У чужих людей - Сегал Лора
В Сосуа кормилось две-три сотни иммигрантов, осевших в Батейе (по мнению Пауля, «батей» — слово индейское, означает «место, на котором выросло селение»), в двух общих кухнях.
— Какие новости? — закричали сидевшие за длинными столами едоки, завидев новое пополнение. — Гитлер уже сдох?
— Нет еще.
— Стало быть, новостей нет.
Набрав себе полную тарелку, Отто подсел к приезжим. Потом беженцы задержались на краткий инструктаж, его по-немецки, но с сильным американским акцентом провел мистер Лангли. Он разъяснил план Ассоциации: первым делом новички должны пройти интенсивный курс обучения основам сельскохозяйственных работ, после чего они разделятся на группы — от двух семей до двенадцати человек, — и будут считаться кооперативными хозяйствами. Ассоциация предоставит этим хозяйствам землю, орудия производства, семена, скот и по одному домику на семью. Как только кооператив станет на ноги, каждый его член будет обязан вернуть Ассоциации долг. Пока жилье для членов сообщества строится, они будут жить в бараках. Со всеми возможными вопросами нужно без промедления обращаться в представительство Ассоциации — оно в административном здании, а с вопросами по ведению сельского хозяйства — непосредственно к нему, подчеркнул мистер Лангли; с вопросами о правилах общежития и прочем — к руководителю местного отделения Ассоциации мистеру Зоммерфелду, который скоро прибудет, чтобы лично приветствовать собравшихся. А завтра утром, сразу после завтрака, добавил мистер Лангли, он ждет всех мужчин в поле. Что касается обеих женщин, они должны явиться в кухню — на дежурство.
После чего все вышли в ясные предвечерние сумерки. Илзе подхватила мужа под руку.
— Пауль, милый, может, пройдемся и посмотрим окрестности?
— Ой, да, давайте! — воскликнула Рената; она жалась поближе к Илзе, потому что нахальный Отто уже взял ее под руку. В результате ее жениху, щуплому Михелю Браунеру, пришлось пристроиться рядом с Паулем.
— Рената говорит, ты уже работал на ферме, — сказал Михель. — Может, когда мы с Ренатой поженимся, нам с вами объединиться, чтобы стать семейным кооперативом?
— Хотя опыта руководства фермой у меня нет, — признался Пауль, — мне ясно как день, что в руководители я не гожусь. Как Сократ, который, как известно, говорил: «Я знаю только то, что ничего не знаю; другие не знают даже этого».
Уловив в своем голосе менторские нотки, Пауль сконфуженно хмыкнул.
— В Сосуа никто ничего не знает, — заметил Михель. — Для начала надо просто застолбить такую возможность.
Отто предложил Илзе пойти на следующий день купаться в море.
— Но мы же будем заняты на кухне, разве не так? — удивилась Илзе.
— В Сосуа никто не бывает занят, — бросил Отто.
Они с Ренатой ушли вперед, потому что Пауль с Илзе шагали медленно, нога за ногу. После некоторого колебания Михель подошел к Ренате и тоже взял ее под руку; вскоре вся троица растаяла в быстро спустившейся тьме.
Пауль и Илзе так же неторопливо дошли до обрывистого края откоса и легли на темную траву.
— Пауль, милый, как ты думаешь, стоит ли нам вести фермерское хозяйство на пару с Михелем Браунером?
— Способности Михеля Браунера занимают меня куда меньше, чем таланты Пауля Штайнера. Илзе, золотко мое, ты не забыла, что в Англии за неполный год, с октября 1939 года по август 1940, меня трижды выгоняли с работы?
— А с последней не выгнали. Тебя отправили в лагерь для интернированных, и ты сам говорил, что за тот год много чему научился.
— Твоя правда, — согласился Пауль, — на той работе я почувствовал себя увереннее. Теперь я знаю больше, чем многие здешние поселенцы. У меня, золотко, руки чешутся заняться реальным делом. Хочу стать добытчиком, чтобы у тебя и у наших детей был дом, чтобы все были сыты, ну и чтобы оставались деньги на выплату долга Ассоциации. Бедная моя Mutti! — Пауль неожиданно развеселился. — Лишь в тридцать лет, и то не без помощи Гитлера, ее сынок наконец повзрослел. Короче, поэта из меня не вышло; никакую революцию я не возглавлю… Слушай, я тебе рассказывал про тот случай во времена Дольфуса[55], когда я шел на заседание нашей социалистической ячейки и меня остановил полицейский? А при мне, между прочим, была пачка памфлетов… Но я достал бумажник — он был набит снимками моей маленькой племянницы Лоры. В ответ полицейский стал показывать мне фотографии двух своих сынишек, и мы расстались лучшими друзьями. Сколько же ерунды в духе шпионских романов творилось тогда во имя новой, высоконравственной Австрии! Сегодня я хочу одного: вывезти родителей из Вены и поставить крест на всей этой европейской заварухе.
Внизу в непроглядной тьме ритмично вздымался и влажно шелестел океан. Черный теплый воздух ласкал кожу. Илзе устроилась поудобнее на руке мужа, и Пауль прошептал:
— Ах, Илзе, золотко мое, это же почти что счастье!
И тут же выяснилось, что будущее, которое рисовал для них Пауль, в точности совпадало с ее представлением о счастье.
Внутри каждого барака тянулся длинный узкий коридор, в противоположных его концах располагались туалеты, по обеим сторонам — комнаты наподобие купе в поездах дальнего следования. В каждой комнате стояли железная кровать без матраца, умывальник и два деревянных стула. Вместо стен — деревянные перегородки. Пауль назвал их комнатку Badekabine[56] — уж очень она напоминала cabana[57] в плавательном бассейне. Сосуа вообще смахивает на летний курорт, заметила Илзе: утром встаешь, натягиваешь на себя платье — и вперед.
По дороге на завтрак Пауль признался Илзе, что поле навряд ли будет курортом. Человек умственного труда там оказывается в невыгодном положении. Он не способен что-либо понять или освоить непосредственно, интуитивно. На мир он смотрит через очки; буквально всё ему приходится объяснять: он должен уразуметь теоретически, что именно ему предстоит делать практически. Однако есть у него одно преимущество: он может за годы овладеть тем, что крестьяне усваивали из поколения в поколение.
Мистер Лангли встретил новых учеников в поле, уже очищенном от камней и пней двумя местными жителями, нанятыми Ассоциацией. Там их ждали плуг, запряженный в него мул, рядом стоял бочонок с ростками батата. Посадочный материал представлял собой клубок зеленых стеблей и листьев; мистер Лангли объяснил, что растения следует порезать на черенки длиной сантиметров в тридцать и разложить по бороздам. Пахал ли кто прежде плугом? — спросил мистер Лангли; да, сказал Пауль, но на муле — ни разу. Хесус, один из доминиканцев, — с виду постарше и более темнокожий, чем второй, — показал, как одной рукой направлять мула, а другой налегать на плуг.
— Тут нужен навык, — заметил мистер Лангли. — Я вернусь немного погодя, хочу посмотреть, как пойдет дело.
И ускакал по прибрежной дороге в сторону Батея.
— Ручаюсь, денег у него куры не клюют, — проронил Фарбер, коммивояжер из Польши. — Я у него спросил, откуда он знает немецкий; он ответил, что учился во Франкфурте на ветеринара, а теперь в Америке занимается скотоводством. Миллионер, точно вам говорю.
— Америка, Америка, страна больших возможностей, — вставил Макс Голдингер, лысый мужчина с торчащим, как у старика, животом.
В дальнем углу опытного поля те же два доминиканца рубили высоченную траву, ритмично напевая в такт взмахам мачете какую-то песню.
Пауль изо всех сил старался вести плуг ровно.
— Эй, кто-нибудь, идите сюда, попридержите эту тварь! — крикнул он. — А то плуг мотает во все стороны. Ну, ты, стоять!
Тем временем Илзе и Рената сели на солнышке за кухней и принялись чистить батат, который Ассоциация в огромных количествах закупала на рынке в Пуэрто-Плата, на другой стороне залива, и возила на грузовиках в Сосуа. Внизу белел песчаный пляж, трое молодых мужчин бежали к воде. Перед женщинами простирался Атлантический океан, такой гладкий, что казался высеченным из лазури; и только вдалеке, на едва заметных волнах там и сям вспыхивали солнечные блики.
