Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Я спокоен, – поднял уставшие от бесконечных мыслей глаза Иванов.
– Мне хотелось бы по– человечески понять причины Ваших поступков, толкнувших Вас на преступление?
– Их нет, расстройство рассудка.
– Не скажите, – покачал указательным пальцем начальник сыска, – я не встречал людей, в порыве помрачнения рассудка поступали так разумно шаг за шагом.
– Что Вы имеете в виду? – в глазах задержанного появились искорки интереса.
– Насколько мне известно в Харькове у Вас не было пистолета?
– Ну и что?
– Следовательно, его приобрели сознательно.
– Может быть.
– Далее остановились в столице под чужим именем и с подложным паспортом.
– Это запрещено?
– Так точно, господин Иванов, – и Путилин показал большую книгу в кожаном переплете с золотым теснением «Свод Законов Российской Империи», Вам, как будущему юристу, должно быть известно, что гласит Устав о паспортах.
Молодой человек отвел взгляд.
– Я могу напомнить.
– Не надо.
– И напоследок поясните, зачем было срезать с одежды метки.
Иванов поднял голову, в глазах мелькнула тень удивления и так же неожиданно исчезла.
– Чтобы не могли меня опознать.
– А Вы говорите, расстройство рассудка, – молодой человек с интересом смотрел на Путилина. – На что похоже ваше поведение?
Задержанный молчал.
– В ваших поступках, Константин Евграфович, я не вижу никакого помрачнения, а шаг за шагом исполнение задуманного злого умысла. Или я не прав?
– К сожалению, вы правы, – спокойным тоном произнёс Иванов.
– Может поясните, какую роль в этой драме играет Эльжбета Язвицкая?
– Увы, я с ней не знаком.
– Полно вам, Константин Евграфович, мне доподлинно известно, что Вы гостили у дядюшки в имении в то время, когда там проживала госпожа Язвицкая, к слову сказать, невеста вами убитого родственника, – сказал наобум Иван Дмитриевич.
– Да, я гостил у него, – молодой человек боялся назвать имя убитого им дяди, словно страшился, что его призрак явиться за своим убийцей, – но с названной дамой не знаком.
– Хорошо, тогда поясните, почему вы решили совершить это злодеяние?
– Не знаю.
– Вы за что—то были сердиты на Василия Иосифовича?
– Нет.
– Вы обучались в Университете на деньги Ильина?
– Да.
– Он отказал вам?
– Нет, он никогда не был скуп.
– Тогда что же подвигло Вас на преступление?
– Ненависть… нет, не то… наверное, сам не пойму. Не знаю
– Может быть госпожа Язвицкая стала причиной ненависти к дяде?
– Что вам до Эльжбеты? – вскипел молодой человек, спокойствие покинуло его, словно гречишная шелуха ветром. – Я его убил, – он тряс рукой, – вот этой рукой, этой. Что вам еще надо? Что? Я бы снова его убил, если бы представилась такая возможность. Понимаете снова!
– Мне понятны ваши слова, но не ясна причина столь откровенной вражды по отношению к Вашему дяде, не сделавшему вам зла, а только добро.
– Я его ненавидел за то, что он меня лишил самого дорогого… Все, я устал, я не хочу слушать вас и тем более с вами разговаривать, мне надо отдохнуть. Пусть меня уведут. Если я преступник, то будьте хотя бы вы милосердны по отношению ко мне. Я устал, я болен, я хочу спать.
Пока Михаила уносил паровоз в западный край, столицу Царства Польского – Варшаву, Иван Дмитриевич подъезжал к гостинице, где накануне произошло убийство.
Ничто не напоминало о вчерашнем злодеянии, только Путилин видел, как швейцар что—то сказал посыльному и тот, видимо, побежал за управляющим.
Иван же Дмитриевич, постукивая тростью, начал подниматься по лестнице, чтобы пройти к нумеру несчастного господина Ильина.
Дернул за шнурок. Через минуту дверь отворилась, и за ней показалось посвежевшее лицо Зинаиды, служанки убитого.
– Добрый день, господин Путилин, – сказала она, на лице появилась тень улыбки.
– Разрешишь войти?
– Пожалуйста, – она отступила в сторону, пропуская начальника сыскной полиции.
– Я хотел бы задать несколько вопросов.
– Пройдемте в гостиную.
Иван Дмитриевич опустился в кожаное кресло, а служанка убитого на стул.
– Зинаида, ты встречала всех приходящих к Василию Иосифовичу?
– Да, это было одной из моих обязанностей.
– Хорошо. Когда приехал Ильин?
– Ровно две недели тому.
– Кто его навещал?
– Гостей было немного, – задумалась служанка, припоминая посетителей, – я бы назвала господина Скарабеевского Александра Михайловича, потом Петра Серафимовича, родственника хозяина, он был в предыдущий перед убийством вечер, но пробыл недолго.
– А дамы?
– Если Вы спрашиваете о госпоже Язвицкой, то в этот раз она не приезжала.
– Она часто здесь бывала?
– В прошлые приезды, – Зинаида стушевалась.
– Говори правду, хозяину ничем не помочь, а репутация дамы не пострадает. Я умею хранить тайны.
– В прошлые приезды Эльжбета Вацлавна проживала с хозяином.
– Я понимаю, а в нынешний приезд?
– Ее в городе не было.
– Где же она была?
– Я слышала, как Василий Иосифович говорил, будто она в Киеве.
– Зинаида, ты не знаешь, почему господин Ильин посетил Петербург именно сейчас?
– Нет, не знаю.
– Василия Иосифовича всегда сопровождал Иван. Почему в этот раз он не приехал?
– Мне было сказано, что он приболел.
– Но ведь Ильин никогда без него не выезжал из имения?
– Совершенно верно, вот и я была удивлена, что Василий Иосифович не дождался выздоровления своего слуги, никогда ранее такого не бывало, ведь без Ивана он был, словно дитя малое.
– Не знаешь, какая хворь одолела Ивана?
– Мне не ведомо.
Когда Иван Дмитриевич спустился в залу для ожидания, его ждал управляющий.
Путилин ответил на приветствие.
– Я слышал, убийца задержан, – тихим голосом произнёс управляющий, стремясь не привлекать внимания.
– Ваша правда, – начальник сыскной полиции, словно бы по секрету, добавил, – посажен под стражу и сознался в преступлении. Да и как не сознаться, при нем найден пистолет, и служанка убитого опознала. Дело за малым, передать прокурору.
– Такого щедрого постояльца лишились, – посетовал управляющий.
– Может быть, новый продолжит абонировать нумер.
– Дай Бог! Покойный внес плату до конца года, а там…
– Не беспокойтесь, огласит поверенный духовную, но Вы ж в накладе не останетесь?
– Надеюсь.
– Кстати о покойном никто не интересовался?
– Вчерашним вечером приходил высокий господин с бородкой, но не представился, а как узнал о смерти господина Ильина, так в одночасье покинул гостиницу.
– Ранее бывал у Вас?
– Нет, я видел его в первый раз.
– Если кто будет проявлять интерес к господину Ильину, надеюсь Вам не надо напоминать, куда необходимо сообщить, – уходя, сказал Иван Дмитриевич, приподняв шляпу.
Путилин решил пройтись до Офицерской пешком, а Михаила уносил выпускающий черный дым паровоз, отправившийся в путь длиной тысячу двести верст, каждый час, удаляясь от столицы на пятьдесят с гаком. Пока помощник Ивана Дмитриевича уныло смотрел на проносящиеся за оконным стеклом зеленные деревья, колосящиеся от ветра ржаные поля, деревни с людьми, занятыми своими повседневными делами. Жуков подсчитывал, сколько долгих часов предстоит слушать металлический стук колес, под который спустя некоторое время сморила дрема.
Иван Дмитриевич вызвал дежурного чиновника и вручил несколько телеграмм для отправки в Варшаву и Харьков. В первой он просил встретить своего помощника Михаила Жукова и оказать содействие в розыске необходимых секретных сведений о некой особе, рожденной в Варшаве, во второй же спрашивал о болезни Ивана, слуги Василия Иосифовича Ильина, и о происшествиях, связанных с вышеуказанным господином и особой по фамилии Язвицкая Эльжбета Вацлавна.
Паровоз приближался к дебаркадеру вокзала столицы Царства Польского Варшаве.
Михаил, ранее не бывавший в западных краях Российской Империи, с интересом взирал на проплывающие за окном аккуратные дома с искусно уложенной на крышах черепицей, которую в Петербурге не применяли из—за того, что не выдерживала морозов и трескалась.
Раздался пронзительный металлический скрип, и паровоз остановился. На дебаркадере стояли встречающие. Помощник Путилина не спешил покинуть теплое чрево вагона. С небольшим кожаным чемоданом в руке он спустился по трем ступеням, второй рукой держась за бронзовый поручень. Вздохнул полной грудью и собрался к выходу, где намеривался взять экипаж, для поездки в канцелярию обер—полицмейстера, где можно узнать адрес сыскного отделения.
– Господин Жуков! – раздался голос за спиною с легким акцентом, выдающим поляка.
– Так точно, – обернулся Миша к человеку в образцово– подогнанном мундире поручика с солдатским Георгием на груди.
