Под сенью чайного листа [litres] - Лиза Си
Мы пробуем пять сортов. Каждый раз чайный мастер Сунь проводит меня по вкусовым ощущениям.
– Я могу заваривать эти конкретные листья до пятнадцати раз. С каждым разом вкус будет меняться, исходить из разных частей листа и бодрить разные участки языка. У культивированного чая вкус постоянен, а вот чай с диких деревьев сложен и притягателен.
Чем больше я пробую, тем больше очаровываюсь. Это физическое притяжение. Третий чай, говорит мне Сунь, стоил бы по двести юаней за чашку, если бы я пила его в Гонконге. Он вкусный, а его цена ни о чем мне не говорит. Пожив в Куньмине, я знаю, что это произвольное число. Желтая футболка или синяя? Какая разница, всего десять лет назад я даже не знала, что это такое. У гостей отеля своеобразное представление о ценности. Они отказываются жить в номере, если в нем нет унитаза, на который можно сесть. Я долго не могла с этим смириться. Кто захочет испражняться, присаживаясь куда-то, где уже побывал чей-то зад?
Чайный мастер снова опустошает наши чашки, ополаскивает их, а затем заваривает новый чай. От первого глотка хуэйгань мне распирает грудь, да так быстро, что я едва не теряю сознание. Тепло поднимается вверх и заливает лицо. То, что происходит с моим телом, ощущается так же сильно, как моя любовь к Саньпа в самом-самом начале.
Чайный мастер смеется над моей реакцией.
– Легко пьется? – спрашивает он. – Присутствует ли в чае хорошая ци? Проанализируйте свои эмоции. Вы слышите, как природа поет через лист…
– Вкус легкий, как роса на лепестках цветов, – говорю я. – Изысканный…
– Изысканный! Вы правы! Это поистине простой, но изысканный чай. Вы пробовали его раньше? – Когда я качаю головой, он продолжает. – Я подумал, вы могли его пробовать. Одиннадцать лет назад некий господин Люй из Тайваня приехал в Лошуйдун, тогда это была изолированная деревня в горах.
Это произошло за год до появления господина Хуана в нашей деревне.
– Господин Люй хотел сделать партию чая из старых деревьев в традиционном стиле… – продолжает Сунь. – Нашел чайного мастера на пенсии. Тот…
– Господин Люй? – перебиваю я. – Вы уверены, что правильно указали имя, страну, деревню и год?
Чайный мастер Сунь бросает на меня презрительный взгляд.
– Да, и я много раз встречался с господином Люем, поэтому и купил несколько его чайных блинов.
Могли ли два человека в одно и то же время заниматься одним и тем же делом?
– Вы когда-нибудь слышали о другом чае, который был сделан…
Сунь прерывает меня.
– Мир чая очень тесен, поэтому я знаю тот, о котором вы говорите. В моей коллекции он тоже есть. Немного. Если бы это был единственный чай, сделанный спустя столько лет, он стал бы культовым. Но господин Люй использовал листья исключительно из Лошуйдуна. Как я уже говорил, листья с горы Наньно хороши, и когда-нибудь они будут цениться, но пока не могут конкурировать по вкусу с этим чаем. Однако, – он подался вперед, чтобы продемонстрировать доверие, – у создателя упомянутого вами чая есть особая партия, которой он ни с кем не делится. Всего два чайных блина…
Это я их сделала, используя листья с материнского дерева.
– Ходят слухи, что человек, который их изготовил, сам тот чай не пробовал, – говорит Сунь. – Если они такие особенные, то нужно поделиться ими с теми, кто их оценит, разве нет?
От его слов по моим рукам и ногам словно ползут призрачные пауки.
– А теперь последний чай, – объявляет он. – До Освобождения[26] в нашей провинции было множество частных чайных фабрик. А после него осталось четыре государственных чайных компании. Одна из них находилась в Мэнхае…
– Пункт сбора чая в том месте, где я выросла, отправлял все свои листья туда…
– Этот чай называется «Хун инь», то есть «Красная печать», это первая партия, произведенная после Освобождения, – продолжает он за меня. – Один такой сорокапятилетний чайный блин продали в этом году за восемьдесят пять тысяч юаней. Это более десяти тысяч долларов США по курсу! Сейчас мы его попробуем.
Цвет чая насыщенный, темный с загадочным оттенком. Верхняя нота перечная, но переходит в божественную сладость. История моего народа мерцает в моих костях. С каждым глотком я как будто бессловесно зачитываю свою родословную. Одновременно сливаюсь с моими предками и с теми, кто придет после меня. Я выросла в убеждении, что рис должен питать, а чай – лечить. Теперь я понимаю, что чай – это еще и связь, и мечта. Это истинное глубинное соблазнение, куда там самому желанному мужчине!
Чайный мастер Сунь, кажется, понимает, что я преображаюсь, но его слова бесцветны:
– Итак, пуэр. Расскажите нам, что вы о нем знаете.
Как только он озвучивает этот вопрос, я понимаю две вещи. Во-первых, теперь я хочу получить это место гораздо сильнее. Во-вторых, возможно, я ничего не значащая абитуриентка из горного племени, на которую с презрением смотрят остальные члены комиссии, но единственный, кто имеет вес в этой комнате, – это чайный мастер Сунь.
– В наши дни не все ищут выдержанный пуэр, – отвечаю я. – Люди предпочитают маоча, потому что он считается более здоровым и в нем скрыто куда больше культурных смыслов. И все же, как бы человек ни относился к пуэру – сырому, искусственно ферментированному, естественно выдержанному, с молодых деревьев, со старых деревьев, с древних, с диких или культивированных, – никто уже не выбрасывает чай через шесть месяцев. Все согласны: чем старше, тем лучше.
– Вы говорите мне о двух противоречащих друг другу идеях.
– Две противоречащие идеи могут существовать одновременно. Иногда их и больше двух.
Он смеется, остальные нет.
– Вы спросили, почему я выгляжу так молодо, – говорю я. – Будет ли слишком смело с моей стороны спросить о вашей теории?
Он обводит рукой комнату, как в самом начале.
– Все здесь знают почему. Вы пьете пуэр. Если бы все женщины Китая следовали вашему примеру, наши красавицы покорили бы весь мир. – Две женщины за столом бросают на меня кислые взгляды, помощницы мастера краснеют, но он еще не закончил. – По мере развития страны наши люди тоже захотят наслаждаться всем самым лучшим. Новые богачи рассматривают пуэр как один из способов одержать победу над бедностью прошлого. Это также канал для инвестиций в стране, где граждане с опаской относятся к правительственным инициативам. Он считается «древностью, которую
