меня еще несколько недель, и я так и не нашла правильного решения.
— Какой у меня выбор? Я могу либо утонуть в гневе, возмущаясь несправедливостью, обвиняя их в краже и использовании исследований, давшихся мне таким трудом, либо я могу продолжать жить, идти вперед и заниматься увлекательной, важной научной работой, которую я люблю.
— Ты благороднее меня, — вздыхает Урсула. — Что ты выберешь? Даже спрашивать не нужно.
— Мое будущее и мое признание, я надеюсь — еще впереди. Нужно оставить неудачу с Королевским колледжем позади.
Часть третья
Глава сорок третья
8 декабря 1953 года
Лондон, Англия
Я слышу шаги на крутой лестнице, ведущей к моему офису. На пятом этаже старинного особняка, отданного Биркбеку, нет никого, кроме меня, а учитывая, что подъем в бывшее жилье прислуги довольно трудный, нежданные гости заглядывают редко. Кто же пожаловал сюда в этот стылый декабрьский день, который кажется еще более холодным из-за сквозняков, гуляющих на верхнем этаже здания восемнадцатого века, краснокирпичный фасад которого все еще испещрен следами бомбежек со времен войны?
— Тук-тук, — говорит кто-то за дверью вместо того, чтобы постучаться. — Как поживает моя стипендиатка фонда «Тёрнер и Ньюэлла»? — Это звание и финансирование сохранились за мной после ухода из Королевского колледжа.
Я узнаю голос. Это мой начальник, знаменитый Джон Десмонд Бернал, чья известность так велика, что коллеги называют его Мудрецом или по инициалам — Джей Ди. Он эксперт не только в кристаллографии — обучал самого Перуца, между прочим! — но и во всем остальном, от архитектуры до политики. Хотя в группу Бернала меня в первую очередь привлекло его мастерство кристаллографа, свою роль сыграло и то, что в нем нет постоянного стремления к чему-то наносному — славе, почестям, деньгам, которое так раздражало меня в последнее время в Рэндалле. Как и меня, Бернала в первую очередь интересуют знания, для нас обоих это своего рода религия, мы оба верим, что, стараясь на благо науки, мы одновременно служим человечеству в целом, себе и тем, кто придет после нас. Для меня эта вера более понятна и реальна, чем папино упование на загробную жизнь. Возможно, эта чистота устремлений делает для меня Биркбек гораздо более комфортным местом, чем Королевский колледж. А также нерелигиозность этого заведения — больше никаких клириков, бродящих по коридорам.
Как изменились мои ожидания со времен наивности и идеализма labo.
Я вскакиваю со стула, спеша поприветствовать Бернала.
— Какая нечаянная радость видеть вас здесь, сэр!
— Сколько раз я говорил вам, Розалинд, что не верю во всю эту иерархическую ерунду и обращение «сэр», — ворчит он, и я не удивляюсь. Бернал не скрывает своих симпатий к Советскому Союзу и его политике, так же,
