Горничная Карнеги - Мари Бенедикт
О ее новизне можно было судить по незаконченной грубой внешней отделке и грудам досок и кирпичей вдоль дорожки, ведущей к входной двери. Очевидно, строители торопились завершить основные работы до начала рождественских служб, но стройка еще продолжалась. Впрочем, парадная дверь выглядела полностью готовой: из массивного дуба, с искусной резьбой, представляющей сцены из жизни Христа, и многочисленными навесными замками.
Внезапно я разволновалась. Я не была в католической церкви с тех пор, как покинула Ирландию. Не имела возможности. Все считали меня Кларой Келли, доброй англо-ирландской протестанткой, и поэтому каждое воскресенье мне приходилось посещать службу в хоумвудской пресвитерианской церкви вместе со всей остальной прислугой из дома Карнеги. Поразит ли меня Божий гнев, как грозила нам, девочкам, мама, за неоднократные пропуски воскресной мессы? Я всегда отмахивалась от ее наставлений, полагая их старомодными суевериями, но теперь чувствовала себя неуютно.
На крыльце рядом с дверью лежала стопка газет. Чтобы хоть как-то унять нарастающую тревогу, я схватила один экземпляр. Это был «Католический вестник». Я вошла в вестибюль церкви, пролистала газету и обнаружила, что, за исключением нескольких статей о событиях в разных приходах, основную часть издания составляли объявления от ирландских католиков, ищущих своих родственников, потерявшихся в Америке.
25 июля 1865 года
Разыскивается: Джеймс Ларкин, родом из графства Корк в Ирландии, отбывший в Америку восемь лет назад. По слухам, он проживает или же проживал до недавнего времени в Питсбурге. Любые сведения о его пребывании будут приняты с благодарностью его обеспокоенной матерью, недавно приехавшей в эту страну на поиски сына. Просьба писать на адрес редакции «Католического вестника».
4 сентября 1865 года
Разыскивается: Бригитта Маклири, четырнадцати лет от роду, уехавшая из дома в графстве Донегол в Ирландии три месяца назад и предположительно проживающая в Питсбурге. Любые сведения о ее нынешнем пребывании будут приняты с благодарностью ее матерью, Мэри Доэрти. Просьба писать на адрес отца Райли в Вашингтонском приходе, штат Пенсильвания.
22 октября 1865 года
Разыскивается: Джозеф, сын Майкла О’Нила, восемнадцати лет от роду, который покинул отца на строительстве тоннеля Хусах в 1863 году. Последние сведения о нем поступили от его брата Джеймса, рабочего на Нью-Йоркском канале. Джозеф сообщал, что собирается в Питсбург. Любые сведения о его нынешнем пребывании будут приняты с благодарностью отцом Кондроном в Биверском приходе, штат Пенсильвания.
11 ноября 1865 года
Разыскивается: Джонатан О’Рурк, родом из графства Лимерик в Ирландии, переехавший в Питсбург из Бостона около двух месяцев назад. Его жена и трое детей ныне находятся в Питсбурге без всяких средств к существованию. Любые сведения о его нынешнем пребывании просьба отправлять по адресу: Бичвью-авеню, дом 57, где его отчаявшаяся семья обрела временное пристанище.
Каждое объявление отзывалось в моем сердце пронзительной болью. Ирландские жены, родители, дети, братья и сестры искали своих потерявшихся близких, которые переехали в Новый свет в поисках лучшей доли и канули без следа в нескончаемом потоке иммигрантов, выброшенных на американские берега. Где сейчас Джонатан О’Рурк? Жена и дети сумели его разыскать? Или они умерли в нищете, оставшись без кормильца? Что стало с четырнадцатилетней Бригиттой? Девочка просто трудится не покладая рук в штате домашней прислуги где-нибудь в Сьюикли, не имея свободной минутки, чтобы отправить весточку родным, или же она стала жертвой бессовестных негодяев в нью-йоркском порту? Если у той, другой Клары Келли, чье место я заняла в доме Карнеги, остались родные в Ирландии, стали бы они давать объявления в газеты в надежде ее разыскать? Печальная участь любого из этих бедняг могла постигнуть и меня. Я хотела бы оплакать каждую из этих потерянных душ, но глаза оставались сухими. Слезы лились внутри.
Я толкнула дверь и вошла в сумрачный церковный зал. У алтаря горели тонкие свечи, газовые фонари еле теплились в большой медной люстре, свисающей с потолка. Даже в такой поздний час в церкви были люди: пять человек сидели на деревянных скамьях. Мои ботинки гулко стучали по каменному полу, когда я шла по проходу, но никто из прихожан не взглянул на меня. Все были погружены в свои молитвы. У каждого, кто пришел в храм в такое время, наверняка должны быть очень серьезные просьбы к Богу. Как и у меня самой.
Я попыталась представить, какая атмосфера царила бы в этой церкви, если бы здесь играла органная музыка, — как в тех европейских соборах, о которых писал мистер Карнеги. Его письма содержали прекрасные описания музыки, которую ему довелось услышать в римской Сикстинской капелле, в соборах Франции и Германии, в лондонском Хрустальном дворце. В моей памяти запечатлелись слова из письма, где он рассказывал о праздновании годовщины Генделя в Хрустальном дворце: «Не знаю, как в полной мере передать свои чувства от величия музыки, когда оркестр из почти четырех тысяч музыкантов исполняет ораторию „Израиль в Египте“. Огромное сооружение — площадью около миллиона квадратных футов — из чугуна и листового стекла, построенное для Великой выставки промышленных работ всех народов, содержащее больше стекла, чем когда-либо прежде использовалось при строительстве зданий, как будто пульсировало божественным светом». Как я хотела найти свой божественный свет в этой церкви, пусть и лишенной музыки!
Я присела на скамью в задних рядах и опустила колени на твердый каменный пол. Несколько раз прочла шепотом «Отче наш» и «Аве, Мария» и только потом разрешила себе перейти к личным молитвам. Я просила у Бога защиты для мамы, папы, Сесилии и Элизы. Просила подсказки для себя — как я могла бы помочь им лучше всего. Просила дать мне сил простить папу за то, что он подверг риску всю нашу семью и отправил меня — одну из своих дочерей — на другой конец света, в незнакомый и чужой мир.
Слезы все-таки пролились, когда я задумалась о последнем письме от Элизы и о ее блаженном неведении относительно
