Кровавый знак. Золотой Ясенько - Юзеф Игнаций Крашевский
В канделябрах и подсвечниках у стен ярко горели свечи. Справа виден был кабинет, рабочая комната хозяина, изящно обставленная, с красивыми шкафами, великолепным бюро и всякими удобствами. Слева затемнённый спальный обширный покой служил дополнением к салону. Можно было предположить, что за ним было ещё несколько комнат.
Едва президент вошёл и занял почётное место на кушетке, хозяин сам привёл ему слугу с чаем, с пирогами, подвинул коробочку сигар и окружил его как можно большей заботой.
Даже сам на минуту, несмотря на хозяйские обязанности, присел рядом с ним, развлекая разговором.
– Смотрите-ка, Филипп, – обратился маленький господин, стоявший в дверях кабинета, к высокому, бледному, щербатому господину, который стоял, задумчивый, держа обе руки заложенными под полы фрака, – смотри-ка как адвокат заискивает перед президентом. Гм? Что ты на это скажешь?
Щербатый чуть ли не презрительно усмехнулся.
– Всё-таки легко угадать слова этой загадки, – сказал он, – за кого вы меня принимаете, дорогой советник?
– За чересчур остроумного и догадливого человека, каким вы и являетесь, дорогой доктор, – ответил пан советник. – Я и ты, мы видим очень хорошо, к чему это клонится, но другие, ручаюсь тебе, в углу.
Собеседники, медленно выходя из салона, вошли в кабинет хозяина. Доктор разглядывал его, с издевкой улыбаясь.
– У этого человека есть вкус, нельзя сказать иначе, – сказал он советнику. – Но откуда он на всё это берёт? Как его хватает на такой дом, на приёмы, коней, слуг?
Он пожал плечами.
– Enigma! – прибавил он.
– Дорогой доктор, – произнёс советник, – для тебя, такого знатока людей, эта роскошь не должна быть загадкой. Ты знаешь, на какой клей ловят доверчивых; это дорогие блёстки, на которые ловят рыбу, как на удочку. Роскошь, что должна бы отнимать доверие, у нас его даёт. Смотрят на внешние богатства и догадываются о зажиточности, которой, может, нет. Значит, попросту капитал подложный.
– И я это так понимаю, но, несмотря на это, – говорил доктор, – трудно понять, как хватает на всё.
– Ему везёт.
– Ловкий, очень ловкий, очень предприимчивый, а всё-таки я, что помню его без ботинок…
Щербатый снова пожал плечами, советник усмехнулся.
– Или я очень ошибаюсь, или этот танец около президента не без причины.
– Да, но и пан президент, хоть выглядит на брюхатого просточка, не даст себя легко обвести вокруг пальца. Этого не может быть.
– Всё может быть.
Оба снова не спеша вошли в салон. Там сцена немного изменилась. Президент сел за вист, хозяин удобно его посадил, подбирал ему партнёров и суетился, чтобы ничто удобству не мешало.
Тем временем общество весело беседовало, а если бы любезный хозяин подслушал большую часть разговоров, немало бы удивился, потому что те, что как можно дружелюбней ему улыбались, обнимали его… в стороне немногу насмехались или не могли удежаться от злобных замечаний. Каждый из приятелей находил что-нибудь смешное в приёме, в роскоши и избытке, и одни под предлогом соболезнования, другие, не скрывая зависти, иронично обстреливали человека, что с несравненной вежливостью принимал их в своём доме.
В то время, когда хозяин сажал за зелёный столик своего дражайшего гостя, президент наклонился к его уху, беря его нежно за руку.
– Мой благодетель, когда закончим три роберки, мне нужно будет кое-то сказать вам лично, маленькое дельце.
– Но если вы прикажете, пан президент, – сказал, наклоняясь к нему, Шкалмерский, – то я могу вам служить дома, в то время, которое назначите.
– Зачем вам утруждать себя при стольких делах? Мудрой голове достаточно слова, – смеясь, ответил президент, поскольку имел привычку начинать, прерывать и заканчивать буйным, раскатистым смехом, который ему хорошо служил, позволяя ему недосказать мысль или сделать её двусмысленной.
– Как прикажете, президент, я к вашим услугам, – добавил, кланяясь, хозяин.
Президент разбирал карты, за весь ответ он кивнул головой и очень сильно сжал руку хозяину в своей распухшей, толстой руке.
Молодёжь собиралась за столики, подбираясь к экарте и другим азартным и недешёвым играм. Хозяин тоже дал себя втянуть, потому что имел привычку показывать себя хорошим товарищем во всём. Вскоре в салоне воцарился шум, а чтобы дым обильно куримых сигар имел выход, нужно было открывать форточки. Это занятие продолжалось пару часов; когда президент закончил наконец три робры, хозяин, тут же заметив, что он встаёт, отдал кому-то свои карты и поспешил к нему.
Президент уже оглядывался, взял его доверчиво под руку и проводил в кабинет. Там он встал так, чтобы не спускать глаз с двери, сквозь которую мог кто-нибудь его подслушать, и, казалось, немного раздумывает, как начать разговор.
– Мой благодетель, – сказал он наконец, – clara pacta, я человек простой (президент любил строить из себя простого человека, чтобы его кривым не называли), ещё люблю и открытые дела, поэтому не буду слишком долго наскучивать. Вы знаете моё положение, я живу неплохо, но вот в эти минуты из некоторых соображений я вынужден брать взаймы.
Шкалмерский поглядел большими глазами.
– Пане президент благодетель, в это едва можно поверить при таком значительном и так прекрасно нажитом состоянии, и, как все думают, и капиталах.
Президент начал смеяться.
– Капиталах! Вот, вот! Опять…
– При таком кредите, – добавил хозяин.
– Вот видишь, благодетель, – прервал президент, – кредит я имею, но не люблю его использовать, и поэтому он у меня есть, что я в нём не нуждаюсь. Не хочу никого просить, мне неприятно, а желал бы найти, и быстро.
– Много? – спросил Шкалмерский.
– Мелочь! – рассмеялся президент. – Мелочь! Нужно сто тысяч. Это для меня сумма малозначительная.
– Несомненно, – сказал хозяин, – но может ли быть, чтобы пан президент…
Старик схватил его за руку и приблизился к его уху.
– Sub rosa? Не расскажете никому?
– Слово чести.
– Я принадлежу у кругу, который берёт налоговую антрепризу. У меня вдвое больше лежит, а сто мне не хватает; дело такое, что по крайней мере два раза по сто мы должны заработать, понимаете?
Он начал смеяться.
Шкалмерский, чтобы подстроиться под него, тоже ему улыбнулся.
– Tibi soli!! Не предавайте! Periculum in тога! А не могу этого выдать и искать деньги сам.
– Деньги мы найдём, – отпарировал Шкалмерский, глядя в землю, – найдём, но…
– Но условия, какие захотите. Дам десять и двенадцать процентов, когда буду уверен, что вы заработаете деньги на деньгах. Дело в поспешности.
– А ипотека?
– В обществе, в состоянии, только, естественно, из-за огласки я бы предпочёл, чтобы меня не вносили в ипотечные книги. У вас, мой благодетель, такие различные связи, такой разум, такой талант, такие меткие рука и глаз, что всё сделаете, что захотите.
– Пане президент благодетель…
– Без лести, второго такого человека, у
