Геннадий Левицкий - Ягайло - князь Литовский
— Троки наши, великий князь.
— Где Витовт? — угрюмо спросил Ягайло.
— Ему удалось уйти.
— Лучше бы ты города не взял, а привел на цепи Витовта, — со злостью вымолвил Ягайло. — Как же ты с таким огромным войском умудрился его упустить? Это ж надо иметь какие-то особенные способности.
— Да воины наши — сущие бараны — бросились штурмовать южную стену, а в это время Витовт вышел через Северные ворота, — оправдывался Скиргайло. — Пока наши опомнились, враги успели пробиться к лесу.
— И что же, его не преследовали?
— Видишь ли, великий князь, Витовт вырвался на узкую лесную дорогу, можно даже сказать, тропу. Сбоку на эту дорогу конным не выедешь — кустарник кругом да дремучий лес, а на дороге остались прикрывать отход человек двадцать здоровенных жемайтийцев во главе с одетым в железо немцем. Пока с ним расправились, Витовта и след простыл.
— О каком немце ты говоришь, ведь крестоносцы раньше ушли в Пруссию.
— Крестоносцы ушли, но один остался. Это давний друг Кейстута — остерродский комтур Куно фон Либштейн.
— И его вы тоже упустили?
— Нет, он мертв. Дрался комтур как раненый волк. Десятка полтора наших уложил, пока, наконец, его достала литовская сулица.
— Туда ему и дорога, — зловеще улыбнулся Ягайло. — Теперь меня интересует только одно: куда направился Витовт?
— Опять под крылышко великого магистра. Куда ему больше деваться? — вступил в разговор Монивид.
— Хорошо бы поссорить Витовта с Конрадом Цольнером, — подумал вслух Ягайло.
— Хорошо бы, — согласился Монивид, — но как это сделать? Они обманывают друг друга, но, тем не менее, Витовт нужен Конраду Цольнеру, чтобы получить на законных основаниях Жемайтию, а потом и всю Литву; великий магистр необходим Витовту, чтобы получить помощь для войны с тобой, Ягайло. И этот союз сохранится, несмотря на то, что его участники ненавидят друг друга. Вот где главная опасность для тебя.
— А может Витовту рассказать о том, что магистр пытался договориться со мной за его спиной, — предложил Ягайло.
— Вряд ли эти вести изменят что-либо в отношениях Витовта с крестоносцами, тем более, они знают, что обманывают друг друга, — разочаровал Монивид своего господина. — Когда крестоносцы помогут Витовту утвердиться в Литве, он сам пошлет их ко всем чертям. Но сейчас Витовт будет преданно служить Ордену, ибо у него нет иного пути к власти.
— Тогда давай, брат, пообещаем Витовту часть владений его отца, если покинет Пруссию, — предложил Скиргайло.
— Что на это скажешь, боярин? — спросил великий князь.
— Пообещать, конечно, не трудно, но вы столько раз обманывали Витовта, что он вряд ли поверит на этот раз. На его месте я бы старался вернуть земли отца с помощью немцев, а потом уже думал, как от них избавиться.
— Жалко, что рядом со мной нет Войдыллы. Он бы нашел выход из любого положения, — вздохнул Ягайло. — Впрочем, и в твоей голове, боярин, иногда появляются дельные мысли. Но, кажется, ужин затянулся, а тебе не терпится приласкать женушку.
— Что ты, князь, с тобой беседовать одно удовольствие. За нашим разговором я потерял счет времени и забыл о супруге, — отпустил комплимент Монивид, видимо в благодарность за изысканный ужин.
— Побереги любезности для жены, — посоветовал князь и добавил. — Ты свободен, боярин.
Монивид вышел, а вслед за ним Ягайло отпустил и брата:
— Иди, отдыхай, Скиргайло, ты сделал все что мог.
Оставшись один, великий князь несколько раз прошелся по комнате взад-вперед и вслед за гостями покинул кабинет. Ноги привели его в апартаменты княгини Ульяны.
— Я не помешал, матушка?
— Нет, нет, входи сынок, — обрадовалась мать. — Я как раз сидела, не зная чем себя занять: спать еще рано, а день уже закончился. Хотела книгу почитать, да глаза стали плохо видеть — буквы расплываются.
— Как ты посмотришь, матушка, если твой сын женится? — спросил вдруг Ягайло.
— Уж давно пора, да и мне хочется понянчить внуков, — одобрила намерения сыны княгиня. — И что же, есть невеста на примете?
— Хочу просить руки дочери московского князя — Софьи.
— Почти все князья из рода Гедимина брали жен в русской земле. Почему бы и тебе не жениться на московской княжне? — заметила Ульяна и тут же спросила. — Когда сватов собираешься отправлять в Москву?
— Да хоть завтра, — Ягайло проявил несвойственную ему поспешность. — Осталось только людей подходящих подыскать.
— Одного человека, пожалуй, я могу предложить.
— Кто же он, матушка?
— Это я.
— Ты!? — удивился Ягайло. — Но отношения Великого княжества Литовского с Московским княжением не самые хорошие, и я не могу подвергать опасности мать.
— Сынок, в моем возрасте мало думают об опасности, да и кому нужна старуха. Кто знает, может скоро господь призовет к себе, а напоследок хочется увидеть русскую землю. Когда мы сговоримся с московским князем, съезжу в родную Тверь, повидаюсь с братьями. Выпадет ли когда еще удобный случай побывать на родине?
— Зачем на твои плечи возлагать лишний груз? — недоуменно промолвил Ягайло. — Для посольства к московскому князю мы найдем других людей, а ты, если хочешь, съезди в Тверь, обогнув Москву стороной.
— Нет, Ягайло, сначала я поеду к Дмитрию Ивановичу. Кто лучше матери сможет устроить будущее сына? — стояла на своем Ульяна.
— Вижу тебя не отговорить, — сдался Ягайло. — Езжай в Москву, но только береги себя. К Дмитрию Донскому отправился мой брат Андрей: боюсь, худое против нас замыслил.
— Не волнуйся, Ягайло. Все будет хорошо, если будешь надеяться на лучшее, — успокоила сына княгиня.
41. Виганд
День и ночь Витовт гнал коня по непроходимым жемайтийским пущам. Едва поспевал за своим предводителем немногочисленный отряд воинов. Изредка бешеной скачки не выдерживали даже славящиеся необычайной выносливостью низкорослые жемайтийские лошади, а запасных коней в отряде не было. Воин, потерявший скакуна, на ходу прощался с товарищами и оставался один посреди бескрайнего леса, в котором даже в яркий день всегда царил полумрак, ибо настолько густы кроны деревьев. На коротких привалах беглецы быстро утоляли голод хлебом или сухарями и страстно молили о помощи бога Альгиса[14].
В сентябре измученный, в изорванной сучьями одежде, голодный отряд Витовта приблизился к городу Рагнета, что на нижнем Немане.
— Что вам нужно, оборванцы? — спросил немец, стоявший на воротах.
— Скажи комтуру, что у ворот стоит союзник Тевтонского ордена великий князь литовский Витовт, — ответил Судимантас.
Виганд, комтур Рагнеты, был человеком незнатного происхождения и высокого положения в Орденском государстве добился лишь благодаря смелости и уму. Но даже сейчас Виганд сохранил не страх, но внутреннее почтение перед отпрысками потомственной аристократии и представителями знаменитых родов. Неоднократно ему приходилось встречаться в бою с Кейстутом, но рагнетский комтур не держал зла на своего противника, а тем более, его сына. Немец внимательно выслушал злоключения Витовта и проявил живейшее участие в его судьбе.
Литовский отряд получил кров и пищу, а с князем-Гедиминовичем обращались не иначе как с главой государства. Две недели Витовт беззаботно отдыхал после изнурительных воинских приключений, вновь полной грудью радуясь жизни. Его можно понять: еще недавно потомок Кейстута находился на краю гибели и только чудом остался жив. Но вот радость нового чудесного спасения прошла. Осталась горечь жестокого поражения, печаль о напрасно погибших товарищах, и мысли Витовта вернулись к безрадостному настоящему.
— Ты что ходишь, князь, словно в воду опущенный? — спросил однажды литовца комтур. — Иль тебе не угодил кто из челяди, либо из братьев? Скажи, и наглец будет наказан.
— Благодарю, Виганд, но таким почетом и вниманием я был окружен только в Литве, когда ей правил мой отец.
— Так в чем же дело, Витовт? Я не могу смотреть, как скучает мой гость.
— Видишь ли, комтур, жизнь изгнанника не может быть радостной, — признался Витовт. — Мне хорошо в Рагнете, но не могу я здесь оставаться бесконечно долго.
— Ты будешь жить в Рагнете ровно столько, сколько пожелаешь.
— Еще раз благодарю, Виганд, что дал приют князю без княжества, но, пожалуй, я у тебя засиделся. Надо увидеться с женой, она бедная, наверное, думает после возвращения крестоносцев, что стала вдовой.
— А где сейчас Анна? — участливо спросил немец.
— Когда я уходил в поход, осталась в Мальборке, — ответил Витовт и добавил, — дочь где-то в Смоленске у отца Анны, мать живет в Мазовии, а я в пограничном немецком замке. Проклятый Ягайло…, сколько бед из-за него свалилось на нашу семью, — на лице литовского князя одновременно отразились глубокая печаль и ненависть.