Клара Фехер - Море
Доходя до этого места, бабушка каждый раз вставала со скамейки, тяжелыми шагами двигалась на кухню и снимала со стены картину, висевшую над ее железной кроватью. Картина была без рамки и представляла собой простой кусок картона с наклеенной на него цветной литографией, изображавшей море.
Бледно-голубое, безоблачное небо, гладкая лазурная поверхность воды. Там, где море сливалось с небом, виднелся белоснежный корабль, а над безбрежной синевой таинственно выступала зеленая пальмовая ветвь.
«Море, — торжественно произносила бабушка. — Смотри, нет у него ни конца, ни края, оно простирается до самых звезд. Море могучее. Если когда-нибудь оно взбесится, то затопит землю. Море щедрое, возле него растут финиковые пальмы, по нему скользят белокрылые корабли. На палубе играет музыка, и в дивных платьях танцуют люди. Всё графы да графини… С моря доносятся чудные песни, вот послушай…»
И Агнеш, прижавшись к коленям бабушки, кто знает, в который раз, слушала одни и те же слова, один и тот же голос, слушала «Санта Лючию»… И в восемнадцать лет она смотрела на картину так же, как когда-то, когда ей было пять или шесть лет. Она снова представляла себе, как начинают покачиваться нарисованные волны, как они с пеной дробятся о берег, слышала, как шумит морская ширь. Ею овладевало неудержимое желание сорваться с места, убежать, забраться под пальмы, сесть на скалистом берегу и, упиваясь морем, смотреть и смотреть на него…
«Эх, до чего же хорошо море, а?» — шептала старуха и снова вешала картину на облупившуюся стену. Видение исчезало.
Бабушка умерла зимой сорок третьего года. За неделю до того, как почтальон принес письмо о «героической смерти» солдата Яноша Шомоди. Имущество растащила родня. Картину, очевидно, выбросили. Но вот Агнеш видит ее опять.
Она снова начинает шириться и расти.
Агнеш стоит на берегу моря. Пальмовая ветвь колышется под ветром; среди смарагдовых прибрежных лесов, лаская глаз, ютятся приветливые виллы с просторными террасами. На желтом бархатном пляже под полосатыми зонтами загорают веселые люди. Дети гурьбой мчатся в воду, бросая свои огромные, пестрые мячи до самого неба.
Они стоят на берегу вдвоем с Тибором. Тибор, как бы оберегая ее, одной рукой с любовью прижимает к себе, а другой указывает вдаль, на белоснежный корабль. «Я увезу тебя на нем…» Но вот в руках Тибора блеснули два граненых бокала. За что им выпить? За мир? За счастье? «Корабль уйдет, — в ужасе кричит Агнеш, — корабль уйдет!» И действительно, из трубы парохода вырываются пламя, дым, красные искры, на море поднимаются огромные волны, уходящий корабль оглашает все вокруг ревом, да таким страшным, что стынет кровь. Раз, другой.
Агнеш вздрогнула. Опьяненная сном, с трудом возвращаясь к действительности, она выглянула в окно. На улице грозно ревели на разные лады сирены, по небу нервно метались лучи прожекторов и, словно надрываясь от кашля, рявкали зенитные орудия. Где-то в вышине, будто тысячи грохочущих подвод, проносились с гулом страшные птицы; двери и окна, как живые, казалось, плакали и дрожали. Снопы света от прожекторов и ракет осветили Агнеш. Прижимая к себе письма Тибора, она опустилась на колени, закрыла глаза и, уткнувшись головой в кресло, горько заплакала от страха.
Утро в день побега
На какие-то две-три минуты девушка забывалась тяжелым сном, но, боясь проспать, в ужасе снова вскакивала.
Светать стало рано. В четверть пятого уже довольно хорошо можно было видеть циферблат часов. В половине пятого Агнеш осторожно заперла письменный стол, спрятала письма в портфель, еще раз окинула взглядом контору и направилась к выходу. Она сантиметр за сантиметром преодолевала расстояние до двери прихожей. Ей не хотелось выходить чересчур рано, чтобы не пришлось долго выжидать на лестничной клетке. Стоя у самой двери, Агнеш попыталась выглянуть в коридор. Однако матовое стекло было настолько толстое, что ничего не было видно. Услышать тоже ничего не удавалось: во дворе царила гробовая тишина. Кто сегодня дежурный по ПВО? Боже мой, а что, если тетушка Варга… или кто-нибудь именно с этого этажа?
С бьющимся сердцем Агнеш неторопливо пробовала открыть узенькое окошко на одной из створок двери. Но образовавшаяся щелка оказалась слишком мала, и девушка ничего не увидела. Соблюдая осторожность, она продолжала терпеливо открывать окошко дальше и делала это так медленно, что если бы кто-нибудь посмотрел снизу, то вряд ли что-либо заметил бы. Щелка увеличилась еще на сантиметр, затем еще на столько же. И тут Агнеш оцепенела от ужаса. На втором этаже стоял инспектор ПВО Дюси Свобода и таращил глаза именно в ее сторону. «Только не двигаться, застыть на месте», — с отчаянием подумала Агнеш, чувствуя, как ее пробирает дрожь. Сколько это длилось, две минуты или вечность? Свобода вдруг повернулся и, сунув руки в карманы, пошел, насвистывая, проверять коридоры на этажах.
Часы показывали без четверти пять. Когда же представится случай убежать отсюда? И дождаться ли ей вообще такого случая?
Дюси Свобода уже шел обратно. Он снова посмотрел в ее сторону, затем направился к себе в квартиру. Вскоре парень вынес на балкон кресло, уселся спиной к Агнеш и, поставив ноги на решетку, как какой-нибудь турецкий паша, углубился в чтение книги.
— Отче наш иже еси на небеси, — зашептала Агнеш. Она закрыла окошко и осторожно повернула ключ в скважине. Замок снова громко щелкнул. От страха у девушки так забилось сердце, что, казалось, она вот-вот упадет. Хорошо еще, что задержалась на какую-то минуту. Медленно, очень осторожно она чуть приоткрыла дверь. Свобода все в том же положении продолжал читать. Агнеш шла, стараясь ступать как можно тише, прикрыла за собой дверь, на какой-то миг прижалась к стене, затем, так же неслышно ступая, шмыгнула на лестничную площадку. Дежурный ПВО, ничего не замечая, очевидно, горел нетерпением узнать, догонит ли шериф короля памп Билля.
На лестничной клетке никого не было. А что, если кто-нибудь появится, спеша на работу или к поезду? Было бы разумнее всего быстрее сойти вниз, спрятаться за дверью, ведущей в подвал, и дождаться, когда откроют ворота.
Крадучись, по-воровски Агнеш спустилась на первый этаж. Осмотрелась. Кругом ни души. Пробираясь к подвалу, выглянула во двор. И вдруг даже сердце перестало биться от удивления. Ворота уже были широко распахнуты, и их никто не охранял. В углу, как обшарпанные старые попрошайки, стояли мусорные корзины, заполненные доверху стручками зеленого горошка, листьями редиски.
Забыв обо всем на свете, Агнеш, громко стуча каблуками, побежала под свод ворот, к выходу. Она была несказанно рада, что ей наконец посчастливилось выбраться на свободу. На улице движение еще не началось. Пустынный переулок продолжал спать после трудной ночи, лишь на углу проспекта Андраши с грузовика сносили тяжелые ящики. Пройдя мимо Оперного театра, Агнеш свернула на пустынную улицу Лазар, остановилась у водосточного колодца и принялась бросать в него клочки изорванных ночью писем. Подобно крохотным снежинкам, падали они вниз и исчезали в грязной воде канализации. Последнюю пригоршню она прижала к своему лицу. Затем все кончилось. Оставив позади улицу Лазар и выйдя на проспект Вильгельма, Агнеш обнаружила в кармане засушенную гвоздику. Это из того букета, который принес ей Тибор в тот памятный воскресный вечер. Она зажала в руке поблекший и утративший запах цветок, погладила его и снова спрятала в карман.
И Агнеш решила не уезжать из Будапешта. Ей вспомнился склад. Как это она забыла о нем, об этом складе!
А между тем сколько раз он служил ей убежищем и любимым местечком еще с детства!
Он принадлежит предприятию ее крестной, но расположен не на Вацском шоссе, а здесь, в самом центре города. Настоящий волшебный замок с маленькими и большими казематами. В одном хранятся рулоны мануфактуры, в другом — бочки с краской, в третьем — дубленые кожи с резким запахом, готовые сапоги, седла… Как-то раз, еще будучи ученицей начальной школы, она получила плохую оценку по рукоделию. Тогда, снедаемая горем, Аги спряталась внутри склада и ее отыскали лишь поздно вечером. Только бы крестная позволила провести там несколько ночей! На складе и умывальник есть, и телефон, да к тому же мама Юлишка и кушать бы приносила… Если в конторе удалось провести ночь и никто ее не обнаружил, то на складе в миллион раз безопаснее! И, что важно, он совсем рядом, на проспекте Карой.
У Агнеш сразу стало так легко на душе, будто ей больше не грозила никакая опасность. Казалось, даже деревья на проспекте Вильгельма, и те приветливо махали ей ветками.
На углу улицы только что открылся молочный павильон. Но у Агнеш не было при себе карточки, и поэтому она купила пачку кекса и с хрустом съела его. В лучах утреннего солнца она пошла дальше, размахивая портфелем и напевая про себя на мотив «Пасторали»:
