Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон
— Пора уходить, — сказал он. — У нас есть скальпы, лошади, пленные и добыча. Мы вернемся к своим женщинам не с пустыми руками. Они с радостью станцуют для нас и согреют наши постели. Нет нужды заставлять их оплакивать нас, если мы не вернемся. Предлагаю разделиться, забрать запасных лошадей у Навасоты и встретиться у брода на Трех Реках. Там мы можем поделить добычу и отправиться своим путем. Близится вечер. Здесь нам больше нечего делать.
Пока вожди вели беседу, некоторые из воинов заканчивали свои дела с женщинами, которые, к счастью для них, были без сознания. Другие воины навьючивали лошадей поселенцев награбленным добром, некоторые обшаривали хижины. Индейские лошади терпеливо стояли у распахнутых дверей, из которых доносились звуки бьющейся посуды и опрокидываемой мебели. Перья из разодранного синего одеяла лениво плавали в воздухе, медленно оседая вокруг тел, распростертых в сырой скользкой грязи.
Нокона, Странник, к чьей спине все еще прижималась Синтия, задумчиво осматривал разгромленный двор, сидя на своем вороном жеребце по имени Тоокарно, Мрак. Рядом остановил коня Куинна, Орел, за спиной которого пристроился Джон. Оглядевшись, Орел с усмешкой сказал другу:
— Нокона, брат мой, пусть эти белые приезжают на запад — там мы сможем чаще их грабить. Хороших вещей у них много, а сами они беспомощны, точно новорожденные щенки. Я бы с удовольствием почаще наведывался сюда, на восток.
Странник хмыкнул, подумав о маленьком круглом зеркальце, которое держал в руке. Оно было оправлено в серебряную рамку с искусно переплетенными цветами и лозами. Он провел пальцем по выпуклому узору и дотронулся до гладкой прохладной поверхности стекла. Он пристально посмотрел на свое отражение — большие черные глаза и черты лица отражались так явно, словно это кто-то другой смотрел на него со стороны. У воина возникло странное чувство, будто он покинул собственное тело.
«Тот, кто сделал эту вещь, владел колдовством. Очень сильным колдовством».
Он обернул зеркало в обрывок ситца и сунул его в отделанную бахромой сумку, подвешенную у седла. Где-то в глубине сознания его грызло сомнение, словно мышь — запасенный на зиму пеммикан[2]. Было в этом набеге что-то, предвещавшее беду. Он посмотрел на новенькое казнозарядное ружье, висевшее на плече Большого Лука вместо старого мушкета, с которым вождь кайова без сожаления расстался.
Нет, брат Орел ошибается. Белые люди не беспомощны. Беспомощные не делают такое оружие, как эта новая винтовка. Их новое оружие всегда лучше прежнего. Бледнолицые, подобно реке, никогда не останавливаются и все время меняются. Народ, который делает такие вещи, не может быть ни беспомощным, ни глупым. Они еще плохо знакомы с новыми землями, но вовсе не глупы. А что будет, когда они научатся здесь выживать? В кого вырастут эти щенки? Что за новый зверь приближается к землям Нерменух, Народа? Кто будет жертвой, а кто — хищником?
Если не считать вождя кайова Большого Лука, Странник был, наверное, единственным в отряде, кто задавался подобными вопросами. Вдруг его охватило беспокойство и одиночество. Ему захотелось вернуться в дикие пустынные земли Столбовой равнины, где жил его народ — команчи-квахади. А здесь, среди деревьев и кустов, он ощущал беспокойство, словно был в западне. Заросли закрывали обзор, и в них слишком легко было укрываться врагам. Ветер гудел в листве, словно духи мертвых, изгнанные с небес.
Пока воины думали каждый о своем, Джон нагнулся к Синтии, сидевшей почти колено к колену с ним, чтобы что-то шепнуть ей. Орел небрежно ткнул его локтем в живот, едва не выбив из мальчика дух. Джон принялся жадно хватать ртом воздух, лицо его сначала покраснело, а затем стало синеть. Синтия испугалась, что он умрет, но наконец мальчик снова смог дышать. Больше он разговаривать не пытался. Его сестра сидела, уткнувшись лицом в согнутый локоть и прижав голову к спине Странника, но даже в темноте ее не оставляло страшное видение: окровавленный отец, висящий на воротах.
Наконец вожди налетчиков приняли решение: пора уходить, пока белые не придумали, как напасть на них.
— Ха! Эй, Оти, Ищущий Жену! И ты, Парони, Тощий Урод! Бросайте эту женщину! — крикнул Бизонья Моча своим воинам.
Один из них, Тощий Урод, широко расставив ноги, взгромоздился на неподвижное тело. Зарывшись головой в большие груди своей жертвы и Вытянув тонкие ноги вдоль ее тяжелых белых бедер, он походил на грудного младенца. Впившись костлявыми пальцами в мягкие, рыхлые плечи, он продолжал делать свое дело, не обращая внимания на топот проходящих мимо лошадей и разбросанный вокруг хлам. Тем временем Ищущий Жену, которому Тощий Урод оставил своего гнедого конька, рвал ситцевую юбку на полоски и повязывал их на уздечку своего коня.
— Ты что, так и хочешь остаться тут, будто пес во время случки? — прокричал с другой стороны двора Бизонья Моча. Вождь не любил оказываться в совете в меньшинстве, в такие минуты его воинам лучше было держаться от него подальше.
В последний раз дернув костлявым голым задом и довольно крякнув, Тощий Урод вскочил, завернулся в набедренную повязку и, натянув леггины, отряхнул с них грязь. Потом он взял у Ищущего Жену повод своей терпеливой пегой лошади и проверил узел веревки, которой к широкой кожаной подпруге был привязан помятый медный чайник.
Другие налетчики тоже садились на коней и под стук и лязг котелков, сковородок и инструментов, навьюченных на захваченных у поселенцев лошадей, отправлялись к воротам, чтобы выслушать указания вождей. Выстроившись во всем своем великолепии, воины заполнили двор. На уздечках и щитах вместе со скальпами и оленьими хвостами колыхались ленты из хлопка и ситца, льна и шерсти. Трофейные куртки, лишившись рукавов, превратились в жилеты. Развевались на ветру ленты женских шляпок. Один из них обернул вокруг голого торса бабушкину серую шаль. На копье другого висела красная пижама и, словно живая, слегка покачивала штанинами.
Странник и Орел спешились и, чтобы в предстоящей скачке дети не вывалились из седла, связали их щиколотки веревками, пропущенными под лошадиными животами. Покончив с этим, воины снова вскочили в седла и двинули своих норовистых коней в сторону сгрудившегося у ворот отряда. Они пристроились в самом его конце. Странник знал, что лезть в первые ряды нет нужды: Мрак — его любимый конь, его друг и брат — мог обогнать любого. А ему и Мраку так не терпелось поскорее покинуть это место…
В пекановой роще укрывались те, кого первые, еще слабые звуки смерти, разнесшиеся над холмами, застали в поле. Их загорелые лица и руки, их выцветшая, запыленная домотканая
