А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)
Свадьба вбивала также клин в отношения между когда-то лучшими подругами – молодой Императрицей и Зиной Юсуповой, матерью Феликса-младшего. За спиной Александры Фёдоровны лицемерно воинствующая стареющая праведница Зина сделалась в свете ярой противницей Распутина, подхватывая и распространяя всякую клевету на Александру Фёдоровну. Так что интрига «Гневной» против невестки становилась очень разветвлённой и многоходовой.
Во-первых, решался очень важный материальный вопрос. Феликс остался, после гибели на дуэли его старшего брата, единственным наследником несметного состояния, вероятно самого большого в России. Ничто не свидетельствовало, что его отец, старый князь Феликс, мог успеть в ближайшие годы промотать это состояние, хотя и отличался вздорным нравом, унаследованным и его сыном. А материальное положение самой Ирины, поскольку она хоть и была внучкой Императора, но, согласно положению, являлась не великой княжной, а всего лишь «княжной Императорской крови», было не блестяще. Государственных выдач по цивильному листу ей уже не полагалось, а Ксения и Сандро не могли ей выделить достаточно большого приданого.
А что касается вздорности характера Феликса, считала вдовствующая императрица, то стерпится – слюбится. Это мало беспокоило её, потому как она сама всю жизнь страдала от крутого характера собственного супруга и только после его смерти почувствовала наконец вкус к настоящей жизни.
Теперь Мария Фёдоровна решила взяться за старших внучек и вывести их в свет, чтобы постепенно оторвать от Аликс и выдать замуж по своему разумению. Она просила также свою дочь Ольгу почаще приглашать племянниц к себе в Петербург и Павловск, чтобы «дикарки из Царского Села» постепенно могли выходить из-под влияния Аликс. Сегодняшний бал призван был стать началом этой долгой и коварной работы властной бабушки…
Великие княжны Ольга и Татьяна, разумеется, не представляли себе никаких подобных сложных расчётов и интриг придворной жизни. Maman и Papa воспитывали их действительно вдали от парадности и суеты большого света, может быть – даже слишком прививая ценности большой и дружной буржуазной семьи. Девочки обязаны были трудиться целый день, либо занимаясь рукоделием, либо изучая языки и другие полезные для современной дамы предметы, либо музицируя. Ольга и Татьяна обожали Чайковского и других русских композиторов. Когда в гости к маме приходила Аня Вырубова – а это бывало почти каждый день – или когда они вместе отдыхали в финских шхерах на яхте «Штандарт», то попеременно, в четыре руки с Аней, играли особенно любимые 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Они были очень устойчивы к лести, искренне любили своих служащих и знали, как и Papa, по именам и отчествам не только их, но и всех офицеров «Штандарта», Конвоя и полков, шефами которых числились, а также служащих Александровского дворца…
Mama всегда учила их, что надо быть хорошими и воспитанными девочками, а для этого – первыми здороваться с теми, кто старше тебя, независимо от того, какое положение они занимают, улыбаться всем людям, хотя, может быть, и не любишь кого-то, быть хотя и экономными, но добрыми и не жалеть ни денег, ни сил для нуждающихся, никогда не капризничать и помогать друг другу.
Они и стали очень хорошими. Но, как всякие дети, они были ещё ужасно смешливы. И, увидев теперь на балу так близко растерянное лицо уланского корнета, который поразил их в Костроме своим рыцарски-мальчишеским ухаживанием за Татьяной, сёстры не переставали хихикать и делать друг другу какие-то знаки, идя в самом конце процессии, состоящей из царственных особ и дипломатов вперемешку.
Два старца, на попечение которых были отданы Ольга и Татьяна, барон Фредерикс, министр Двора, и барон Мейендорф-старший, занимавший весьма экзотическую должность при царскосельском дворе – «начальника великих княжон», привычно следовали ритму полонеза, изысканно ведя Ольгу и Татьяну, как это делали уже по пятьдесят лет на придворных балах трёх царствований. Но сегодня они никак не могли понять, что именно так возбудило их подопечных, когда великие княжны вошли в Белый зал. Нет, девочки не выходили из рамок приличий, но почему-то всё время пересмеивались, закатывали глаза и делали друг другу какие-то непонятные знаки.
Длинная колонна проплыла по середине зала среди толпы приглашённых, среди которой были самые сливки высшего общества Петербурга. Полонез окончился, дирижёр бала барон Мейендорф-младший подлетел к хозяйке – вдовствующей императрице и что-то сказал ей. Та царственно кивнула головой.
Пётр от знатока-кавалергарда знал, что сейчас дирижёр бала и его помощник должны приступить для открытия первого контрданса к формированию двух каре – в каждом от ста до двухсот танцующих. Корнет не спускал глаз с Татьяны, раздумывая, броситься ли к ней с приглашением на контрданс или дождаться того, как распорядится судьба.
Он видел, как Татьяна что-то шепнула на ушко Ольге, потом они обе стали в чём-то убеждать барона Мейендорфа-старшего. Тот властным жестом подозвал дирижёра бала и сделал ему какое-то распоряжение, глядя в сторону Петра. Корнет от волнения словно прирос к своему месту.
Барон Мейендорф-младший приблизился к Петру и, спросив его на всякий случай, он ли корнет граф Лисовецкий, сказал, не тая удивления в голосе:
– Идите скорее к великой княжне Татьяне Николаевне! Она спрашивает, свободны ли вы ещё как «кавалер для танцев»?
– Конечно свободен! – выпалил Пётр и не забыл поблагодарить барона за высокую честь.
Сам не помня как, он ловко прошёл через толпу и очутился перед Татьяной. Благовоспитанная княжна присела перед ним в книксене, а он не знал, можно ли ей поцеловать руку. Но поскольку она не подала её ладонью вниз, как подают для поцелуя, вопрос был исчерпан.
Пётр лихо щёлкнул каблуками со звонкими бальными шпорами, тряхнул кудрявой белокурой головой и нахально заявил:
– Ваше высочество! Могу ли я пригласить вас на все танцы подряд?
Корнет сразу забыл все поучения старших начальников, и ему стало море по колено.
Татьяна зарделась и умоляюще посмотрела на Петра.
– Только не обращайтесь ко мне со словами «ваше высочество», – наклонила она голову, а затем, рассмеявшись, добавила: – А то я дам вам отставку как моему «кавалеру бала»…
К Ольге Николаевне в этот момент приближался великий князь Дмитрий Павлович. Он бросил любопытный взгляд на корнета, подал руку Ольге и хотел увести её в другое каре. Старшая сестра, повинуясь своему кавалеру, всё-таки успела обернуться к корнету и дать ему со смешком рекомендацию:
– Соглашайтесь, граф! В отставке, наверное, будет скучно…
Наконец два каре были готовы. Первый контрданс состоял из шести фигур, которые пары исполняли одновременно по командам на французском языке, даваемым дирижёром бала и его помощником. Зазвучала музыка, ритмичный танец начался, и Пётр с радостью отметил, что его партнёрша движется, пожалуй, лучше всех в их ряду. Татьяна тоже заулыбалась, поскольку никак не ожидала от этого крупного юноши столько изящества и лёгкости в движениях.
Неподалёку от них танцевал Государь Император. Он с таким же обожанием, как Пётр на Татьяну, смотрел на Александру Фёдоровну. Царица, неприступная и холодная в полонезе, танцуя напротив своего Ники, совершенно преобразилась. Не осталось и следа от её холодности.
Государь был в любимом им мундире лейб-гвардии гусарского полка, эскадроном которого он командовал в юности, и танцевал как истинный гусар – лихо и искромётно. Государыня двигалась удивительно пластично в такт музыке, и только очень большие недоброжелатели не хотели признать, что первая пара в первом каре – гармонична и артистична. Но беспристрастный наблюдатель, а таких в зале были считанные единицы, понимал, что высокая любовь, соединяющая Николая Александровича и Александру Фёдоровну, создаёт в их танце высокий сплав искусства и души.
Напротив Татьяны и Петра танцевали Ольга и Дмитрий. Пётр, хотя и был весь поглощён своей партнёршей, впитывая радость от каждого её движения или прикосновения к нему, от каждого лукавого взгляда, иногда вдруг туманившегося иронией, всё-таки заметил, что великий князь Дмитрий Павлович был печален не по времени и месту, а Ольга смотрела на него то влюблённо, то вопросительно, то недоумевающе. Она, видимо, не понимала, что с ним творится, а девичья гордость не позволяла прямо спросить об этом у человека, в которого до сих пор была влюблена, хотя их помолвка по каким-то непонятным причинам стала недействительной.
Контрданс закончился, дирижёр бала объявил мазурку. Государь и Государыня, хозяйка бала – вдовствующая императрица – решили, что теперь надо отойти в сторону и отдать весь зал для веселья молодёжи, для которой и был назначен бал.
Дирижёр бала во время контрданса внимательно присматривался к танцующим для того, чтобы определить, кого же ставить в первую пару на мазурку. Когда начались приготовления к этому искромётному танцу, барон Мейендорф-младший без колебаний подошёл к Татьяне и Петру и предложил им идти первыми. Лучшего выбора он сделать не мог.
