Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Вам не ведома причина приезда?
– Увы, – произнёс, задумавшись, родственник убитого, – даже предположить не могу. Василий обязательно дождался бы выздоровления Ивана, без сомнения. Это утверждаю с достаточной уверенностью.
– Вы бывали в «Европейской» у Ильина?
– А как же! В последний раз вчера вечером.
– О чем Вы с ним беседовали?
– Так о пустяках. Я пробыл у Василия с полчаса, так сказать визит вежливости. Мы выпили по чашке кофе и рюмке коньяку.
– Может быть, вам показалось что—то необычным?
– Нет, постойте, – задумался Петр Серафимович, – хотя… нет, он был в превосходном настроении.
– Хорошо, взгляните на убийцу.
– Я не хотел бы, чтобы он меня видел.
– Я это устрою.
– Господин Путилин, – жаловался родственник убитого, – я сбит с толку. Это же Константин Иванов – двоюродный племянник Василия. Я ничего не понимаю, я отказываюсь, что—либо понимать. Может, вы мне объясните? – глаза высказывали не только удивление, но и какое—то непонятное беспокойство.
– Что ж, – сказал Иван Дмитриевич, – я вам все поясню после того, как сам смогу разобраться в происшедшем.
Путилин держал в руках лист бумаги, где старательно было выведено:
«Константин Евграфович Иванов, двадцати трех лет, из потомственных дворян Харьковской губернии, студент Харьковского Императорского Университета, слушает курс юридического факультета».
Молодой человек ничем себя не проявивший, но и не запятнавший свое имя и вдруг в одночасье ставший убийцей собственного дядюшки.
Задержанный тенью прошел к столу и опустился на стул.
Иван Дмитриевич подал сигнал конвоиру, чтобы тот оставил их наедине.
– Константин, – произнёс Путилин, молодой человек оживился и поднял взгляд на начальника сыскной полиции и тут же появившийся в глазах огонек погас, – личность твоя установлена. Может быть, пришло время рассказать о твоем преступлении?
– Вам не понять, – вздохнул Иванов и плечи еще больше опустились, – Вам не понять, вы погрязли в суете обыденности, а она… Я ничего не хочу говорить, пусть меня уведут и оставьте меня в покое, я не хочу, чтобы грязными руками трогали самое дорогое и святое для меня, – и молодой человек умолк.
– С чем пожаловал, господин Жуков, – Миша всегда обижался, когда Иван Дмитриевич его так называл, но в данную минуту пропустил «господина» мимо, даже не наморщил высокий лоб, как делал всегда.
– Немножко, но кое—что есть.
– Слушаю, – Путилин откинулся на спинку кресла, приготовился к накопанному Мишей.
– Ильин Василий Иосифович, тридцати девяти лет, потомственный дворянин. Проживает, то есть проживал в Харьковской губернии в Старобельском уезде в собственном имении. Десять лет тому женился на Марии Петровне Ковтун, дочери владельца маслозавода, который вскоре по смерти отца перешел дочери, умершей три года тому. Два последующих года жил затворником, но вот год, как, по настоянию родственников, начал появляться в Москве и столице.
– Немного.
– Иван Дмитрич, – засопел от обиды Михаил, – времени—то мало. Сколько успел.
– Молодец, – похвалил Путилин.
– Рад стараться, – повеселел помощник, – а задержанный молчит?
– Молчит.
– Как же с ним?
– После твоего ухода пришел ко мне родственник господина Ильина. Он опознал взятого нами под стражу, им оказался двоюродный племянник убитого некто Константин Евграфович Иванов, двадцати трех лет. На вновь учиненном допросе он был немногословен, но любопытнейшие прозвучали слова. Поначалу Иванов проговорился «она», а потом о чем—то святом и дорогом ему сердцу. Поэтому начни искать женщину, которой предложил или собирался предложить свою руку убитый. Я думаю, эта тропинка нас выведет к более широкой дороге.
– А кто становится наследником Ильина? – просил Миша.– Ведь наследников он так и не дождался.
– Вот по этой причине нам стоит посетить поверенного в делах Ильина господина Скарабеевского, – Иван Дмитриевич начал листать книгу, из которой почерпнул, что поверенный в делах Александр Михайлович Скарабеевский проживает в меблированных комнатах Квернера, что на Невском проспекте.
Александр Михайлович принял сотрудников сыскной полиции в своем кабинете, за которым он посматривал конспект речи, что придется сегодня произнёсти в защиту одного не очень честного поставщика. Легкое раздражение охватывало его по этой причине. А здесь еще и полицейские.
– Господа, я очень занят, поэтому могу уделить Вам всего несколько минут
– Александр Михайлович, – сказал Путилин, – я знаю о Вашей занятости, – действительно Скарабеевский был одним из занятых поверенных не только в гражданских, но и уголовных делах, обладая энциклопедическими знаниями в избранной им деятельности, – но если бы не чрезвычайные обстоятельства, я не посмел вас потревожить.
– Слушаю Вас.
– Является ли вашим клиентом некий господин Ильин Василий Иосифович?
– Да, – сухо ответил он, – но дела господина Ильина я буду обсуждать только с его ведома.
– Другого я и не ожидал, – произнёс Иван Дмитриевич, – но к несчастью Василий Иосифович был вчера застрелен.
– Что Вы говорите, – изумился поверенный, снял очки и положил поверх читаемой им до сего мгновения бумаги.
– Вчера в него стрелял Константин Иванов.
– Невероятно, только дней пять тому, да, да, пять дней, – нахмурился Александр Михайлович, – Василий Иосифович был весел шутил, говорил, что, наконец, после смерти первой жены обретает новое счастье и вот такая напасть. Невероятно.
– Простите, а с какой целью приходил к Вам Ильин?
– Он приехал в Петербург, чтобы здесь у меня подписать завещание.
Путилин впился глазам в Скарабеевского.
– Мне хотелось бы знать, кто является наследником?
– Соблюдение тайны считаю излишним, тем боле, что мой доверитель мертв. Все состояние господина Ильина, за исключением незначительных сумм, переходит в полное распоряжение Эльжбеты Вацлавны Язвицкой, его невесты.
– Как он к ней относился?
– О! Я не видел счастливее человека, он прямо таки светился при упоминании даже ее имени. Смерть первой жены сделала Василия Иосифовича затворником, а новая любовь окрылила Ильина, вдохнула в него исключительный интерес к жизни. При последней встрече он строил планы, хотел уехать поначалу в путешествие вокруг Европы, а затем имел намерение совершить кругосветное путешествие, благо средства без всякого обременения позволяли ему это сделать. Это ужасно!
– Вы можете что—нибудь рассказать о Язвицкой?
– Увы, только со слов господина Ильина.
– И все же?
– То, что она сущий ангел и женщина прямо небесной красоты, с изумительным характером. Вот, пожалуй, и все, что я могу Вам поведать о самой Эльжбете Вацлавне.
– Вы не знаете, откуда она родом.
– Насколько я осведомлен, Язвицкая родом из Варшавы и происходит из древнейшего, но как бывает обедневшего рода.
– Благодарю, Александр Михайлович! Вам часом неизвестно, где ныне находится этот ангел?
– Не имею чести знать, но с Василием Иосифовичем ее не было.
– Извините за вторжение, но служба.
– Вы же сказали, что убийца задержан?
– Совершенно верно, но появились кое—какие обстоятельства, требующие боле тщательного подхода к происшедшему.
– Вы тоже меня просите, но ничем больше помочь не могу.
– Вот и новое лицо в нашей трагедии, – сказал по дороге Путилин под стук колес по булыжной мостовой.
– Притом лицо сущего ангела, как выразился господин поверенный, – дополнил слова начальника Михаил.
– Вот именно ангела, – задумчиво произнёс Иван Дмитриевич, потом, словно пробудившись ото сна, добавил, – стоит, Миша, тебе заняться дамочкой более серьезно.
– Вы думаете….
– Нет, ныне я ничего не думаю, но не верю в такие совпадения.
– Стоит тебе сегодня же ехать в Киев. Бумага бумагой, а там ты знаешь больше, чем смогут нам отписать из канцелярии полицмейстера.
Войдя в сыскное отделение, Путилин отдал дежурному чиновнику распоряжение, чтобы к нему в кабинет был препровожден задержанный Константин Иванов, что через некоторое время было исполнено.
Осунувшееся лицо и взгляд, скорее мертвый, чем потухший, выдавал душевные муки и сердечные переживания находящегося под стражей молодого человека.
– Что Вам от меня, господин полицейский, надо.? Я убил, я. Что Вам надо еще? Что? – голос почти с крика перешел на шипящий шепот.– Не смейте меня касаться грязными словами.
– Успокойтесь, Константин Евграфович, – Путилин, чтобы занять руки, перекладывал бумаги с одного угла на другой и подавил в себе раздражение к этому молодому человеку своими руками сломавшему собственную едва начавшуюся судьбу.
