А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

А. Н. Сахаров (редактор)

Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

(Романовы. Династия в романах — 2)

ЕКАТЕРИНА II

Глава 1. На пути к трону

В морозный зимний день 25 декабря 1761 г. в праздничном рождественском перезвоне колоколов петербургских церквей и храмов зазвучали вдруг траурные ноты: с быстротой молнии по городу распространилось известие о кончине императрицы Елизаветы Петровны. Завершилось двадцатилетнее царствование «державной дщери Петровой», была перевернута еще одна страница русской истории. Страна замерла в ожидании перемен…

Тем временем в церкви Зимнего дворца высшие чины империи собрались для принесения присяги новому государю. Петр III «был вне себя от радости и оной нимало не скрывал, и имел совершенно позорное поведение, кривляясь всячески и ничего не произнося, окроме вздорных речей, не соответствующих ни сану, ни обстоятельствам, представляя более смешнаго Арлекина, ежели инаго чево, требуя, однако, всякое почтение». Вечером того же дня во дворце состоялся торжественный ужин: «Стол поставлен был в куртажной галерее персон на полтораста и более, и галерея набита была зрителями. Многие, не нашед места за ужином, ходили также около стола… У Ивана же Ивановича Шувалова, хотя знаки отчаянности были на щеке, ибо видно было, как пяти пальцами кожа содрана была, но тут, за стулом Петра III стоя, шутил и смеялся с ним… Ужин сей продолжался часа с полтора», — писала Екатерина II.

Рядом с новоиспеченным императором сидела хорошо сложенная молодая женщина с густыми каштановыми волосами, изящными руками и умными живыми глазами на высоком лбу. Она не была красавицей, как покойная императрица, но и сейчас, и много позже все находили ее необыкновенно привлекательной. Ее глаза были заплаканы, на ней было траурное платье, и она с опаской поглядывала по сторонам, пытаясь понять, как следует себя вести в новых обстоятельствах. Это была жена Петра III Екатерина Алексеевна, которой всего через шесть месяцев суждено было стать самодержавной императрицей Екатериной II…

Давно уже стало традицией, приводя девичье имя и титул будущей Екатерины Великой, родившейся 21 апреля 1729 г., отмечать ее «незнатное происхождение». В действительности София Августа Фредерика, принцесса Ангальт-Цербстская, родилась в семье хоть и небогатой, но достаточно известной. Правда, таких «владетельных семейств» в раздробленной в ту пору Германии было немало. И так же как отец Екатерины, принц Христиан Август, многие их представители находились на службе у прусского короля. В момент рождения дочери принц Ангальт-Цербстский командовал полком, расквартированным в Штеттине (ныне г. Щецин в Польше), и имел генеральский чин, а позднее стал фельдмаршалом и комендантом этого города. Мать же Екатерины, принцесса Иоганна Елизавета, принадлежала к Голштейн-Готторпскому княжескому дому. Ее отец был младшим братом герцога Голштинского Фридриха IV и после его смерти в 1702 г. стал регентом при малолетнем герцоге и своем племяннике Карле Фридрихе, том самом, который впоследствии женился на дочери Петра Великого Анне и был отцом Петра III. Родной брат принцессы Иоганны Елизаветы (и соответственно дядя Екатерины) Адольф Фридрих в 1751 г. стал шведским королем. Двадцать лет спустя его сменил его сын Густав III, двоюродный брат Екатерины. Другой брат Иоганны Елизаветы, Карл Август, был женихом цесаревны Елизаветы Петровны. Он умер в Петербурге в 1728 г., не успев обвенчаться со своей невестой, и она на всю жизнь сохранила о нем романтические воспоминания.

Детство Екатерины прошло в основном в штеттинском замке, который, однако, «домом» семьи не считался. «Дом» был в Цербсте, где находился родовой замок и куда маленькая Екатерина нередко заезжала вместе с матерью по пути в Берлин, Гамбург, Эйтин или Брауншвейг. Принцесса Иоганна Елизавета, будучи почти вдвое моложе мужа, имела слегка авантюрный характер, была красива, энергична, непоседлива и явно предпочитала светскую жизнь при дворе или в гостях у богатых родственников жизни с мужем в отдаленном Штеттине.

У маленькой Екатерины, по-видимому, не возникло привязанности ни к какому определенному месту, которое она могла бы считать своей родиной, и к пятнадцати годам она была готова полюбить то место на земле, где ей могло улыбнуться счастье. В кругу, где она росла, было немало таких же принцесс, чье приданое заключалось главным образом в их «голубой крови». Самой счастливой и везучей тут считалась девушка, удачно вышедшая замуж и сумевшая в результате брака приобрести какую-нибудь корону. Екатерине же еще в детстве было предсказано, что она будет увенчана сразу тремя коронами. Не случайно на девочку сильное впечатление произвела встреча с герцогиней Брауншвейг-Вольфенбюттельской, чьи внуки царствовали в то время сразу в четырех странах — Австрии, Пруссии, России и Дании.

В семье Екатерину называли Фике, и она росла подвижной, веселой и независимой. Ее гувернантка, француженка-гугенотка Елизавета Кардель отмечала в ней независимый нрав, а сама Екатерина более всего любила играть с другими детьми, предпочитая при этом грубоватые мальчишеские игры спокойным и чинным играм девочек. Домашние учителя обучали принцессу тому, чему и положено было учить девушку ее круга, — немецкому и французскому, музыке и богословию. Отношения с матерью не были особенно сердечными. Считалось, что шансов на удачное замужество у Фике немного, и принцесса Иоганна Елизавета старалась воспитывать дочь в строгости, подавляя всякие проявления гордости и высокомерия. Того и другого у девочки было, видимо, вдоволь, и мать заставляла ее целовать край платья у знатных дам, приезжавших к ним в дом, полагая, что таким образом маленькая Фике станет смиреннее. Но получилось наоборот: Екатерина научилась скрывать свои истинные чувства и притворяться, что очень пригодилось ей впоследствии. Уже в детстве она была склонна к самостоятельным рассуждениям и позднее вспоминала, что «сохранила на всю жизнь обыкновение уступать только разуму и кротости».

Интересную характеристику юной Екатерине дала одна знавшая ее в детстве мемуаристка: «Я… могла думать, будто знаю ее лучше, чем кто-либо другой, а между тем никогда не угадала бы, что ей суждено приобрести знаменитость, какую она стяжала. В пору ее юности я только заметила в ней ум серьезный, расчетливый и холодный, но столь же далекий от всего выдающегося, яркого, как и от всего, что считается заблуждением, причудливостью или легкомыслием. Одним словом, я составила себе понятие о ней как о женщине обыкновенной». Впрочем, это заключение говорит скорее о том, что мемуаристка была не слишком проницательна, ведь вряд ли можно назвать обыкновенной женщину, уже в детстве отличающуюся «серьезным, расчетливым и холодным» умом, не склонную к причудам и легкомыслию. И разве не эти качества столь важны для политика? Судя по всему, принцесса Фике уже в юные годы обладала многими из тех черт, которые и сделали ее позднее Екатериной Великой.

Беззаботное детство окончилось 1 января 1744 г., когда на имя принцессы Иоганны Елизаветы пришло письмо из далекого Петербурга от императрицы Елизаветы Петровны, приглашавшей ее с дочерью прибыть в Россию. Письмо ожидали, ибо его появлению предшествовала длительная интрига, в которой участвовал даже король прусский Фридрих II. Он, как и российская императрица, королем стал недавно, но у него были грандиозные планы, для исполнения которых ему необходимо было иметь в Петербурге верного человека. И вот, когда Елизавета Петровна стала подыскивать невесту для наследника престола великого князя Петра Федоровича, Фридрих сделал все возможное, чтобы ею стала принцесса Фике, с чьей матерью его связывали дружеские отношения.

Уже через несколько дней вся семья отправилась в Берлин, где Екатерина в первый и последний раз в жизни имела возможность лицезреть короля прусского, которому через несколько десятилетий предстояло стать ее соперником и партнером по международным делам, а 17 января она навсегда простилась с отцом, которого, как писала позже, очень любила. По ее словам Христиан Август «был человек прямого и здравого смысла, с которым он соединял много знаний», а его убеждения были «неколебимо религиозны». Последнее обстоятельство уже вскоре заставило Екатерину в письмах к отцу изворачиваться и лукавить, утверждая, что православная вера, в которую ей пришлось обратиться по приезде в Россию, почти ничем не отличается от протестантской[1].

Путешествие в Россию было похоже на сказку и оставило в памяти будущей императрицы неизгладимый след. Уже в первом российском городе — Риге их встречали с необычайной и непривычной для них торжественностью. Когда 29 января (по старому стилю) мать и дочь покидали этот город после непродолжительной остановки, их сопровождали эскадрон кирасир и отряд Лифляндского полка, не говоря уж о свите из вельмож и офицеров. Они ехали в императорских санях, обитых изнутри соболями. Соболья шуба — первый подарок императрицы — была и на плечах Екатерины. Никогда прежде их не окружали такой почет и роскошь. 3 февраля они прибыли в Петербург. Тут перед глазами изумленных путешественниц предстали великолепный императорский дворец, знатные вельможи, русские люди, катающиеся на масленицу с ледяных гор, и слоны — подарок Елизавете Петровне от персидского шаха. Потом путь продолжился до Москвы, где находилась в то время императрица. Первая встреча с ней произвела на юную принцессу неизгладимое впечатление. «Когда мы прошли через все покои, — вспоминала впоследствии Екатерина, — нас ввели в приемную императрицы… Поистине нельзя было тогда видеть ее в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая… Ее платье было из серебряного глазета с золотым галуном; на голове у нее было черное перо, воткнутое сбоку и стоявшее прямо, а прическа из своих волос со множеством брильянтов».