Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки
Подбежавший Коммод заглянул через руку матери, попытался схватить шкатулку.
— Перестань, Луций, это не игрушка.
— Я тоже хочу посмотреть на нее! — заупрямился мальчишка. — Почему от меня всегда прячут изображения всяких красоток!
Он наконец вырвал из рук матери шкатулку. Бебий вздрогнул, сделал шаг в его сторону, но Коммод жестом остановил его.
— Не бойся, Бебий. Я только гляну.
Никто не посмел ему перечить. Наследник несколько минут вглядывался в портрет, потом заявил.
— Когда я вырасту, она будет мой женой. Взаправдашней, а не той, которую навяжет мне мама.
Все рассмеялись. Напряжение как‑то разом спало. Коммод вернул шкатулку. Бебий, не зная, куда ее положить, взял коробочку под мышку.
— Итак, — Фаустина с удовольствием потерла руки, — теперь мы все одна шайка. Я буду наводчицей. Я постараюсь выяснить, где Уммидий прячет добычу. Я же обеспечу вам надежную защиту. Пусть только этот лысый сатир посмеет явиться во дворец с жалобой, я устрою ему такой прием, век не забудет. Только предупреждаю, вы должны действовать аккуратно, без жертв и членовредительства. Если прольется кровь, я буду бессильна. С другой стороны, мне просто не верится, что такие молодцы, как вы, не в состоянии справиться с разнеженными, разжиревшими рабами Уммидия. Лет, ты разговаривал с Сегестием?
— Да, госпожа. Он отказывается. Говорит, что ему, бывшему гладиатору, не следует участвовать в подобных делишках. Ему не простят.
— Правильно говорит. Его участие смажет общую картину. Одно дело, если несколько знатных юнцов забавы ради выкрадут наложницу из дома зятя императора. Другое, если в этом окажутся замешаны люди не нашего круга. Еще вопрос, где спрятать похищенную девушку?
— Я отведу ее домой, — предложил Бебий.
— О чем ты говоришь, Лонг! Люди Уммидия первым делом бросятся в твой дом, перевернут все верх дном. Если они найдут Марцию, тебе несдобровать. Ты хочешь превратить шалость в преступление?
Она прошлась по залу. В этот момент раздался голос Коммода.
— Вы можете спрятать ее в моей спальне. Никто не посмеет войти к цезарю, а кто попытается, будет убит, — он погрозил невидимому противнику деревянным мечом, потом, словно понимая, что подобного оружия недостаточно, заявил. — У меня есть настоящий меч, а не эта деревяшка.
— Не говори глупости, Луций, — строго выговорила императрица, потом обратилась к Квинту. — Пригласи Сегестия. Император очень благоволит к нему. Это надо использовать.
Когда Сегестий вошел, императрица подозвала его. Центурион приблизился, преклонил колено и поцеловал ей руку. Фаустина была очень довольна, указал на него пальцем.
— Вот как, храбрые римские воины, надо вести себя в присутствие особы императорской крови.
Квинт тут же подошел и повторил церемонию.
Бебий и Тертулл не двинулись с места.
— Ага, — обрадовано воскликнула Фаустина, — вот вы и попались! Квинт, оказывается, они республиканцы!
— Республиканцы? — с неожиданной радостью завопил Коммод. — Головы долой! Матушка, позволь мне самому привести приговор в исполнение?
— Может, Луций, на первый раз мы их простим? — спросила императрица.
— На первый раз можно, — серьезно, совсем как взрослый, согласился мальчишка. Потом, сделав отчаянное лицо, воскликнул. — Если только они возьмут меня на дело.
Фаустина нахмурилась.
— Не говори глупости!
— Ну, мама…
— Я сказала, не мели вздор! И не вздумай ябедничать отцу, иначе я прикажу лишить тебя оружия. Будешь с утра до вечера заниматься философией.
На лице наследника прорезался неодолимый ужас. Императрица, вполне удовлетворенная отношением сына к философии, обратилась к Сегестию.
— Послушай, ты не хочешь участвовать в нашей потехе, это твое право, но посоветовать‑то ты можешь. Ты слывешь у нас за великого знатока Рима, его, так сказать, дна. Где можно спрятать Марцию, чтобы Уммидий вовек ее не нашел? Учти, она при этом должна быть в распоряжении Бебия. Только не упоминай о каких‑нибудь подозрительных и злачных берлогах или низкопробных борделях. Трибуну личной гвардии императора не к лицу появляться в подобных местах.
— У меня и мысли такой не было, императрица! — горячо возразил Сегестий. — Чтобы я собственными руками упек невинную душу в вертеп! Да мне спасения не будет.
— Ах, оставь свои суеверия! Мне нет никакого дела до твоего спасения. Ответь по существу, — оборвала его Фаустина.
— И зря, госпожа, — решительно возразил Сегестий. — Мне, например, есть дело и до вас, и до Марции — голубки, до любимого мною Бебия и верного в трудную минуту Лета, и до разряженного, словно петух, Тертулла. И до вашего спасения!
Он выговорил это с такой неожиданной твердостью и решительностью, что вмиг в зале возникло некоторое напряжение, которое умело сняла Фаустина.
— Благодарю за заботу, Сегестий, но речь сейчас о другом. Повторяю, где можно спрятать Марцию? За городом неприемлемо. Бебия не удержишь, а Уммидия богат. У него много слуг, они быстро выследят нашего влюбленного.
— Несчастную пленницу можно будет спрятать у моей жены Виргулы, в Субуре. Она будет рада помочь Марции. Там ее никто не найдет.
Императрица вскинула руку с вытянутым указательным пальцем и с восхищением заявила.
— Это другое дело. Приятно слушать человека, обремененного жизненным опытом, свалившего на арене самого Витразина. Ты будешь ждать Марцию где‑нибудь поблизости. Говорят, она беременна? Значит, подготовишь портшез. Моим воспользуешься. Мой прокуратор выделит тебе сидячие носилки, а также носильщиков.
Неожиданно она загадочно усмехнулась, затем поделилась с Тертуллом..
— Представляю, как взовьется Уммидий, когда ему сообщат, что пленницу унесли на носилках императрицы! — затем продолжила наставлять Сегестия. — Если спросят, будешь утверждать, что знать ничего не знал, ведать не ведал. Приказали сопровождать носилки, ты и сопровождал. С Приском я договорюсь.
— Так точно, госпожа.
— Вот и хорошо. Что ж, сообщники, идите и ждите весточку.
В этот момент раздался обиженный голос Коммода.
— А как же я?
— Что ты? — не поняла императрица.
— Каковы будут мои обязанности? Я готов постоять на атасе, и добычу схоронить. Если потребуется, замочу кого‑нибудь. У меня рука не дрогнет.
— Марк, оставь глупости!
На глазах у наследника навернулись слезы.
* * *
На следующий день Фаустине донесли, что «лысый сатир» прячет рабыню на своей вилле в Пренесте. Роскошная дача была расположена неподалеку от загородного императорского дворца, по другую сторону вершины горы, где высился знаменитый храм Фортуны. Соглядатаи Ауфидия Викторина сообщили, что девица помещена в расположенном в глубине поместья флигеле. Упрятана в каморку, более напоминающую темницу. Каморка примыкает к покою «ночи и сна» — особого рода помещению с двойными стенами, куда не проникают ни голоса прислуги, ни шум дождя, ни громы и блеск молний, ни даже дневной свет, если окна закрыты. Здесь Уммидий часто в одиночестве принимает еду.
В настоящий момент Уммидия на вилле нет. Купив Марцию, он, прежде всего, отдал ее в руки знахарок, чтобы те определили, здорова ли будущая наложница, не страдает ли срамной болезнью либо какими‑то иными, незаметными для внешнего глаза недостатками. Одна из них оказалась опытной повитухой и сразу определила, что Марция носит в утробе плод. Эта новость пришлась не по вкусу Уммидию. Он принялся публично сетовать на испорченность нравов и всеобщее вранье, поразившее даже высшие слои общества. О Марции не упоминал. Сначала хотел вернуть рабыню Матидии, сумевшей ловко подсунуть ему червивый плод, однако ума хватило сообразить, что в тот момент, когда Марк присутствует в городе, скандал ему ни к чему. Брезгливое, презрительное отношение императора к порочным наклонностям тех или иных представителей высших сословий было хорошо известно в Риме. К тому же девка после выкидыша хуже не станет, а в случае чего ее можно отослать в деревню на полевые работы.
Вины за собой Уммидий не чуял — купля — продажа была совершенна в соответствии с законом. Тем не менее, патриций ощущал некоторое беспричинное беспокойство. Бебий близок к императору, нрав у него дерзкий, замешан на старомодных, давным — давно покинувших Рим добродетелях. Уммидий так и сказал себе — никогда не связывайся с влюбленными безумцами.
Мало ли…
Пусть остынет.
По этой причине, добавил соглядатай, он спрятал новую наложницу подальше, приставил к ней караул — десяток рабов, ночующих в конюшне. Там же, с помощью той же повитухи, Уммидий собирается избавиться от недоразумения, после чего он вплотную займется ее дрессировкой.
Фаустина выслушала доклад, отпустила соглядатая и, глядя ему вслед, мысленно добавила: «А пока вынашивает грязные планы, как бы опорочить императрицу».
