Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
Ехать пришлось недолго, с Офицерской свернули на Вознесенский проспект, с него на Мойку и по набережной до Невского, а там через Казанский мост Екатериниского канала.
Четырехэтажное здание с большими окнами и семью арками, караульными солдатами, выстроившимися вдоль центрального проспекта столицы, появилось по левую руку.
У входа прохаживался в ожидании приезда начальника сыскной полиции управляющий гостиницей, не знающий, куда девать ставшие бесполезными руки. Он заметил Путилина, и на лице промелькнуло облегчение, словно некая тяжесть свалилась с плеч.
– Что стряслось? – вместо приветствия произнёс Иван Дмитриевич.
– Это ужасно! Неизвестный поднялся в нумер на второй этаж и стрелял в проживающего там господина Ильина, – прошептал управляющий.
– Он убит?
– Нет, но врач говорит, что недолго ему мучится, опасные раны.
– Простите, но кто таков этот Ильин?
– О это весьма богатый человек из харьковской губернии, – также тихо продолжил он.
– Где потерпевший?
– Отнесен в спальню нумера, там же врач.
– Проводите меня.
Шли, молча, только на втором этаже Иван Дмитриевич спросил:
– Как долго потерпевший проживал у Вас?
– В этот приезд недели с две.
– Часто бывал в столице?
– О да! Дольно часто, чуть ли не каждый месяц. По этой причине господин Ильин абоноровал нумер за собою.
– Как долго?
– Третий год.
– Хорошо.
Дверь нумера была приоткрыта, за ней на полу следы крови.
Из спальни навстречу вышел врач с маленькой бородкой клинышком и в пенсне, за ним шел помощник с саквояжем в руках.
– Иван Дмитриевич, – произнёс он, – вот так и приходиться встречаться в трагических обстоятельствах.
– Ce la vie! (Такова жизнь!) – сказал Путилин. – Как самочувствие Вашего пациента?
– Все в руках Господа, – врач снял пенсне и потер пальцами переносицу, – шесть пуль попали в грудь. Убийца стрелял с двух аршин.
– Можно к нему пройти?
– Ваше право, но он лишился чувств и я не могу предположить, что будет способен разговаривать до своей кончины, но в кабинете служанка Зинаида Милкова.
– Она приезжала с хозяином?
– Нет, она постоянно проживала в гостинице.
– Благодарю.
Девушка сидела на краешке кожаного дивана, закрыв лицо платком. Она не слышала, как вошел в кабинет Путилин. Только вздрагивающие плечи, говорили о том, что она рыдала.
Иван Дмитриевич присел рядом, скрестил руки на рукояти трости и застыл в ожидании, когда девушка сможет успокоиться.
Через некоторое время служанка убрала от лица платок, осмотрела с удивлением кабинет, на Путилине задержала взгляд.
– Прошу извинить меня за беспокойство, Зинаида, – произнёс, не поворачивая головы, Иван Дмитриевич, – но я вынужден задать несколько вопросов.
– Я готова, господин…
– Путилин, начальник сыскной полиции, но можно Иван Дмитриевич.
– Я готова, господин Путилин, – потом поправилась, – Иван Дмитриевич.
– Кто приходил сегодня к Ильину?
– Вы говорите о том, кто совершил насилие?
– Да.
– Он не представился, но выглядел несколько нервным.
– Ты ранее его видела?
– Нет, впервые.
– Как он выглядел?
– Высокий, красивый, в одежде от хорошего портного.
– Это ты сразу отметила?
– Я не знаю, как Вам объяснить.
– Хорошо, опиши его глаза, нос, лицо наконец.
– Лицо продолговатое, меня поразила, когда я открыла дверь, его бледность, глаза, – она говорила спокойно, щеки порозовели, – мне показалось, что карие, хотя могу ошибиться, ведь в коридоре не так светло.
– А волосы, усы?
– Усов и бороды не было, а цвет волос… Нет, – покачала головой, – на нем была шляпа и он ее не снимал.
– Ты сможешь его опознать?
– Думаю да.
– Что ж, злодей будет найден.
Иван Дмитриевич поднялся с дивана, собираясь попрощаться, когда в дверь кабинета раздался стук.
– Входите, – произнёс начальник сыска.
– Господин Путилин, – выпятил вперед грудь вошедший полицейский, – там извозчик прямо—таки рвется к Вам, говорит, что с неотложным делом.
У входа в гостиницу возле коляски стоял бородатый извозчик, нервно покусывающий губы.
– Слушаю, – подошел к нему Иван Дмитриевич.
– Господин Путилин, – наклонил голову к уху начальника сыска и зашептал, – с час тому ко мне подсел молодой человек с пистолетом в руках, я был напуган, но он просил отвезти в Свечной переулок, там он вышел у доходного дома Туляковых и с лихорадочной торопливостью в него вошел.
– А далее?
– Я поначалу на Офицерскую к Вам, там мне сказали, что Вы в «Европейской», ну я сюда, а тут узнал, что какой—то господин застрелен.
– Ты его узнаешь?
– Как же не спознать.
Путилин подозвал одного из полицейских, стоящих у входа.
– Вези, голубчик, нас к твоему молодому человеку.
Небольшая квартира, которую занимал в доходном доме молодой человек, носила следы поспешного бегства, только бросалась в глаза стоящая на столе бутылка французского вина в обществе одинокого фужера.
Привратник стоял у двери.
– Я слышал, как он извозчику говорил: «Гони на Николаевский», – торопливо говорил он, словно был в подозрении и стремился к своему оправданию, – я рядом стоял.
– У него в руках что—нибудь было, когда он приехал?
– Не заметил, он быстро пробежал мимо меня и сразу к себе.
– Закрывай дверь и вызови околоточного, чтобы никто сюда не имел доступа.
– Так точно.
Путилин показал сопровождающему его полицейскому следовать далее на вокзал.
Через час в комнате допросов сидел задержанный, проживавший в доходном доме Туляковых под фамилией Герца Ганса Францевича. Паспорт при нем оказался искусной подделкой. При осмотре ни на одежде, ни на белье не было ни одной метки, говорившей об первых буквах имени и фамилии владельца, небрежно срезаны острым предметом, как казалось в спешке.
На вокзале молодой человек не оказал никакого сопротивления, а был словно не в себе. Пистолет был найден в кармане брюк, готовый в любое мгновение выпасть. По всей видимости, положен по забывчивости.
Ни на один вопрос, задержанный не ответил, безучастно глядя на руки, лежащие на столе. Только когда попытались снять с его шеи крест, задержанный, словно ополоумел, поначалу бросился в драку, а потом слезно умолял вернуть золотой крестик с выгравированными буквами «Е» и «С».
– Иван Дмитрич, – Миша Жуков, помощник Путилина, барабанил пальцами правой руки по листам писчей бумаги, сложенной стопкой, – Герц молчит, словно воды в рот набрал, но не это важно, улик хватает. Служанка умершего его опознала, извозчик тоже.
Путилин молчал, устремив задумчивый взгляд в окно, где на столицу начинал опускаться ранний вечер.
– Иван Дмитрич, – повторно обратился к начальнику помощник.
– Так—то оно так, —вскинул брови и сжал губы, потом продолжил. – Посуди—ка сам. Идет человек на убийство, а для чего, скажи—ка, срезает метки с одежды.
– Не знаю.
– Не знаешь… А для того, мил—государь, чтобы мы не узнали истинного имени и фамилии. значит у задержанного есть своя тайна, которую нам предстоит узнать, тем более… Ладно, слушай свое задание по теперешнему делу, ты должен собрать все, что сможешь откопать о неком господине Ильине, как ты знаешь застреленном в одной из дорогих гостиниц столицы, а я займусь личностью задержанного.
Следующим утром Иван Дмитриевич был удивлен визитом родственника убитого Петра Серафимовича, который сам предложил взглянуть на задержанного, уж больно интересно было ему, кто соизволил покуситься на жизнь дражайшего Василия Иосифовича, в жизни мухи не обидевшего.
– Господин Путилин, мне сообщили, что вы занимаетесь поимкой злоумышленника, и я безумно удивлен происшедшим и не могу найти объяснения случившемуся злодеянию. Василий Иосифович в последнее время часто бывал в столице по настоянию родных, ибо после смерти жены Машеньки два года жил безвыездно в своем имении, а ведь он еще крепкий мужчина. К сожалению, Бог не дал ему наследника, но несколько месяцем я видел Василия в хорошем расположении духа.
– Господин Ильин не собирался жениться?
– Я думал об этом, но он бывал иногда скрытен и любил устраивать неожиданные сюрпризы. Так что вполне может быть.
– Скажите, у Василия Иосифовича написана духовная?
– После смерти Машеньки он написал, но об этом может знать его поверенный, кажется, им был господин Скарабеевский, проживающий здесь, в Петербурге
– Велико ли состояние Ильина?
– Я думаю, что все состояние около двух миллионов.
– Он путешествовал один?
– Нет, всегда со своим верным Санчо Панса, как я называл Ивана, слугу Василия, но в этот раз, как говорил Ильин, он слег с какой—то болезнью и не имел возможности быть рядом с хозяином.
