Последние саксонцы - Юзеф Игнаций Крашевский
Князю доносили на фаворитов пани, ей – на любимцев мужа. Обычно находился какой-нибудь modus vivendi и вытягивал из беды, каждый из них на свою руку, но накапливался гнев, а потом неожиданно наступал взрыв. Княгиня получала спазмы и слабела, князь должен был жалеть её за грехи, прощать и смягчать.
Гостей бывало достаточно, но не таких, каких желала панна Аньела.
О развлечениях думали редко. Князь, когда хотел провести весело время, выезжал в соседний фольварк и там приглашал мужское общество на холостяцкую охоту. У княгини были визиты родственников, подруг; она с ними закрывалась и никого не допускала.
Оставались большие праздничные церемониальные приёмы, воскресные приёмы набожных людей из костёла, приглашения на обеды… и вечера для фрауцимер, на которые приходили на танец высшие чиновники и военные.
Панна Аньела страшно крутила носиком… того, чего она хотела, вовсе не было.
Она услышала, что к фрейлин в целом презрительно относились и называли Ловчанками. Поэтому она старалась выбраться из круга Ловчанок, как панна стражниковна Троцкая; но этого понять не хотели.
Она надеялась быть наперсницей и подругой гетмановой, а, побыв там несколько дней, убедилась, что этого не удостоится.
Она приобрела только то, что княгиня её порой использовала для чтения вслух французской комедии и для написания малозначительных писем, потому что, когда нужно было конфиденциально отправить, писала их сама, без орфографии, неумело, но не доверяя их никому.
Толочко теперь почти не покидал Высокого, ухаживая за панной Анной. Лишённая всяких прочих кавалеров и надежды, ставя его выше Буйвида, стражниковна постепенно начала осваиваться с мыслью, что в конце концов могла бы выйти замуж и за него.
Из своего дома она обещала себе сделать приёмную резиденцию, которая бы привлекала благородное общество.
Однако же осторожная, она только в крайнем случае готова была удовлетвориться паном Толочко.
Высокое во время пребывания там гетмана с супругой, хоть имело панский вид, многочисленный двор, множество осаждающих просителей и клиентов, из-за экономии, потому что дела гетмана были плохи, держалось в будние дни на очень неказистой ноге, так что панна Аньела должна была за свои деньги покупать себе что-нибудь в городе, чтобы не умереть с голоду.
При гостях иногда была большая роскошь, потом вдруг такая сдерженность, что и на фольварке не могла быть хуже. В целом порядка не хватало, а никто его навести не умел.
Жизнь княгини казалась очень деятельной, хотя ничего не делала. Ещё не пришёл для неё тот возраст, когда набожность заменяет всё. Гетманова хотела быть молодой и красивой и была ею ещё, но не такой очаровательной, как в первой молодости, когда из-за неё все теряли голову.
Поэтому она развлекалась, как могла, сначала написанием писем, политическими интригами и сплетнями, наконец вышивкой орнаментов, ради которых у прялок сидело множество бедных девушек, и те для неё вышивали все платья, плащи, белые орнаменты и кружева на шелках.
Сама же гетманова находила рисунки, подбирала цвета и составляла те чудеса, которыми потом отличались её платья. Панна Аньела, которая хотела в этом быть полезной, оказалась совсем неспособной. В её убеждении были это рукоделия, которых благородные пальчики не должны были касаться.
К столу, хотя бы гостей не было, а редко случался день, чтобы кто-нибудь не приехал, садилось по крайней мере двадцать с лишним особ. Но там происходили весьма тривиальные беседы на польском языке и развязностью напоминали Буйвида.
Княгиня-гетманова всегда была кокетливой и сентиментальной, всегда кого-то имела в уме и сердце, но на первый взгляд никого суровей, чем она, не было. Может, чем больше себе позволяла, чем сильнее заботилась о том, чтобы сохранить в тайне… сердечные отношения.
Во время больших церковных торжеств сурово следили, чтобы двор от них не увиливал и шёл в костёл. Панна Аньела также была вынуждена часами сидеть с книжкой на богослужении.
Словом, расстройств в этой жизни было множество, а развлечений очень мало. Она даже не смела жаловаться на это Толочко, который для услады этого существования привозил только изысканные сахарки, шоколад и разные деликатесы.
По ночам бедная стражниковна заливаясь слезами.
* * *
Не повезло панне стражниковне в Высоком, но она была слишком горда, чтобы в этом признаться; напротив, она умела сделать весёлую физиономию и не показывать по себе княгине, что тут во всём разочаровалась. Один только Толочко знал, что об этом думать.
Этот бедолага, всё больше привязываясь к девушке, из-за этого попал в неволю и мог бы жаловаться на собственную неосторожность, что дал так заковать себя, но любовь ему всё подслащала. Девушка в душе смеялась над ним, но не отталкивала его, чтобы иметь хоть одного слугу для приказов. Но никому в этом так не повезло, как пани гетмановой, которая никогда не видела в Толочко такого преданного слугу, как теперь, когда от неё и через неё ожидал руки Аньелы.
У гетмановой было множество дел, которые ей заменяли былые романы и интриги, а для тех Толочко постоянно был нужен.
Она могла воспользоваться им, как хотела, он молчал. Даже в своих денежных потребностях, когда без ведома гетмана ей нужно было взять взаймы на простое обязательство, Толочко должен был или сам дать или найти капиталиста, который бы хотел отсчитать деньги без залога, без внесения документов в акт.
И польный гетман и сама пани погрязли в этой гражданской войне, которая делила страну на два лагеря. Княгиня – внешне в согласии с мужем, он же – согласно предписаниям, какими его обеспечивали более опытные люди.
Будучи с Радзивиллом ни так ни сяк, гетман полностью с ним не разрывал, напротив, он стоял будто бы на той стороне и ей помогал, хотя она желала наихудшего князю-воеводе и радовалась его унижению.
К Чарторыйским тянула её тайная любовь к литовскому стольнику, которая уже постепенно из-за его равнодушия перерастала в ненависть.
Постоянно что-то советовали, интриговали, приготавливали, потому что, победив в Вильне, нужно было установить в Короне преобладание этой королевской партии, также и в Пиотркове не позволяя Чарторыйским иметь своего Трибунала.
Съезжались на консилиумы и конференции то в Белосток у великого коронного гетмана, то в Несвиж.
Даже из вышестоящих особ было много таких, как гетман, – неопределённого цвета.
Подозревали Массальского, Литовского гетмана, который имел какую-то обиду на канцлера, что и он готов был отступить от него… лишь бы немного ему подольстился.
Положение гетмана Браницкого, который был женат
