Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Королева Джейн и леди Солсбери каждый день приходили в детскую поиграть с Елизаветой.
– Отрадно видеть, что ваше высочество получает удовольствие от удивительного поворота судьбы, – сказала Марии леди Солсбери, когда они смотрели, как Елизавета разучивает танцевальные па.
– Ах, но как бы отнеслась к этому моя дорогая матушка?! – пробормотала Мария.
– Она бы сейчас радовалась вместе со мной, – твердо заявила старая дама. – Она бы все поняла. Она вас очень любила. Вы были для нее словно свет в окошке.
Мария почувствовала, как к глазам подступают слезы.
– Мне так не хватает матери! Даже когда я долго не видела ее, то всегда знала, что она со мной. А теперь у меня в душе пустота.
Леди Солсбери стиснула руку воспитанницы:
– Она сейчас в раю, где вы когда-нибудь непременно воссоединитесь с ней во Христе. Вы не должны предаваться скорби.
– Да, не должна, – неохотно согласилась Мария.
Отвернувшись, она принялась следить за проделками бритоголовой шутихи Дженни и вскоре уже хохотала вместе со всеми.
* * *
Отцу тоже нравились ужимки Дженни. Как-то вечером она рассмешила короля до слез.
– Клянусь Богом, шутки этой женщины бесценны! – хмыкнул он.
– Что получится, если скрестить сову и петуха? – спросила Дженни, наслаждаясь восхищением своего суверена.
– Скажи нам! – велел король.
– Петух, который бодрствует и трудится по ночам! – лукаво ухмыльнулась она.
Все буквально покатились от хохота, но Мария была озадачена. Что в этом смешного?
Когда Дженни закончила валять дурака и все стали готовиться к представлению масок, король поманил к себе Фрэнсиса, сына леди Брайан, который был в костюме Тесея, собиравшегося убить Минотавра. Фрэнсис, с его мрачной внешностью и повязкой на глазу – глаз он давным-давно потерял на турнире, – походил на сатира. Король что-то шепнул ему на ухо, и тот, загадочно ухмыляясь, ушел.
Представление масок получилось великолепным. Когда начались танцы, Фрэнсис спрыгнул со сцены и поклонился Марии, и она приняла приглашение на танец. Они обменялись любезностями, после чего он спросил, не хотела бы она взглянуть на его дворик, при этом добавив:
– Он весьма впечатляющий!
Вопрос показался Марии странным.
– Вот уж не знала, что в апартаментах придворных есть еще и дворики, – сказала она. – Я бы хотела его увидеть, но приличия требуют, чтобы я взяла с собой своих фрейлин.
Услышав ее ответ, Фрэнсис, похоже, едва сдержал смех.
А потом Мария услышала реплику отца, немало озадачившую ее:
– Клянусь Богом, она поистине невинна![2]
* * *
У Марии по-прежнему были крайне болезненные месячные, к тому же ее мучили головные боли. Причем осенью и зимой ее болячки обострялись, что она объясняла холодной погодой.
– После замужества ваши женские недуги пройдут, – успокоила Марию Джейн, когда одним ноябрьским вечером они сидели за шитьем у камина.
– Это то, чего я страстно желаю, – густо покраснев, призналась Мария, хотя не совсем поняла, что имела в виду мачеха. – Ну а еще, конечно, детей. Но королю будет сложно устроить мое замужество. Ведь я незаконнорожденная, мадам! Ни один монарх не возьмет меня в жены. Но при всем при том маловероятно, что отец позволит мне выйти за простолюдина. Я должна признать тот факт, что при жизни отца я навсегда останусь леди Марией, самой несчастной женщиной во всем христианском мире.
– Он объявил вас своей наследницей, – возразила Джейн. – Мужчины, естественно, будут вас желать. Может, мне стоит надавить на короля и попросить его подыскать для вас подходящую пару?
– Очень любезно с вашей стороны, я буду чрезвычайно благодарна вам. – Перед мысленным взором Марии тут же возникла перспектива счастливого будущего.
Но затем у Джейн случился выкидыш, и разговоров о замужестве Марии больше не возникало.
* * *
Вскоре после этого Мария вернулась в Хансдон и пригласила к себе Елизавету. То были счастливые времена, поскольку Мария смогла удовлетворить материнские инстинкты и отдать всю свою нерастраченную любовь младшей сестре. А еще с ними находилась леди Солсбери, ставшая для Марии отрадой и утешением.
Зима выдалась суровой. Дороги обледенели и представляли опасность. До Марии дошли слухи, что в Лондоне замерзла Темза. Но так как ее и Елизавету пригласили встретить Рождество при дворе, ничто не могло удержать Марию от поездки. После крайне тяжелого для обеих сестер года посещение королевского двора могло оказать на них целительное воздействие.
Поездка в столь холодных условиях выдалась нелегкой, но все компенсировал радушный прием, оказываемый наследнице английского престола везде, где они останавливались. Тем не менее Мария была рада увидеть вдали башни Йорк-плейса, оказаться в теплых объятиях отца и получить поцелуй от Джейн.
За три дня до начала празднеств они оделись потеплее в меха, оседлали лошадей – Елизавета, визжа от восторга, сидела у короля на руках – и поскакали по замерзшей реке в сторону Сити. Джейн нервничала, когда ее скаковая лошадь скользила по льду, но Марию пьянила поездка по огромному пространству между двумя берегами. Холодный ветер стегал по щекам, а вдоль реки стояли толпы зевак, глазеющих на королевский выезд.
Лондонский Сити в праздничном убранстве смотрелся прекрасно. Практически каждое окно было украшено шпалерой или золотой парчой, на каждой двери висели венки из остролиста. На углу каждой улицы священники в богатых ризах благословляли королевскую чету и их спутников, сотни людей, не побоявшихся лютого холода, громко приветствовали процессию.
– Веселого Рождества! – кричал в ответ король.
Елизавета, сидевшая у него на руках, шепеляво произносила те же слова, подражая отцу, и махала толпе. Мария, ехавшая рядом с Джейн в сторону собора Святого Павла на службу в ознаменование начала празднования Рождества, растрогалась до слез, когда услышала, сколько людей выкрикивают ее имя.
После окончания службы королевская семья вышла из собора под бурные овации, села на лошадей и, к безграничному восторгу столпившихся на берегу людей, поскакала по замерзшей реке в сторону Суррея и вскоре приблизилась к дворцу Гринвич.
Мария знала, что первое Рождество после смерти матери будет для нее весьма тяжелым, однако возвращение в лоно королевской семьи после продолжительного перерыва помогло смягчить печаль. За столом король и королева сидели рядом, а Мария села напротив Джейн, чуть ближе к концу стола. Елизавета была еще слишком мала, чтобы принимать участие в долгих застольях вместе со взрослыми, однако, судя по тому,
