Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев

Прокопий, монахи и даже словоохотливая Гражина задумчиво молчали. Всем был ясен замысел княгини, поняли они, зачем посетила она этот монастырь. И долго ещё не хотелось Предславе покидать полюбившееся ей место, всё стояла она над крутым косогором и смотрела вокруг, и вдыхала с наслаждением свежий чистый воздух.

Наконец Гражина дотронулась до рукава её платья.

– Нам пора, госпожа. Трапеза сожидает нас.

Предслава, словно очнувшись от забытья, мягко улыбнулась своей любимице, благодарно кивнула ей и тотчас велела своим спутникам трогаться в обратный путь к монастырю. На душе у неё было светло и спокойно.

Глава 37

Заночевали высокие гостьи на расположенном у ограды монастыря постоялом дворе. Поздно вечером княгиня самолично спустилась в конюшню, проверила, вдоволь ли задано корма лошадям, гребнем почистила свою любимую кобылу, покормила её с руки. Довольная кобыла хрупала овёс и помахивала хвостом. Когда Предслава возвращалась, краем глаза узрела она во дворе подводу. Огромный немецкий тяжеловоз – першерон с густой гривой тащил широкий, крытый сверху бычьими шкурами возок.

Один из монахов громко спросил:

– Ты, что ли, Матея?

– А то кто ж! – раздался с возка молодой звонкий голос. – Кресты медные отец игумен заказывал, цепи такожде. Ещё медь привезли для ворот. Здесь будем ковать, в кузнице монастырской.

– Добре.

Предслава увидела молодого парня в лихо заломленной набекрень войлочной шапке на непокорных вьющихся волосах и в коротком жупане грубого сукна. На ногах у него были синие дубленые шаровары и мягкие горные постолы, какие носят горцы в Карпатах. Спрыгнув с козел, молодец взял коня под уздцы.

– Гости у вас, что ли? Паны знатные? – осведомился он у отца гостинника[192].

– Ты б, парень, не шумел тут излиха. Сама княгиня со свитою из Праги посетить нас изволила. Новую церковь на той вон горе возвести велела.

– Стало быть, медь нужна будет, колокола лить.

«Как странно, – подумала Предслава. – Я о колоколах и не помыслила вовсе. А надобно б и колоколенку малую на горе возвести. Заутре о том с отцом игуменом потолкую».

Меж тем разговор внизу продолжался.

– Я с собой, отец Игнатий, товара щепетинного привёз. Фибулы, кольца, гривны. Даже колты[193] неплохие содеяли мы. Вот бы княгине показать.

– Ох, дурья твоя голова, Матея! Да на тебя, деревню сиволапую, не поглядит княгиня. И на медяшки твои такожде. Так что ты и не суйся. На конюшне сена возьми да переночуй в каморке под лестницей. Притомился, чай, с дороги.

– Да всё бы ничего. Зря только вот эту конягу немецкую запряг. Непривычен першерон к горным нашим тропкам. Ржёт, упрямится. Впору хоть выпрягай его да на себе телегу тащи.

Парень отвёл коня под крышу. Вскоре голоса собеседников затихли, хлопнула дверь. Предслава зажгла свечу и проследовала наверх, в просторную, богато убранную келью, которую они занимали вдвоём с Гражиной.

Молодая пани, уже облачённая в ночную сорочку, сидела на постели и смотрелась в медное зеркальце.

– Что, хороша? – насмешливо вопросила Предслава.

– Долго ты что-то, княгинюшка. Я уж беспокоиться начала.

– Там человек какой-то на подводе приехал. По меди, что ли, работник. Отец гостинник с ним беседу имел. А я стояла слушала. Любопытно стало.

– Верно, Матея Хорват. Кузнец из Судет. Сие зеркальце тоже он содеял. Добрый работник. А знаешь, княгиня, какие он колты делает?! С зернью! А браслеты витые! Верно, и тебе не в зазор носить будет.

– Заутре поглядим. Устала я что-то. Лягу, пожалуй. Вот молитву прочту. – Предслава потянулась, зевнула, перекрестила рот.

…После, когда они легли, Гражина вдруг спросила:

– Княгиня, а вот если бы у тебя сын родился, как бы ты его назвала?

– Сын! – Предслава аж вздрогнула от неожиданности. – Не знаю даже. Не задумывалась над этим. Может быть, Владимиром, как отца.

– А я бы Конрадом нарекла. Нравится имя такое, гордое, королевское.

– Что это ты вдруг, Гражина, толковню такую завела?

– Да так. Вроде тяжела я.

Предслава приподнялась на подушке, глянула в темноту.

Ничего не ответила она юной пани, а в голове сидела – словно откуда-то из глубины души выплыла – и не давала покоя мысль:

«А ведь и мне рожать надо. От Рыжего будет ли потомство доброе? Пьёт, стар к тому же, да и в деле мужском неискусен, разжигать его всякий раз надо, руками шевелить. Вот и народится чудо какое трясучее. Да и… не люб, не люб он мне!»

Заметив, что Гражина безмятежно уснула, Предслава дала волю слезам. До кома поперёк горла, до щемящей боли захотелось ей стать матерью, воспитывать здоровых сыновей, наставлять их, учить. Да и наследники бы народились богемской короне. И что же ей теперь делать? Сотворить грех с кем-нибудь из пажей?! Но где же гордость её, дочери великого Владимира?! Нет, нет! Надо оставить эти грешные помыслы, молиться, и тогда… Бог всё определит, Он поможет ей, непременно поможет. Вон у Авраама с Саррой родился же сын, когда были они уже стары. Следует уповать на Бога и ждать… ждать чего?

«Любви», – будто сказал ей кто-то шёпотом в ночной тьме, заставив вздрогнуть.

Отчего-то это слово, ласковое, тихое и нежное, успокоило Предславу. Она повернулась на бок, вытерла слёзы и вскоре безмятежно заснула. Тревожные мысли оставили её, отступили, ушли, провалились куда-то, уступив место такому тихому и ласковому, поистине ангельскому слову.

Глава 38

Сама не зная зачем, но утром следующего дня Предслава особенно долго и со тщанием покрывала румянами щёки, пудрила свой иконописный носик, сурьмила изогнутые дуги бровей. Не доверяя служанкам, всё делала сама. Покрыв уста тонким слоем коринфского пурпура, выписанного из Византии, поглядела на себя в зеркало. Хороша была молодица, ничего не скажешь. Челядинка-чешка надела на голову княгини кику с деревянными, обшитыми сафьяном наушниками и прикрепила к ним серебряные колты с зернью. В колтах помещены были драгоценные аравитские благовония. Ещё раз придирчиво оглядела себя молодая княгиня, мягко улыбнулась, довольная своим видом.

Гражина ахнула от восхищения:

– Ой, княгинюшка, сколь красна ты еси! Солнышко ясное!

Слова её оборвала появившаяся на пороге пани Эмма.

– Светлая княгиня! Тут один парень безделушки медные принёс. Тебе показать желает.

– Вели звать его! – приказала Предслава, поднимаясь с лавки.

Она сразу узнала вошедшего. Матея Хорват низко, но без раболепия, поклонился ей и стал доставать из сумы и выкладывать на стол медные изделия.

– Видела тебя днесь, хлопец, – молвила Предслава. – Не впервой ты здесь, верно. Услыхала невзначай, о колоколах ты речь повёл. Льёшь колокола, али