Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Комендант города и его района поручик Подуфалый».
Во второй половине дня поручик начал приём офицеров. Первым вошёл и отчитался по расследованию дела об убийстве великих князей следователь Ляховский, не преминув при этом пожаловаться на действия контрразведки.
– Не дают работать! Стреляют и избивают, тащат на допрос, даже не ставя меня в известность! Я потерял из-за этих самосудов столько ценных свидетелей! Вот и начальник милиции штабс-капитан Шмаков вам может подтвердить! Между собой воюем! Да, и о последнем. Его жена является, по крайней мере, свидетельницей – как я пока думаю! – а, боюсь, и соучастницей преступления. Она писала ложные объявления о бегстве великих князей! И я прошу у вас разрешения на её допрос.
– Так допрашивайте, прапорщик, в чём же дело?
– А штабс-капитан? Ведь это его жена?
– Работайте, господин Ляховский, а о штабс-капитане я позабочусь!
После этой беседы Подуфалый собрал всех офицеров. Стройный, подтянутый, с Георгиевским крестом на груди, поручик говорил с заметным украинским акцентом, не чеканил слова по военному, но это не нарушало цельности его внешнего облика, а, скорее напротив, придавало ему шарм индивидуальности.
– Что же это такое получается, господа офицеры? Делаем одно дело и в то же время мешаем друг другу! Каждый должен заниматься своим делом. Расследованием убийства Романовых занимается прапорщик Ляховский, и его обращения к вам обязательны. Это не мной установлено! Вы, поручик Обухов, занимайтесь выявлением и поимкой большевистских шпионов. И, пожалуйста, согласовывайте свои действия с прапорщиком, хоть он младше вас по чину. Прошу не ухмыляться, господа офицеры! Кое с кем из вас я в одном чине, но не в одной должности, я назначен начальником гарнизона и комендантом и прошу это знать! Что касается вас, подпоручик Суворов, то если ещё раз произойдёт подобное, я отправлю о вас рапорт генералу Голицыну! Вы чуть не убили арестованного по делу великих князей Ефима Соловьёва! Таким образом, мы потеряли бы участника и свидетеля преступления. Вас, штабс-капитан, я отстраняю от должности начальника милиции! Передайте, пожалуйста, свои дела вашему заместителю Румянцеву! Если интересуют детали, за что вы отстранены, зайдёте позже ко мне – поговорим отдельно.
– Хорошо, господин поручик, я и сам хотел к вам с этим обратиться! Разрешите мне написать рапорт об отправке в действующую армию! – попросил Анатолий Шмаков.
– Своевременно, штабс-капитан! Я вас одобряю! Иначе вас все равно мобилизовали бы, не сегодня, так завтра. А так идёте добровольцем. Румянцев, принимайте дела у штабс-капитана и немедленно поезжайте в Нижнюю Синячиху. Арестуйте прапорщика Киселёва, сделайте это самолично! Я также отстраняю его от должности на время расследования о расстреле на Путиловском болоте. Это дело поручаю вам, поручик Абрамов. Да, а вам, поручик, – обратился новоявленный комендант к присутствующему, начальнику караульной команды поручику Иванову, – назначаю за вчерашний пьяный дебош пять суток домашнего ареста! Мне от граждан на вас очень много жалоб! Примите это, пожалуйста, к сведению! Разойтись!
Вот тут-то и доставили к коменданту Михаила Ивановича Федорахина. Поручик Подуфалый, расспросив крестьян-конвоиров, обратился за объяснением к самому арестованному. Федорахин-старший, прокашлявшись, кратко рассказал историю сына.
– …комендант Нижней Синячихи обвиняет меня в сокрытии сына-большевика! Это не так, ваше благородие! То, что это наговор, вам может сказать любой мой односельчанин. К примеру, такой уважаемый человек, как наш староста Бучинин. Что касается моего сына, то я конечно же готов держать за него ответ! Но, опять же, разве он большевик?! Он служил у вас в городе в нашей крестьянской армии, а не в красных, слава те, Господи! – при этих словах Федорахин перекрестился. – Что там у него в городе произошло, как он приехал – в отпуск ли, в увольнение попал – я расспросить не успел! Сын приехал – сами понимаете, хлеб-соль, банька помыться. Мать ему пироги на стол с самоваром… И тут стук в ворота! Так я ему сразу сказал, как он появился: по-доброму пришёл – приму! А не с добром – вот Бог, вот порог! Так что, ваше благородие, такая у меня с сыном встреча вышла! А уж казнить меня или миловать – ваше дело.
– Складно рассказываешь, отец! Я ведь тоже из крестьян! Только из хохлов, как у вас говорят. Твои слова я конечно же проверю. Прапорщик Киселёв сейчас будет арестован и будет давать показания, в том числе и по этому делу его спросим! А, впрочем, я тут ничего преступного не вижу. Но всё же сын, дезертир, на сегодняшний день у тебя побывал. Сейчас я приказал собрать команду для заготовки топлива для города на зиму. Мой приговор таков: отправляешься вместе с этой командой на рубку и последующую привозку в город дров. Всё, отец, свободен!
В это же самое время, в Нижнюю Синячиху приехал новоиспечённый начальник милиции города и района. Войдя в избу, где остановился прапорщик Киселёв, Румянцев, сначала поздоровавшись с хозяевами, обратился с приветствием и к однополчанину!
– Угадай, с чем к тебе прибыл?
– Я что тебе, гадалка? Говори, что надо! По Бучинскому делу небось приехал?
Но прапорщик Румянцев, уехавший из города прежде, чем к коменданту доставили Федорахина-старшего, не понял, о чем речь.
– Да нет, как раз по Путиловскому! Оденься да выйди на улицу!
– Что ты, Сашка, придумал опять? Тайны какие-то!
– Зря тебя контрразведчиком назначили! – огрызнулся Румянцев.
Когда они вышли, то Александр, приблизившись к Киселёву, тихо сказал:
– Я ведь по твою душу приехал. Арестовать тебя приказано!
– Как… кем? За что?!
– Новым комендантом! У нас ведь в городе большие изменения: нового коменданта назначили, хохла из Екатеринбурга! Твоего начальника Шмакова он снял! А вместо него теперь я твой начальник!
– Поздравляю! Но меня-то за что под арест?! Я разве большевик? Вона по деревням сколько я их в расход вывел! И теперь меня!
– Не кричи! Не поможет. Говори лучше потише! – перебил его однополчанин. – Вот за это ты и попал в немилость, что без разбора всех стрелял! У них у всех родни по пол-деревни! На коменданта так нажали! В общем, следствие по твоему делу о расстреле на Путиловском болоте заведено! Благодари Бога, что меня на должность начальника назначили и арестовывать тебя послали. И мой тебе совет: немедленно седлай коня и дёру! Догоняй полк! И воюй! А командир тебя не выдаст! Казагранди – он такой. У него принцип – своих не выдаёт.
Иеремия, не задумываясь и не задавая больше вопросов, даже как следует не запряг лошадь: вскочил в седло и был таков! А новому коменданту Алапаевска поручику Подуфалому оставалось лишь молча проглотить привезённое
